О розах и молитвах

Madonna mia. Дьявол побрал бы эти сады. Когда розы начинают цвести, все разом, Меркуцио задыхается. Ему не хватает воздуха, поэтому он улучает момент, когда никто не видит, и оттягивает ворот камича, выдыхая и жадно вдыхая снова. Впрочем, он не уверен, что это из-за роз. Дьявол побрал бы этого Ромео. Меркуцио привычно отыскивает его в нарядной толпе - тонкая мальчишеская, почти детская фигура, нежная грация движений, ресницы, тень от которых ложится на щеку. Меркуцио невольно сжимает и разжимает пальцы на эфесе клинка и думает, сошел ли он с ума сейчас, когда высокий голос Ромео зовет его по имени, или раньше, когда в темной веронской арке, ведущей во двор, впечатывал его в стену, жадно сминая в поцелуе нежный розовый рот с мягким пушком над верхней губой, когда слушал и не слышал прерывистый страстный шепот, стаскивая с мальчишки ненужные, такие лишние тряпки? Сколько было у тебя таких моментов, а, Ромео? Бенволио, может быть, Тибальт? Меркуцио провожает Тибальта тяжелым темным взглядом, чувствуя продирающий по коже мороз. Слишком холодные ночи в Вероне? Вот уж нет. С Ромео они жаркие, нежные, как лепесток треклятой розы, легкие, как пух. И кто виноват, что эта нежность Ромео принадлежит всем - и никому? Кто виноват, что его ресницы дрожат, одинаково опускаясь, покоряясь, испытуя, не только перед Меркуцио? Он теряется в догадках. Он хочет знать. Иногда вспоминает все известные ему проклятия. А иногда - все известные молитвы. Essere compreso, quanto comprendere. Essere amato, quanto amare. Кто виноват, что ты полюбил, Меркуцио? И что ты отвергнут? Меркуцио задыхается. Он ненавидит розы на балконе Джульетты, соловьев и легкий запах ее духов, который принес на себе Ромео вчера. Он ненавидит Бенволио, запросто рассуждающего с Ромео о каждой его новой любви. Каждое слово ранит острее шпаги, и Меркуцио предпочел бы напороться на настоящий клинок. И Меркуцио кажется, что он ненавидит Джульетту. И Ромео. И всех Монтекки и Капулетти разом. Ненавидит так сильно, что иногда ему не хватает воздуха. А может, это розы? Когда Ромео так отчаянно, так искренне, бросается защищать его, разнимая их глупую бессмысленную драку с Тибальтом, Меркуцио понимает. Понимает, что истинное счастье умереть за того, кто дороже жизни, умереть у него на руках, захлебываться собственной кровью и выдохнуть, отпуская, наконец, потому что хоть одна догадка не оправдалась. Не Тибальт. Poiché sì è: Dando, che si riceve; Perdonando che si è perdonati; Morendo, che si risuscita a Vita Eterna.