Когда стихает вой

       Они никогда раньше не встречались друг с другом. И кто бы мог предположить, что после страшных событий этой весны они обе окажутся внезапно близки друг другу.        В их туманный и болотистый край тоже приходит лето, приходит солнце и тепло. Уходит страх перед чудовищем с болот, порастают дикими травами былые переживания, мощные челюсти времени пережёвывают прошедшие события, хрустят стеклом, и вместо целостного витража реальности перед взором предстают цветные осколки воспоминаний. Лето цветёт. День длится дольше, тропки удобно сухие – грязь, чавкающая грязь, больше не липнет к подошве, не марает мыски и каблучки, так некстати утопающие в сероватой массе. Нет, лето всё же пора чудесная.        Один чёрт знает, что потянуло Лауру на болота, в окрестности старинного Баскервиль-холла. Сама она подозревала в себе вину перед стариком Чарльзом, который только лишь из-за её слабости и доверия, только из-за одного-единого письма, погиб от величайшего, ужаснейшего потрясения. Погиб великодушный и щедрый человек. В конце концов, она снова обманулась. Ещё не разорваны окончательно путы мерзавца Лайонса, а она уже чуть было не угодила в рабство преступника Стэплтона. По собственной воле! Позволила себе надеяться и желать, позволила похоронить все сомнения. Дура Лаура, её отец оказался прав. Какая же дура...       Бэрил на болота гнало уныние, которое преследовало вдову в Мэррипит-хаусс. Она бы уехала из этого места, хотела бы уехать, но вина перед новым хозяином замка, что чуть было не погиб из-за проклятущей собаки мужа, и его отъезд, необходимый для пошатнувшихся нервов, заставляли её ждать. Она ещё помнила, как сэр Генри обхватил её плечи в объятии, помнила, как он чуть было не поцеловал её. Она хотела объясниться ему. Бэрил стыдилась себя, стыдилась страха перед мужем, стыдилась своей зависимости. Она гуляла по тропкам болота, всё ближе к Гримпенской трясине, где теперь покоился Джек.        В лабиринтах мыслей и переживаний плутали они и не сразу поняли, что идут навстречу друг другу. Лаура заметила броское пятно чёрного траурного платья лишь в пятидесяти шагах, узнала, потому что Джек рассказывал о своей сестре, о красавице со смоляными кудрями и тонкими чертами лица, лица теперь бледного и осунувшегося, но всё же нетипично красивого для англичанки, не прикрытого вдовьей вуалью. И Лаура неловко замерла. Бэрил же видела девушку впереди и вдруг вспомнила, как когда-то прохладным весенним днём видела в окне своего дома женщину. Она ещё тогда удивилась этой гостье, хоть и не могла разглядеть лица... Что же она могла здесь забыть? Только потом, в страшный день, подаривший ей рубец на шее, она узнала. Джек в ссоре, чтобы ударить побольнее, рассказал ей о её сопернице. И вот сейчас что-то в крови Бэрил, что-то в её чутком мироощущении вдруг указало она эту одиноко блуждающую девушку: вот-де, она, та сама Лаура Лайонс. Гнев вспыхнул в ясных тёмных глазах, но тут же потух. Злиться стоит только на Джека, ненавидеть стоит только его, как, впрочем, и себя. Она сама согласилась играть роль сестры, к чему винить эту девушку?       Каждая решила, что сворачивать с дороги не будет. Каждая подумала, что стоит просто пройти мимо, пройти и никогда больше не сталкиваться. Разминуться, как двое совершенно случайных прохожих. Но путь свой продолжили с совсем другими мыслями, сдерживая шаг, нарочно делая безразличный вид. Лаура смотрела по сторонам, не желая показывать своего интереса, Бэрил высокомерно задирала голову, не желая демонстрировать слабость. Но обе замерли в шаге до столкновения.        Взгляды встретились именно в тот момент, когда обе решили, что в соперничестве смысла нет, что уже всё кончилось, что нет уже неприязни. И эта самая секунда всё решила. Не будь этого признания – не было бы этого молчания, не было бы двух девушек, застывших изваяниями посреди залитой солнцем суровой природы Девоншира. Не было бы вдруг от обиды и обмана заслезившихся светло-карих глаз, не было бы посеревшего лица и побледневших красиво очерченных губ. Не было бы неловко приглашения.        Вот с него-то всё и началось.        Бэрил отослала горничную, теперь единственную слугу в этом доме, уединившись с неожиданной гостьей. Внезапная искренность и несчастье в горьких словах сделали Лауру белее полотна, ясно выделили крапинки веснушек на её лице, глубже врезались в черты складки у рта, эти же самые чувства заставили Бэрил отстегнуть верхнюю пуговицу платья и смять чёрный ворот за которым - доказательство жестокости человека, которого они обе когда-то любили. Когда-то очень давно, будто и не в этой жизни.        Солнце печёт, календарь лета застыл на втором месяце. Девушки прогуливаются вместе – в который раз. Каждая, по-своему непонятая, обретшая новую уверенность в этих встречах. Бэрил показывает некрупные цветы Hammarbya paludosa своей подруге, та улыбается, разглядывая растение, очаровательный румянец заливает её щеки. Они бродят по округе, рассматривают монолитные жилища древних людей, разведывают, где появятся вскоре полезные болотные ягоды.        Лаура боится, что не добьётся развода, вынуждена вновь обращаться за помощью к небезразличным к её беде людям. Бэрил считает деньги, понимая, что дольше не в состоянии держать прислугу и содержать дом. Раньше Джек уже вставал на скользкий преступный путь, поправляя финансовые дела, но он на дне трясины, а она не может работать, не умеет. Им не хватает отваги признаться друг другу в своих бедах, они берегут друг друга от лишних переживаний и при встречах только улыбаются.        Всё решается, когда обеих в учтивом визите посещает доктор Мортимер. Сперва он встречается с Бэрил, чтобы приободрить, доктор жалеет её и симпатизирует несчастной, которая попала под влияние ужасного человека, но всё равно хотела препятствовать убийству. Мужчина справляется о её делах и предлагает помощь, на правах старого друга. Бэрил рассказывает ему о своём намерении принести глубочайшие извинения сэру Генри, что вызывает у нескладного доктора живой отклик. Он обещает помочь вдове. На вечер следующего дня он видится с Лаурой, расспрашивает об успехах в освоении печатной машинки, радуется её быстроте и случайно проговаривается о положении вдовы Стэплтон, сам с собою размышляя о её положении. Добрый доктор и не подозревает о буре чувств, которая мгновенно рождается в груди Лауры и сметает всё на своём пути.       В ночь она сломя голову летит к Меррипит-хаус, до выжженных лёгких и боли в боку. Она стучится в двери дома, сметает служанку с дороги и мчит наверх. Миссис Стэплтон в недоумении, в необычайном волнении из-за этого вторжения, но её так трогает забота подруги... Конечно, Лауру она никуда не отпускает. Ночь стелется по земле, а болота даже летом - болота. Отпускать горничную проводить, заставить её саму возвращаться во тьме, к тому же сама Бэрил останется одна в пустом доме. В доме ужасных воспоминаний. До сих пор дверь, за которой Джек так жестоко связал её, закрыта на ключ, с того самого дня хозяйка дома не может заставить себя туда войти.       Для Лауры готовят комнату. После того, как прислуга отходит ко сну, они ещё сидят вместе и беседуют. Теперь уже начистоту. Лаура сетует на положение женщины в Англии, приводит в пример свою жизнь, Бэрил вспоминает свою незамужнюю жизнь в Коста-Рике, своих родителей. Они не сразу замечают, как тесно переплелись их пальцы, потому что руки девушек просто ледяные. Они понимают это лишь тогда, когда кожа начинает согреваться в крепком пожатии, они смущаются. Разойдясь по комнатам, они обе проводят бессонную ночь, не понимая собственных чувств.       Лаура решается на смелый шаг, она предлагает Бэрил свой дом, тогда та сможет избежать ужасной участи, а объединив финансы они как-нибудь наладят свой быт, и она сама с помощью знакомых джентльменов наконец разведётся с Лаойнсом. Больше они не видятся. Обе стоят на пороге чего-то нового и непростого, чего-то такого, что абсолютно противоречит всем правилам поведения англичанок, хотя это что-то ощущают они одни.        Август приходит с неуловимого-пряным запахом, с вдруг потяжелевшим небом и прохладным ветерком. Меррипит-хаус пустует. В воздухе над Гримпенской трясиной царят тишина и покой. В Кумби-Треси, в самом центре, стоит дом с двумя хозяйками, объединёнными финансовым положением и необычным чувством. Они почти неразлучны. Гуляют вместе, проводят в обществе друг друга холодные вечера, вместе решают свои общие проблемы. Едва ли в их сожительстве кто-то подозревает что-то дурное, как можно!       Бэрил снимает траур. Она заметно похорошела, бледность заменил красивый здоровый цвет кожи, в движениях спокойствие и грация, каких не замечали в ней раньше. Лаура необычайно жива и подвижна, дерзкий блеск поселился в её глазах, её воля и жажда действий поражают доктора Мортимера, едва ли он знает, что за дух витает в этом доме, едва ли догадывается простодушная служанка Лауры, что так изменило этих женщин. Только Лаура и Бэрил знают, они уже догадались.        Когда Лаура отвлекается от работы и разминает напряженные пальцы, подсаживается к читающей Бэрил, та приваливается к её тёплому боку, а когда точно знает, что горничная в отлучке, кладёт чёрную головку на плечо подруги или утыкается носом в её шею, тревожа дыханием нежную кожу. И непременно они переплетают пальцы. И пока им этого достаточно, совершенно точно достаточно для их небольшого счастья.