Разговоры под метель

Пустая квартира. Веющая холодом, половина вещей так и не разобрана. Гражданская одежда тут почти не нужна. На многих вещах пыль. Ты ночевал здесь редко. Холодильник пустой. На подоконнике две фотографии. Наша общая и Ленка. Аптечка. На балконе влажные спички и сигареты. И снова боль сжимает сердце. Провожу кончиками пальцев по подушке. Не верится. Не верится, что ты уже не вернешься сюда. Вообще не вернешься… — Рита. Рита… — Батя? Что случилось? Где ты? Бизон уже рядом. — Рита… — Бать, что? Что с тобой? Батя! — Прощайте… Прощай. — Батя! — крик, отраженный от стен. Маячок красным на экране. Раскаты взрыва. — Батя! — ворвавшийся в сознание крик Бизона. До треска в наушниках. — Батя! — Воды, быстро! — руки Шумова, слишком чужие. — Воды! — Батя… — сухими губами. — Вызовите врача! — эхом. — Багира, держись, — холодные руки расстегивающие ворот. — Выпей. — Батя… Я Лене сообщила, Бать слышишь? Я прохожу на твой балкон. Вспоминаю звенящую тишину в трубке, а после долгие всхлипы. Тихий шепот: «Папа». Я не понимаю Вань, как так? У нас же всегда все получалось. Возвращаться всегда. Вместе возвращаться… Бизон поседел в ту ночь. Знаешь, когда он вошел ко мне, я его не узнала. Словно это тень нашего Борьки, но не он сам. Да и я, наверно, больше на тень похожа. Мы жизнь привыкли делить на троих. Теперь на единицу меньше. И вроде небо то же, и снег идет, и люди. Даже солнце светит, хоть и редко. А все не то. — Батя, вернись, пожалуйста. Я готова ждать, ты только вернись, — занозы на пальцах, пока закрываю раму. Капельки крови. Два месяца прошло, и вроде глупо надеяться. Но я зову тебя, каждый раз. Я звоню тебе каждый вечер. И Бизон. В каждой операции… Неизменно: «Батя, прикрой». Обычно прикрывает Кот, Опер, кто угодно, но мы то знаем, что это ты. Мы верим. — Батя, — твои окна выходят на парк. Слишком пустой. Одинокий. Я закрываю дверь в последний раз. В руках сумка с твоими вещами, оставлю на память. Пусть говорят — нельзя. Я прощаюсь, не хочу, но прощаюсь. По ступенькам, опираясь на перила. А слез уже не остановить, так и опускаюсь на заплеванные ступеньки. — Рит, тебе плохо? — Бизон поднимается на встречу. — Он вернется, и я все отдам, — всхлипываю. — Обязательно. Десять шагов от подъезда. Прощальный взгляд на окна. — Вовремя я. Уже и квартиру обнесли, — стоишь, опираясь на трость. — Багира, можно его убью? Все равно же похоронили? — сумка из рук Бизона падает в сугроб. — Нужно. — Больных бить нельзя. Я вообще контуженый! Вы озверели, что ли! Черти! И еще много слов, которых я не запомнила. Мои сломанные каблуки. Порванная куртка Бизона. Грязное пальто. Фингал под твоим глазом, потерянные в сугробах мобильники. Обещания Пригова сквозь километры лично добить, чтобы уж наверняка. Сумка с твоими вещами забытая во дворе. И соль радости на глазах каждого. Мы привыкли возвращаться… Возвращаться вместе.