Марионетка

      Помню его взгляд исподлобья — взгляд загнанного зверя, нервно пульсирующую жилку на виске, пальцы, стискивающие так и норовящую порваться ткань. Этот взгляд мне ни за что не забыть. Смесь преданности, любви, страсти, а еще вины. Он безмолвно просит у меня прощения за то, как ему сейчас хорошо. С губ слетает легкий стон, он позволяет себе закрыть глаза и наслаждаться этим стыдом в одиночестве, краснея от одной мысли о том, как это выглядит со стороны.       Но это было бы слишком просто.       Я зову его по имени, тихо, с придыханием, заставляя моего мальчика содрогнуться всем телом и обратить на меня внимание. На какой-то миг в его глазах мелькает граничащая с любовью ненависть. Ему осталось совсем немного до потери рассудка. Однако он отчаянно цепляется за свое сознание, фокусирует взгляд и смотрит на меня так призывно, что сердце уходит куда-то в пятки, прихватив с собой остатки разума. И хочется подойти и сделать все, что он пожелает. Но нельзя. Он сам пошел на это и заставил меня поклясться, что я доведу дело до конца. Не нарушая обещаний, я продолжаю удерживать зрительный контакт, не смея коснуться его и пальцем.       Он снова не сдерживает стон удовольствия. Мне стоит невыносимых трудов удержать на месте самого себя, не сорваться к нему, не зацеловать манящие губы, не провести пальцами по любимым изгибам этого тела, не прошептать на ухо очередное признание… Сегодня я всего лишь наблюдатель. Пусть его страсть сожжет меня дотла, но я выполню данное обещание.       Странно наблюдать, как ему хорошо с кем-то, кроме меня. Он едва не плачет, но продолжает прожигать меня взглядом. В нем сожаление, чуть-чуть, и масса удовольствия.       Только сейчас я понимаю, что-то сцена вовсе не для него, ведь именно мне мучительно больно заставлять себя держать дистанцию, зато у него — целая куча поводов и возможностей меня помучить.       Его кожа горит от ласк и поцелуев. Негодник прогибается словно кошка, подставляясь под новые прикосновения. Меня и самого его поведение бросает в жар. Я приоткрываю окно, чтобы взглянуть на его реакцию. Холодный воздух обволакивает разгоряченное тело, бросая в дрожь — он поджимает пальцы на ногах, пробуждая во мне нежные воспоминания, как он часто дремлет, свернувшись клубочком на диване, замерзая и совершенно забывая про существование пледа… Но этого недостаточно, чтобы успокоиться — ни ему, ни мне.       Ему что-то шепчут, следом игриво прикусив мочку уха, и он снова краснеет, как тогда, когда в первый раз оказался в моей постели. Невинный, неопытный, но такой увлеченный и пылкий. И не в меру любопытный. Задыхавшийся от легких поцелуев, кончавший от одних прикосновений… Завести его можно было с пол-оборота, одной фразой. А пару часов спустя наблюдать рядом с собой истинный пример непорочности. Дьявольски прекрасное создание. Он был рожден, чтобы сводить с ума миллионы и не доставаться никому. Но у него были другие планы, из всех толп поклонников он выбрал меня своей жертвой, влюбившегося в его светлую голову, но до последнего пытавшегося не поддаться. Впрочем, можно было сразу признать, что у меня не было никаких шансов.       Рука натыкается на пачку сигарет, накануне брошенную на подоконник, и я закуриваю. Не потому, что хочется, а потому, что его это раздражает. Но на его губах лишь мелькает ухмылка. В очередной раз я понимаю, как предсказуем, и что он все просчитал заранее, и сейчас я в большей степени марионетка, чем он сам.       Он на грани. Я давно научился понимать язык его тела. Он может долго сдерживать себя, но стоит мне в этот момент позвать его по имени, как он теряет контроль. Глаза застилает пелена экстаза, в них уже с трудом можно будет разобрать что-то помимо наслаждения. А через минуту — спасительная тишина в голове и божественная легкость мышц. Останется только вспомнить, как дышать…

***

      Я проснулся от легких прикосновений — Билл гладил меня по волосам. В темноте я не видел его лица, но знал, что он улыбается. Перед глазами пронеслись кадры из сна, и я, смутившись, попытался укрыться от этих порочных сцен в его объятиях. Я вспомнил ту ночь, когда Билл до последнего не подпускал меня к себе, и даже тогда не позволял касаться себя руками. И то неплотно закрытое окно, что распахнулось с резким порывом ветра. И как дрожали мои руки, когда я прикуривал, пытаясь справиться с этим наваждением. Возбуждение накрывало с головой. Нас было лишь двое, несмотря на игры моего сознания. И до чего же странно было пережить ту ночь снова…       — Если ты снова будешь так призывно стонать во сне, простыми объятиями ты не отделаешься, Дэвид Йост.       Стоило ли рассказать ему, что ради этого я готов повторять подобное каждую ночь?