Покинутая

Колоны держат свод. Десять лет назад для маленькой Мун они держали небо. Сейчас нет ни маленькой Мун (она погребена в железных доспехах), ни неба (оно закрыто черными комьями туч). Старая капелла лучше сохранилась снаружи, чем внутри. Дерево там сгнило. Воздух вибрирует от наличия темной магии, по коже бегут мурашки, а волосы встают дыбом, если вы решаетесь зайти сюда. Война сгубила священность этого места. А ведь здесь короновали Баттерфляев! Пахнет пылью. Солнечные лучи падают сквозь дыры в крыше прямо на выцветшие пятна крови — метка прошедшей войны. В углу шуршат крысы. Обыкновенные крысы, а не плотоядные очень быстрые твари, поэтому можно не задерживать дыхание и дать сердцу биться, как взбесившемуся метроному. Воспоминания. Они приходят и уходят, как вечерний прибой, и от них нет спасения. Мун замирает, боясь спугнуть мелкие образы. Разве не за этим она пришла? За памятью. «— Ты убил мою мать. — Тогда она не плакала. Сжимала кулаки до кровавых полумесяцев на ладонях, но щеки оставались сухими. Как и глаза. — Это сделали мои солдаты, она даже не успела дойти до меня, — ящер был спокоен. Спокоен? Разве это не его пожизненное состояние? Почти как покоен, покойник. И Мун позволила себе такие мысли вместо того, чтобы разобраться, что доносил ей своим видом генерал. — Все. Говорят. Что королеву. Убил. Ты. . О, она тоже была покойна. — Я сказал это, потому что бессмертен. Не знаю, как у мьюнианцев, но для меня важна жизнь каждого, поэтому взял на себя вину я». «Тоффи? Чем это лучше?», — скажет через много лет Мун своей дочери, потому что ложь, она во благо. Незачем Стар будет знать о том, что ее мать знакома с Тоффи, что она дружила с Тоффи, что она любила Тоффи. Капелла явно отжила век: балки покосились, фрески давно осыпались, в соседней стене зияла дыра, которой здание улыбалось старой знакомой. Мама часто водила сюда Мун в детстве. Но мамы больше нет, как и детства и Тоффи, и этого места тоже не будет. Скоро дикий лес распахнет плотоядный рот, и проглотить старую часовню, как кость сайгака. Накидка скрывает глаза девушки. Легким движением руки она скидывает ткань назад. Черный капюшон падает, открывая лицо, и волосы серебряным водопадом стекают по спине, доходя до талии. Льдисто-голубые глаза блестят, как стеклышки. С трепещущих ресниц срывается одна единственная слезинка и катится по пыльной щеке. Снаружи ржет боерог. Мун приехала совсем одна. «Маленькая девочка, расталкивая народ, вбежала в здание. Шарканье маленький туфелек по полу, шелест новенького платья и прическа, грозящаяся распасться, если принцесса продолжит выражать восторг прыжками. Народ расступается перед ними, а фанфары запаздывают, не в силах угнаться за юной наследницей престола. — Мунни! — восклицает ее мать, взбегая по ступенькам, и благоговейные взгляды скользят по ее статной фигурке. Королева. Ферзь. Идеальна до кончиков пальцев. Во внешности, как монарх, как мать. — Мунни, дай же мне взяться за твою ладошку! — Я — Мун! — пищит девочка и выпрыгивает к женщине из-за угла. Взбирается ей на руки. — Однажды, я стану такой же замечательной королевой, как ты. Толпа взрывается овациями, а самые впечатлительные утирают платочками слезы умиления и сморкаются в передник друга. — Я буду рада это увидеть, а сейчас, моя милая Мунни, зайдем». Напуганные внезапной гостьей птицы испуганно бьют крыльями, некоторые взмывают в вылинявший небосклон. Пищат птенцы. На пол падают ветки, солома — то из чего сделаны гнезда. Мун не видит этого. Колени стукаются об пол, взгляд, пустой и безжизненный, блуждает по некогда величественному зданию. Пол пыльный, поэтому черная ткань накидки пачкается моментально. Тут давно никого не было. «— И-и-и что это за место? — узкий зрачок плывет из стороны в сторону. Широким размашистым шагом он входит и кашляет, когда в воздух взмывает горсть пыли — крысы побежали. — Не знал, что принцессам позволено гулять по заброшенным местам, где их могут есть. — Прекрати, — обрывает. Ее кулачки сжимаются и разжимаются, налитые кровью, она злится. На него, на себя и подумывает, а не послать бы его к чертям. Хотя он и оттуда выберется. Тоффи же. — Это место дорого для меня, и ты для меня… — она собирается с силами, но язык вязкий, как желе, и совсем не желает собирать слова, лишь глушит их. Мун набирает полную грудь воздуха и выдыхает: —… дорог. Поэтому я подумала, что соединить две дорогих мне вещи было бы, эм, символично. Она поднимает на него робкий взгляд и мир вокруг замирает. Лишь пылинки купаются в лучах солнца. Тоффи никогда не смотрел на нее с нежностью. Но сейчас в его болотных глазах именно она и была, и сердце принцессы сорвалось с привычного ритма и рухнуло в бездну. с сердцем ящера вместе». С каждым годом все хуже. Не только потому, что капелла разрушается, нет. Сюда проникает природа и в этот тоже что-то символическое. Но хуже становится не только гниющим доскам, ржавеющему колоколу и черепице. Мун сама не может долго находится тут. Не только из-за опасности (рядом лес), но и потому что воспоминания расцветают под прикрытыми веками, она скатывается в них, и на секунду, на одну мучительную секунду кажется, что мать с Тоффи живы. И тогда одинокий всхлип разрывает тишину. Тыльная сторона ладони вытирает глаза. Мун поднимается. Птицы настороженно водят клювом, но принцесса не трогает их, а уходит. Лишь на пыльном полу ее пальцем выведено: Боже, х р а н и королеву и Тоффи.