Стрелки и линии

      Когда над Найт Вейлом с порванным небом впервые за долгое время высыпают живые звезды, Стив вылезает на крышу дома - поскальзываясь и роняя сигаретный пепел - и тяжело садится, а крыша под ним звенит. Над верандой - почти что плоская металлическая кровля, и он позволяет себе подобраться едва ли не к самому краю. Дышит дымом, всем телом чувствуя, как дом отдает накопленный за день жар, и снова читает истории в небе. Стрелки и линии, пересекающие купол. Диаграммы и графики. Вся их жизнь, всегда, куда бы ты не пошел - у них над головами, разжеванная, разложенная по полочкам. А Стив, может, хотел бы просто смотреть на звезды.       — Эй, — Сесил стоит внизу, на веранде, его голос звучит далеко и глухо, — можно я поднимусь?       Стив сначала кивает, и только потом понимает, что Сесил его не видит. Тогда он приставляет костяшки к горячей крыше: "-.-- . ..." - и Сесил мягко улыбается, цокает языком:       — Ты сегодня не разговорчивый?       Стив закуривает еще одну, вслушиваясь, как Сесил неуклюже карабкается наверх, тоже поскальзываясь на кровле, и как он потом мнется где-то сзади, не решаясь отлепить себя от стены, подойти к краю.       — Знаешь, я... Боюсь высоты. Немного.       Стив зажимает сигарету в зубах и отползает от края крыши. Сесил садится рядом, подбирая ноги под себя. Он... Чувствует себя одиноким. Отрешенным и отгороженным ото всех, и даже от самых близких людей - вот сейчас Стив не хочет с ним говорить. Сесил смотрит в небо, на котором впервые за много, много лет, зарастают прорехи, и, наверное, хочет видеть не звезды. Он отчаянно хочет увидеть стрелки и линии, узнать и понять, как устроен мир - он хочет быть как Стив. Стив когда-то пришел и помог им всем, и это было прекрасно, и Сесил смог, наконец, засыпать спокойно, все стало так просто и хорошо. Вот только тогда у него появилось время думать об одиночестве. Теперь это чувство растет, оно тугое и круглое, и от него становится трудно дышать, холодный ночной воздух как будто делается упругим.       Сесил все же медленно, задерживая дыхание, ползком спускается к краю - ему хочется ненадолго забыть про это, взглянуть с высоты на их маленький сад. Они потом и кровью отвоевывали его у пустыни, и теперь в воздухе свежий запах травы и цветов. Взгляд Сесила цепляется за увядающий розовый куст, но он не говорит ничего - а Стиву, может быть, хочется, чтобы он сказал.       Стив, наверное, вовсе не так хорош в сохранении этого дома и этой семьи, но никто не осмелится упрекнуть его. Только Сесил - он расцарапывал себе руки об эти розы, а Стив не стал, и то, что теперь он смотрит только на этот цветок в зеленом саду - должно быть, это и есть упрек. Стив принимает его.       — Будешь курить?       — Мне нельзя курить, Стив. Голос.       Ну да, конечно, ведь он радиоведущий. Стив свешивает ноги с крыши, чувствуя, как ненадолго перехватывает дыхание - ему иногда этого не хватает - и пытается за всем, что начертано в небе, разглядеть молодые звезды. Сесил вдруг придвигается ближе, говорит почему-то шепотом:       — Расскажи мне, о чем там? Я всегда хотел видеть небо, как ты.       Стив пожимает плечами:       — Это все... Схемы. Я мог бы нарисовать.       Сесил смотрит и ждет. И тогда Стив вздыхает, подсвечивает сигарету зажигалкой, а потом тлеющим кончиком - ровно, как будто руки его никогда не дрожали - очерчивает первую дугу.       Она выжигается за веками Сесила, вспыхивает там фиолетовым, и зеленым, и алым, и желтым - но не гаснет, как обычные пятна от яркого света - а остается висеть где-то над Орионом. Она переливается и почти исчезает, если смотреть в упор, но Сесил отводит взгляд - и линия снова там, уже не одна.       Стив встает в полный рост, темной тенью на фоне почти растворившейся вечерней зари, и огонек в его руках не затухает, Стив чертит им стрелки и линии среди звезд и прорех. Он рисует, повторяя все, что видит сам - ведет поверх, и, следуя за одной широкой дугой, едва не валится с крыши. Сесил хватает его в последний момент.       — Вот поэтому, — говорит он, — я боюсь высоты.       Стив кивает, но доводит дугу до горизонта, наклонившись вниз - и потом еще ходит по самому краю, постепенно заполняя небо мигающими линиями. Он делает это не час и не два, но всю ночь, и в конце концов стоит, прислонившись к стене, и снова закуривает, глядя на занимающийся за дюнами алый рассвет. Сесил лежит на промерзшей кровле, раскинув в стороны руки, смотрит наверх.       — Я все понял, — говорит он, — Я все. Понял.       Потом Сесил привстает на локтях и протягивает руку - Стив непонимающе смотрит. Тогда Сесил прикладывает два пальца к губам.       — Ты ведь... Голос.       Сесил мотает головой, тянет руку - требовательно - и Стив отдает ему свою сигарету. Тот затягивается и снова падает, распластавшись.       В рассветных сумерках стрелки тускнеют и гаснут, Сесил пытается их собрать, но все выскальзывает из памяти. Он понимает их только пока смотрит.       Назавтра он не вспомнит ничего - Сесил сам это понимает, так что сейчас смотрит и курит, и смотрит.       — Я не понимаю... Только одного. Почему я так одинок? — Стив на секунду почти что чувствует себя оскорбленным, но Сесил ловит его взгляд и осекается, — Я не про вас. У меня есть ты, и Эбби, и Дженис...       — У тебя был Эрл.       Теперь оскорбляется Сесил. Он закрывает лицо руками и стонет, никто не может, никто не хочет его понять.       — Как будто должно быть что-то другое! Как будто что-то должно быть, но этого нет. Иногда я не понимаю, почему просыпаюсь один.       Стив, наверное, все-таки хочет понять - но он просто садится рядом, а потом ложится рядом на крышу, и тоже смотрит наверх.       — Я не знаю, — говорит он, — мы все, наверное, одиноки. Космически одиноки?       И это не ответ, но Сесил почему-то почти успокаивается - как будто бы что-то есть в этих словах. И в том, как Стив готов быть рядом. Буквально. Лежать лопатками на холодной и твердой кровле.       — Спасибо, — говорит он, — и что показал. Спасибо.       Стив хмыкает и пожимает плечами. Он смотрит, как небо светлеет и гаснут звезды, а Сесил лежит рядом - приподнимается иногда, чтоб затянуться - и смотрит, как стрелки и линии угасают. Он уже почти и не помнит об их существовании.       И в конце концов только Стив остается смотреть на линии в небе, и только Сесил - на тусклые звезды. Оба смотрят совсем не на то, что хотели бы видеть.       А Стив понимает, что, и правда - так одиноки. Космически одиноки. Как он раньше не понимал?