Do you ever feel like a plastic bag Ты когда-нибудь ощущаешь себя целлофановым пакетом, Drifting through the wind Который ветер носит из стороны в сторону Wanting to start again И которому хочется всё начать сначала?
— Да ладно, успокойся, — похлопала её по плечу Эмили. Конечно, сдерживать свои эмоции было сложно, ведь характер у брюнетки не подарок, но ради подруги можно не только на это пойти. Она как никто хорошо знала эту душераздирающую историю двух подруг и понимала Алису.***
А началось всё с самого первого класса, когда Алису наконец-то отправили в музыкальную школу, а потом и в студию эстрадного пения после её многочисленных просьб. Дело было в том, что девочка с самого раннего детства мечтала петь на сцене. С чего началась эта любовь? Наверное, с плеера, который ей однажды преподнесли родители как подарок в честь Дня Рождения. С того дня в её жизни сменилось много плееров, но память о презенте жива и по сей день. Тогда её сердце наполнилось светом, впустив в него звуки музыки, которые помогали двигаться дальше, борясь с неудачами, радоваться и верить в добро. Родители сначала сами рекомендовали ей песни, а потом у девочки сформировался собственный музыкальный вкус, и настала очередь родственников просить её дать послушать новинки из мира музыки. Чем же Алису так привлекла она, ведь некоторые люди считают бессмысленным восхищение каким-то исполнителем или жанром, потому что это увлечение просто тратит твоё время. Но не у Алисы. Она приобщалась к миру искусства, испытывала при прослушивании любимых песен те эмоции, которые она никогда бы не ощутила в реальной жизни. Конечно, что такое песня? Всего лишь стихи и инструментальное сопровождение? Нет, большее, гораздо большее. Просто стихи не сможет передать весь спектр чувств, как и музыка. По одиночке они прекрасны, но сливаясь вместе в песне они создают нечто неповторимое, чарующее, в песне можно сказать другому человеку то, что не выскажешь обычными словами, пусть и в стихотворной форме, и сама композиция без слов не даёт полного представления о картине, которую пишет своим удивительными красками. Алиса только сейчас смогла осознать, что песни были для неё неким уходом от реальности, пусть она и не понимала это в детстве. Когда человек не способен воспринимать настоящую жизнь, сознание вырабатывает стратегию самозащиты, убегая в мир своих собственных фантазий. Какая же она была наивная, просто удивительно, но после предательства Брианны ей пришлось пересмотреть свои принципы. В самом начале обучения Брианна стала лидером в школе, а Алиса оказалась, неожиданно для себя, её лучшей подругой. Да и совместные занятия у них тоже проходили вместе. Счастье-то какое, гулять вместе с самой популярной (уже тогда) девочкой в школе, звонить по вечерам, болтать обо всём на свете, делать уроки — эти вещи были такими заманчивыми и притягательными тогда, что Алиса была зачарована, а происходящее на самом деле было скрыто. Для Брианны она была не важна, на их дружбу звезде было плевать, просто она почувствовала, что у неё появился соперник в борьбе за трон в классе. Алиса — более способная, чем она, хоть и постоянно сидит в тени. Алиса умеет петь, причём отлично, но, к несчастью, никто об этом не знает, кроме семьи.Do you ever feel, feel so paper thin Ты когда-нибудь ощущаешь себя тонким, как листок бумаги, Like a house of cards Как карточный домик, One blow from caving in Разлетающийся от лёгкого дуновения? Do you ever feel already buried deep Ты когда-нибудь ощущаешь себя похороненным Six feet under scream Под слоем криков толщиной в шесть футов But no one seems to hear a thing Так, что никто тебя, кажется, не слышит?
Больно, обидно до жути, до ощущения странного осадка на душе, который грызёт и убивает изнутри. Предала. А ведь называла себя лучшей подругой, которая всегда будет рядом, поддержит и выслушает все её дурацкие проблемы. Алисе удалось пережить это событие с достоинством, как родители и учили, но последние слова Брианны чуть ли не каждый день всплывали в мыслях: «Зачем ты мне нужна, мышь серая? Я лишь хотела втереться в доверие, чтобы ты думала, что мы заодно. А ты поверила, наивная дурочка». Как же ей хотелось тогда просто накричать, наплевав на мнение класса, который присутствовал при этой сцене или ударить её, задать такую пощёчину, которую век помнить будет, но сдержалась. Сжала кулаки, сдержала слёзы, закипавшие в сердце и страстное желание обозвать «козой». Но в ответ лишь прозвучало: «Думаешь, мне нужна твоя дружба? Мне всего-то хотелось классно провести время и водить тебя за нос. Решила, что я заплачу? Обломись!» И гордо повернулась, тряхнув волосами, а после сделав прощальный жест рукой. Кто бы знал, что это ей далось чертовски тяжело, но она, наверное, впервые в жизни натянула на себя маску и соврала. А в душе внутренний голос тихо шептал: «Вообще-то она права…» Вскоре после этого в школе появилась новенькая — Эмили, на которую в первую же перемену напала Брианна, это было для неё обычным делом. Брюнетка не растерялась, как думала девушка, а ответила ей таким отборным набором колкостей, что та выпала в осадок. Алиса находилась рядом в это время, и заступилась за новенькую. Девушки дали Брианне такой отпор, что она отступила. Так и началась дружба между Алисой и Эмили. Именно благодаря ей Алисе удавалось держаться, и озорная девочка одна из немногих, кто верил в неё и её способности к пению, сочувствовал ситуации в семье. Ну, и Джек, разумеется, тоже, хотя тогда он ещё оставался в статусе друга. Их отношения тоже начались после знаменательной ссоры.***
Дверь со скрипом открылась, ученики вздрогнули от неожиданности, и в класс со скоростью радиоактивной ракеты влетела рыженькая молодая учительница в строгом костюме, явно предназначенным не для школы, а для какого-то более официального места. Её звали Молли Вудс, преподаватель факультативных занятий по музыке, концертмейстер и руководитель всех мероприятий в школе. Она тяжело дышала, было видно, что девушка спешила, но это её не спасло, она всё равно опоздала. Правда, на незапланированный урок. Её взгляд был испуганным, она недавно начала здесь работать и, кажется, панически боялась потерять своё место и уважение среди детей. Говорила всегда еле-еле слышно, и гиперответственность, которую она постоянно чувствовала за собой, не шла на пользу. — Извините, за опоздание, п-пожалуйста, — пролепетала она, машинально крутя в руке прядку рыжих волос, это была её вечная пагубная привычка. — Дополнительных занятий по геометрии не будет, — уже бодрее продолжила она, исследуя взглядом класс, у которого сначала воодушевления не прибавилось. Ровно до момента с сообщением про геометрию, после этого ребята взорвались радостными визгами, оглушив её на время. — А поговорим мы о будущем концерте в честь Рождества! — заявила та, как можно громче, но немного неуверенности всё ещё слышалось в оттенках голоса. — Черт! — раздалось с задних парт, где собралось всё воровское общество, не имеющая интереса к культурному развитию. Но уж лучше это, чем геометрия. Их учитель был настоящим монстром, как считали почти все, кроме «фантастической четвёрки», особенно Алисы и Эмили. Им чуть ли не единственным давался этот предмет. На лице Брианны появилась лицемерная улыбка, смешанная со спесью, чувством собственного превосходства и ложью. Она никогда не упускала возможности покрасоваться, тем более, эта была чудеснаяя возможность унизить Алису. В тот раз не удалось, так в этот. Алиса закусила нижнюю губу, стараясь не показывать своих эмоций, но это удавалось с трудом. Холодно, жутко холодно становится внутри, когда в голове опять всплывает мысль о том, что она никогда в жизни не сможет заниматься любимым делом. Ни-ког-да. У родителей был свой план на её жизнь и в ней не было место музыке, они желали, чтобы дочь в совершенстве выучила французский и работала в Париже, а сейчас не тратила время понапрасну на всякую чушь, например, на пение. А когда после многочисленных лет изучения этого языка ей он надоел настолько, что хотелось убежать куда подальше, только услышав вопрос на французском. Бесит. Бесит, что родители не хотят её понять, а просто упорно гнут свою линию. — Ребята, кто хочет участвовать? — Молли села за учительский стол, продолжая оглядываться вокруг бегающими глазами, взяла в руку карандаш и, всё ещё нервничая, стала крутить его и переминаться на стуле, делая вид, что устраивается поудобнее. Скрыть нервозность и на сей раз не удалось, но она изо всех сил как можно реалистичнее сыграть роль уверенной в себе преподавательницы, но, кажется, опыта не доставало. В классе опять поднялся шум на тему: «Зачем нам это нужно?» Взгляд мисс Вудс остановился на Алисе, пронизывая её, в нём явственно читался вопрос: «Сколько ещё времени ты будешь губить свой талант?» Девушке стало не по себе от него, ведь именно Молли Вудс заметила её в музыкальной школе, а потом давала дополнительные уроки в студии (скрывая это от родителей). Она видела в Алисе ту искру, которую некоторые люди пытаются зажечь в себе всю жизнь, но у них это не выходит. Почему? Потому что для этого нужен талант, настоящий, подлинный талант, благодаря которому ты сможешь зажечь огонь в сердцах слушателей, помочь им поверить в лучшее, остаётся в душах незримыми серебряными ниточками мелодий и мощных аккордов. Именно такой была Алиса, и самое главное — она пела с душой, словно проживала каждую песню, испытывала на себе историю каждой лирической героини. Многие исполнители обладают блестящим мастерством, но без умения пропускать песню через себя, бой проигран. И сейчас Молли переживала за девушку, зная, что та не сможет жить без музыки и что родители вряд ли позволят ей заниматься любимым делом. Как же хотелось хоть как-то поддержать бедняжку, но что она может сделать? После вопроса в классе повисла напряжённая тишина. Брианна поправила причёску (снова), красуясь перед мужской половиной класса, затем бросила уничтожающий взгляд на Алису. «Напоминает взгляд дьявола», — подумала Эмили, смерив «королеву» презрительным укором. Алиса не в состоянии так поступить, значит, миссия ложится на плечи подруги. Брианна выдержала торжественную паузу, а потом подняла руку. — Я! — усмехнулась она. Разумеется, ведь это была возможность лишний раз увидеть растерянное лицо Алисы, слезы, уже готовые выступить на глазах, и неподдельную ярость, которую она так пыталась скрыть, и казаться невозмутимой, словно ледяная глыба. Не получалось — увы. А Брианне это только на руку. Каждый отчаянный взгляд, любая колкость, пущенная в ее сторону, заставляли стерву улыбаться, потому что это знак — не может Алиса эмоции сдерживать как ни старается, а они лишь азарт гонки подогревают. Гонки, которую Алиса давно выиграла глубоко внутри, пусть Брианна и не признавала своего поражения, на людях она все та же королева школы, расхитительница сердец, но внутри она — пустышка. Фарфоровая кукла, которую разбить ничего не стоит, а разлетится на осколки — узреешь, что там ничего нет. Каждый день внутренний голос злорадно шептал ей это, громче и громче, разъедая изнутри, а она заглушала его ложью, как обычно. В стремлении стать лучшей все средства хороши, даже если за душой ничего нет, одна лишь космическая бездна. — Ты в миллион раз лучше этой дуры, — тихо прошептала Эмили, стараясь поддержать подругу, начиная неслышно топать ногой по полу от злости. — Она ничего не умеет, а в тебе есть сердце и стремление к чему-то хорошему и полезному, но не для себя, а для других. — Да брось ты, Лис, — Джек повернулся к девушке, не прекращая в это время орудовать карандашом в тетради. Блондинка повернула голову и увидела, что это был ее портрет. «Ну, умеешь ты поддержать, Ромео», — подумала та про себя с легкой иронией и слегка покраснела. Какой же он все-таки милый, этот Джек. Алиса пыталась казаться спокойной и невозмутимой, но взгляд Брианны пронзал ее насквозь, словно ножом резал где-то внутри, в районе сердца. И тут до Алисы дошло, что если она не решится сейчас, вот прямо в эту самую секунду, то все потеряно. Безвозвратно и навсегда. Она так и останется замкнутой в себе девчонкой, о которой после окончания школы никто не вспомнит, а если она и придет им на ум, то только в том случае, если в глубинах своей памяти они случайно наткнуться на девчушку, один-единственный раз собравшую всю свою волю в кулак и давшую отпор Брианне. В противном же о тихушнице-отличнице без хобби, умеющей лишь правила зубрить, все благополучно позабудут. Потому что для них она — серость, ведь искру, скрытую внутри не показывает, вот никто и не замечает ее, а заглянуть глубже во внутренний мир они не желают. Что лежит на поверхности, то и важно — вот, держите, давайте, издевайтесь над бедной девушкой, которая даже ответить ничего не может от страха! Конечно, во всем виноваты детские комплексы, преследующие ее до сих пор. С виду она общительная и милая девчонка, но каждая мелочь, любой случайный взгляд или брошенное слово заставляли ее вздрагивать и думать: «А не обо мне ли сейчас говорят? Не надо мной ли смеются?». У людей обладающих высокой самооценкой это называется «мания величия», у людей с низкой — «мнительность». Да, к сожалению, Алиса явно не принадлежала к малопривлекательному классу личностей с высокой самооценкой, поэтому и завидовала Брианне, хоть и не подавала вида. Но пользоваться в школе такой же популярностью казалось заманчивой идеей. И если она не заявит о себе, то канет в небытие, а Брианна будет злорадствовать где-то ближайших года два. А как еще избавиться от комплексов, если не взглянуть на них гордо с высоты пьедестала на сцене? К счастью, Эмили и Джек старались как могли избавить ее от страхов, например, Эмили удавалось водить ее на все школьные вечеринки, даже на «тусовки для избранных», где брюнетка была всеобщей заводилой. Когда Алиса смотрела, как та танцует, как дерзко говорит, не боясь открыто показывать свое мнение, несмотря на то, что все вокруг одаривали ее странными взглядами. Казалось, этой оторве уже давным-давно было наплевать на общественное мнение, а меняться в угоду обществу она упорно не желала. Лис многому научилась у подруги, хоть и стеснялась так вести себя при людях, оставаясь все той же пай-девочкой. А Джек… Его никогда не интересовали проблемы школы, ведь ей самой не было до него никакого дела, так зачем переживать из-за мнения тех, для кого ты неважен? Еще он отлично умел бороться со страхами, легко и ненавязчиво посылая тебя в пекло к адским псам, а затем ты возвращался уже исцеленным. С американскими горками, на которые Алисе и просто смотреть издалека страшно было, сработало, и оказалось, что ей это даже понравилось. С тех пор они стали ее любимым аттракционом, чему родители всегда удивлялись. Да, кстати, еще она полюбила вечеринки. Шум музыки, от которого звенит в ушах, их «четверка» и неимоверное желание танцевать, подпевать до хрипоты любимым исполнителям, дурачиться и смеяться, без боязни, что тебя кто-то в чем-то обвинит, и забыв о проблемах дома. Действительно, музыка — лучшее лекарство. Это чувство безграничной свободы, когда вот-вот за спиной раскроются крылья и ты полетишь ввысь, вверх к звездам. Но родители этого не понимали, у них был свой план жизни собственной дочери, и пора было что-то менять. Она это чувствовала. На нее накатывали чувства то злости, то испуга, сменяясь так же быстро, как морские волны, словно внутри бушевал океан огня и льда. То холодная волна, и она замерла, дрожа от страха, а теперь огонь, в котором она сгореть готова от решимости, отчаяния и желания. Трясущимися руками девушка берет дневник, из которого благодаря ее неловким движениям падает фотография. Алиса медленно поднимает его с парты, тихо чертыхнувшись: «Какая же я растяпа». С этими словами уверенность рассеевается, как призрак, получивший заряд солью. «Куда ж тебе, такой дурочке на сцену», — ехидничает противненький такой голосок внутри. Пальцы машинально разворачивают фото, и сердце замирает. Наверное, это ей сейчас и нужно.***
Это было их первое Рождество, когда родители наконец-то позволили ей свободно гулять по улице и наблюдать одно из самых чарующих и волшебных явлений этой ночи — фейерверк. Правда, это с помощью Джека девушке в конце концов удалось сбежать из-под теплого родительского крылышка, не будь его рядом она, как обычно бы наблюдала это зрелище по телевизору. Предки тоже вышли с ними развеяться и повеселиться, но, к счастью, скоро отстали и затерялись в пестрой, разряженной толпе. Алиса еще никогда не видела столько народа, вокруг было так шумно, создавалось такое впечатление, что вся толпа сама превратилась в гигантских размеров дракона и теперь рычит на всю округу. То тут, то там раздавались музыкальные аккорды, потом затихали и вот появлялись уже в совершенно другом месте. Народ бесновался, кричал, вот только вряд ли кто-то мог разобрать их возгласы, размахивал бенгальскими огнями. А на небесах правил балом салют. Все черное полотно было словно темный шелк, который какой-то безумный художник решил разукрасить всеми цветами радуги. Огненные переливы складывались в безумные узоры, но глаз не успевал их разглядеть, они исчезали, как неосязаемый мираж в пустыне, за него можно цепляться сколько угодно, но уже не вернешь. И, кажется, Алиса впервые чувствовала себя в своей тарелке в окружении этих сумасшедших, таких же, как она сама. Их всех объединяла общая страсть, общее чувство праздника, никто не мог никого ни в чем обвинить, да и лиц-то не было видно за масками. Они были не лживыми подобиями людей, которых она привыкла видеть вокруг себя, а теми, кто не скрывал истинных чувств, надевая маски ради веселья, а не ради тщеславия и спеси. — Ну, как тебе? — улыбнулся Джек, обнимая ее одной рукой, а в другой сжимая покрепче бенгальский огонь. И можно было понять все без слов, его девушка была настоящей, среди всего этого маскарадного безумия Алиса была по-настоящему дома. Он чувствовал это по ее заливистому смеху, чьи нотки он запомнит на всю жизнь, по тому, как сейчас она весело треплет его плечо, по искрам в глазах, казалось, подойди ближе и ты вспыхнешь. Наверное, так и выглядят счастливые люди. Алиса ничего не отвечала, продолжая подпевать очередной рождественской песенке, в которых Джек совершенно не разбирался. Но одно он знал точно. — Знаешь, малышка, ты — как тот фейерверк. Зажигаешь людей, находящихся рядом, сама находишь в них ту искру, что скрыта и в тебе самой, и разжигаешь неистовое пламя. В это время грянул очередной оглушительный залп, но девушка услышала все до последнего слова, как будто их кто-то медленно выжег в самой глубине ее души, и стало вдруг так тепло и легко, что она потом и сама не могла описать, и их губы соединились в поцелуе.***
В сердце что-то сломалось, словно давно закрытая дверь наконец-то открылась, кто-то нашел к ней нужный ключик, и вся душа вырвалась наружу, волна огня замерла, не давая возможности вновь вернутся холоду, а рука резко взметнулась вверх, и девушка услышала собственный голос: — Я буду участвовать. У меня есть почти законченная песня. В этот самый момент ручка, которой Джек продолжал рисовать ее портрет, треснула. В классе поднялся оживленный шум, вот теперь все точно смотрят прямо на нее. И снова сыграл дурацкий комплекс. Алиса, ошарашенная, как будто сделавшая что-то в состоянии аффекта, озиралась по сторонам, ничего не понимая. На нее опять накатил тот самый липкий, поедающий все внутри страх, а в голове вертелось только одно: «Что я наделала…» Вдруг появилось резкое желание сказать, что все это было ошибкой, и не собирается она ничего петь, но в себя ее привел дружеский толчок Эмили. — Молодец, подруга, — усмехнулась она, поправляя прядь волос, а после показав Брианне кулак. — Задай им жару. — Ты моя девочка, — Джек вскочил со своего места и резко обнял ее. У нее получилось, наконец-то ей удалось перебороть себя и свои страхи, ура! Пока его душа пела и ликовала, Алиса словила доброжелательный взгляд Молли Вудс, которая, видимо, чуть со стула не упала от такого заявления, но теперь в ее глазах светилась тщательно скрываемая от других радость. А вот глаза Брианны явно не выражали благоприятного расположения, скорее хотели сжечь тебя заживо, как во времена инквизиторов. А Алиса чувствовала себя, как будто минуту назад была одержима демоном. Конечно, она и понятия не имела, что чувствуют люди в подобных книгах, но наверняка нечто похожее. — Что родителям скажешь? — Молли подошла к ней так тихо, что та и не заметила. — Не знаю… — пролепетала девушка, и это было чистая правда. — Не волнуйся, мы с Джеком и Эмили все устроим, верно, ребята? И Майк нам тоже поможет.***
И действительно, помогли. Всего лишь пара звонков от Молли Вудс на сотовый ее отца, и дело в шляпе. Как оказалось, он легко поверил в то, что перед выпускными экзаменами решили удвоить количество факультативов, а Алисе обязательно нужно их посещать. Что касается официальных документов — и они были готовы, не без помощи Эмили, чья мама работала в конторе, и Джека с Майком, способности которых вместе стали просто незаменимы. Майк первоклассно разбирался в компьютерных программах, а Джек мог копировать любой подчерк и даже самую запутанную подпись. В общем, как всегда все гениальное оказалось просто. Даже врать родителям. Сначала Алисе представлялось это чем-то сверхъестественным, невозможным, и что мама с папой обязательно по каким-то неведомым ей признакам все узнают, но… Все события прошли гладко, видимо, родители слишком доверяли своей единственной дочурке. И это им аукнулось. Сначало упрямо не отпускало липкое, мерзкое чувство стыда, что ты делаешь что-то неправильно, только не совсем понимаешь что, и страстно желаешь это что-то исправить, но не можешь. Алиса думала, что она окончательно запуталась, а родители давно обо всем прознали, просто ранить ее не хотят. Но на следующий же день убеждалась в обратном. Иногда хотелось просто прекратить это все в один момент, бросить прямо в лицо горькие слова правды, и пусть наказывают как хотят! Кричат во весь голос, устраивают истерики, но только не это. Не этот кошмар. Слышать их обычные, до того обычные разговоры и наблюдать за повседневными делами… Не-вы-но-си-мо. Как будто душу постепенно, медленно и с наслаждением на части рвут. Бывало по ночам она просыпалась от кошмаров, в которых раскрывалась правда. Вся трясущаяся, со слезами на глазах, и тяжелым ощущением на сердце, словно вранье являлось тяжким грехом, девушка сидела на кровати, пытаясь успокоиться. Получалось, правда, с трудом. Оставалось лишь молиться богам, чтобы эта мука закончилась как можно скорее. иначе долго она не выдержит. К счастью, репетиции помогали забыться на некоторое время, и то хорошо. Теперь они проходили индивидуально для каждого ученика. «Так работать легче», — объясняла свое решение миссис Молли, но на самом деле ей банально было проще. Нервов меньше. Песня была дописана очень быстро, решающими стали для нее строки, которые Алиса вспомнила тогда на уроке. Дни складывались в недели, и приближался судный день. Брианна взяла за правило не реагировать на девушку, и Лис вздохнула с облегчением. Хоть какая-то хорошая новость. Видимо, Брианна так и не смогла смириться с будущим поражением. До богатой девочки наконец-то дошло, что время ее власти прошло, и пришло время кому-то более достойному занять ее место. А она просто хотела быть лучшей. С самого детства она старалась быть похожей на свою мать, и в какой-то степени она и виновата в том, что Брианна превратилась в чудовище. Находясь под постоянным давлением, у Брианны часто не было даже банального выбора, но вот способностями ее обделили. Что оставалось? Использовать любые способы для достижения цели, шептать на ухо одноклассникам грязные секреты, швыряться папиными деньгами, в общем — стать стервой по-полной программе. И самое ужасное, что она сама начала верить в собственное величие. И смириться с проигрышем для нее было не так легко. Но вот настал знаменательный день. На праздник были приглашены все родители, включая тех, чью дети должны были находиться в зрительном зале. Маргарет — мать Алисы — эта традиция постоянно доводила до белого каления, она считала, что смогла бы в это время заняться более полезными вещами, чем смотреть на поющих и танцующих подростков, которым давно пора думать о собственном будущем, как Брианне. Поэтому за час до концерта у нее обычно начиналась небольшая истерика в стиле: «Дорогой, ты не видел мою сумочку?» Она была женщиной лет сорока, но благодаря косметики выглядевшей на тридцать максимум, совершенно без морщин, натуральной блондинкой (Алиса пошла в нее), со страстью к разным модным вещам и безделушкам. На этот раз она решила надеть темно-фиолетовое платье с рюшами из тюля на рукавах и с такой же отделкой по подолу. Длиной до колена, современное, и в то же время со вкусом. Складки на юбке отлично дополняли воздушный образ, а на шее блестело настоящее золотое колье. Но для завершения костюма необходима была сумка из новой коллекции, которую она все никак не могла найти и поэтому чертовски нервничала. Ее муж — Калеб — мужчина постарше ее года на четыре, брюнет, с уже выступившей сединой, был одет гораздо скромнее, в обычный черный вечерний костюм. Пока жена продолжала поиски, он смиренно стоял рядом, и сразу становилось понятно, стоило лишь взглянуть на эту пару, кто в семье главный. — Милая, мы опоздаем! — неожиданно громко начал он, когда терпение уже было на исходе. — Алиса уже давно там, помогает с декорациями, а мы… — но тут сумка наконец нашлась. Маргарет победно подняла ее и первая направилась к двери, проворчав: — Будь моя воля, отменила бы все эти концерты к чертям. — Дверь захлопнулась, они ушли. В далеком прошлом она мечтала стать актрисой, но судьба-злодейка распределилась по-другому, причем самым жестоким образом. Пришлось отказаться от сказочных грез и вернуться в реальность, от которой ее тошнило. После этого все концерты и представления она смотрела нехотя с двойственным чувством горечи и сладости. К сожалению, горький осадок всегда оставался на сердце, оно кричало: «На ее месте могла быть я!» Вот и причина такого отношения матери к дочери, а отец просто был слишком мягок, чтобы противиться намерениям жены. Втайне от нее он писал книгу, но к сожалению, ей не суждено было выйти в свет. Также как и Алису, Маргарет прятала настоящие таланты, боясь, что их судьба станет чертовым кругом, повторяющим ее собственную. А зря.***
Представление началось. Весь просторный актовый зал, с его светло-бежевыми стенами и бесконечными, словно океан, рядами черных стульев, был полон. Украшенный цветными сверкающими гирляндами и маленькими искусственными елочками, он в самом деле походил на сказочный лес. Следующий выход Алисы, которая по легенде все еще была нужна за кулисами. Она тихо стояла у занавеса, наблюдая, как Брианна со своей командой исполняет танец из фильма «Дрянные девчонки», их яркие красные платья в стиле Мэрайя Кэри и такие же рождественские колпаки, были видны за версту. Жалкая пародия, не более того. Жалкая, в том-то и дело. Сейчас девушка не испытывала ненависти по отношению к ним, что было поистине чудесно. Злость словно улетучилась из сердца, а осталось лишь сострадание. Наверное, нелегко жить вот так, стараясь показать остальным, что в тебе что-то есть, хотя на деле ты — пустышка. Сквозь занавес она видела зрителей, заполнивших зал, и вдруг ей стало страшно. Даже не потому что здесь была мама, а просто… Она ведь ни разу не выступала на публике, а здесь столько народа, и все они будут наблюдать за ней, следить за каждой нотой, готовые вынести смертельный приговор. Опять ее начал сковывать страх, заставляя застыть на месте, делая ноги ватными, а дышать стало труднее. Действительно, кто она такая, всего лишь испуганная девчонка, и как она могла поверить, что достойна этого? Черт, она же провалиться, причем с треском, а Брианна будет злорадствовать. К горлу подступил комок, а на глаза навернулись слезы… И словно не было всех этих дней стараний, стремлений перебороть себя и выйти из зоны комфорта, эти осколки как будто испарились из памяти. Все происходящее Алиса воспринимала сквозь прозрачную пелену, не в состоянии принять действительность. Голоса доносились через вату, которой она, кажется, закрыла уши, дабы не слышать голоса правды. Не сможет, просто не способна на это… Уж лучше вернуться к изучению опостылевшего французского языка, мама была права. Алиса, шатаясь отошла в сторону, с твердым намерением покинуть площадку, пока ее не хватились. Но тут… — Убегаешь? — она и не заметила, что Брианна уже закончила свой номер и была за кулисами. В голосе слышалось явное злорадство, уж она-то никогда не упустит шанса блеснуть, пусть и незаслуженно, да еще и удовольствие получит от этого. — Давай, я же говорила, ты — никто, — и рассмеялась. Так естественно, с такой злобой и ненавистью, которая так и лилась из ее рта, глаз, из нее самой. Она сама стала олицетворением ненависти. Это был взгляд победительницы. И в этот самый миг все было решено. Алиса сжала кулаки, заставила исчезнуть слезы из глаз, и подняла глаза на нее. Теперь она смотрела прямо в упор и, страшно представить, не боялась. Уйдет — значит, победа навсегда останется за Брианной, а так все закончиться не может. Справедливость должна восторжествовать. Ее всю, от головы до кончиков пальцев наполнило новое, неведомое чувство — смелость. Искра, которая дремала в ней, разгорелась в пламя. И никто не сможет его погасить. — Ошибаешься, я просто разминалась, — с этими словами она сбросила с плеч черную накидку, оставаясь в длинном платье до пола, пронзительного темно-синего цвета с узорами из серебряных звезд, понятных только ей самой. И гордо подняв голову, вышла на сцену. Ошеломленная Брианна быстро отошла с обиженным видом, выкрикивая какие-то ругательства по поводу платья, которое должно было стать ее. Но Алиса не слушала. Она была уже на сцене.***
Толпа приветствовала ее громкими аплодисментами, но они уже не пугали ее. Наоборот, она чувствовала энергию, исходящую от всех этих людей, объединенных общей идеей, общими мыслями и мечтами. Это чертовски приятное состояние опьяняло, заставляло ощущать себя сильнее и значительнее, чем ты был минуту назад. Пламя разгоралось еще сильнее, превращаясь в настоящий пожар. Они пришли услышать ее? Так она покажет им все, на что способна! Микрофон ко рту, и песня полилась, сначала неторопливо, как вода в озере, а потом все набирая и набирая обороты, перетекая в реку, а река в море. Эта песня рассказывала о ее собственной жизни, каждое слово, каждая мельчайшая нота и оттенок мелодии был ее близок, как родной, ведь Алиса сама пережила все это, а потом вылила эмоции на бумагу. Первый куплет подходил к концу, а с ним и немного грустные слова заканчивались. Все, хватит оставаться в тени, пора зажигать. Украткой она заметила мать, которая сначала хотела вскочить с места и уйти, но отец удержал ее за руку. А сейчас она, как завороженная смотрела на дочь, которая исполняла ее давнюю мечту. А песня летела, парила все выше и выше, находя отклик в каждой душе, открывая для каждого какие-то свои неизведанные стороны, разжигая в каждом любовь и доброту: Do you know that There’s still a chance for you Cause there’s a spark in you You just gotta ignite the light And let it shine Just own the night Like the Fourth of July. И зал начал подпевать вместе с ней, а на сцену вылетел Эмили и Джек, размахивая конфети и блестками, и начали петь вместе с Алисой: Cause baby you’re a firework Come on show 'em what you’re worth Make 'em go «Oh, oh, oh!» As you shoot across the sky-y-y Baby you’re a firework Come on let your colors burst Make 'em go «Oh, oh, oh!» You’re gunna leave 'em fallin' down-own-own. Алиса уже давно забыла отточенные танцевальные движения, просто импровизируя, а Эмили между тем вытащила из зрительного зала Майка, вместе с которым они помогли начинающей певице исполнить следующий куплет: You don’t have to feel like a waste of space You’re original, cannot be replaced If you only knew what the future holds After a hurricane comes a rainbow Maybe you’re reason why all the doors are closed So you can open one that leads you to the perfect road Like a lightning bolt, your heart will blow And when it’s time, you’ll know. И, под конец, Джек схватил второй микрофон, начиная петь дуэтом со своей девушкой. Они вместе кружились в бешеном танце, и в зале уже никто не мог устоять на месте. Мельком она снова уловила взгляд матери, в нем на этот раз читались гордость и счастье, а едва заметные слезинки Маргарет быстро смахнула рукой. Алиса кивнула ей, обнимая Джека и продолжая петь: Boom, boom, boom Even brighter than the moon, moon, moon It’s always been inside of you, you, you And now it’s time to let it through.