Вне списков

— Боже мой, ну и погодка, — сказал трактирщик. — Кажется, небо сегодня решило упасть на землю. — Ну это вряд ли, — усмехнулся человек, сидящий напротив него. — Если бы небо собралось упасть, мы бы знали. Трактирщик не стал уточнять, кто это “мы”. Ясно только, что не он сам, и не другие посетители этого не слишком оживленного, заполненного скорее сигаретным дымом, чем людьми места. А кого именно имел ввиду этот странный, замотанный в промокший плащ незнакомец, трактирщик знать не хотел. Отчего-то ему казалось, что в этом молодом человеке есть что-то неправильное. Память не хотела цепляться ни за его лицо, ни за голос, ни даже за его очки — трактирщик удивлялся каждый раз, когда они попадались ему на глаза, забывая, что уже видел их. За окном ударил гром и сверкнула молния. Дрогнули стекла, и звякнули на полке бутылки. — Ох, ты! Как громыхнуло! — Трактирщик посмотрел на пару выпивох, подскочивших к окну и пытавшихся что-нибудь рассмотреть сквозь серую пелену дождя. — Не к добру это. — Эй, Генри! — крикнул один из мужиков. — Молния в дом попала! Трактирщик ахнул и кинулся в подвал за ведрами — все здания в этом районе были деревянными, и огонь мог перекинуться и на его дом. Молодой человек допил залпом пиво, кинул на стойку пару монет и вышел из трактира, успев расслышать чьи-то слова: — Так дождь вон как льет, авось погаснет? Не погаснет, знал он. Дом загорелся не только от молнии, но и от опрокинутой на пол керосиновой лампы, которая, к тому же, упала слишком близко от горящего камина. Дом будет гореть одновременно и сверху, и снизу, и ни старушка, которая еще минут семь будет бороться с сердечным приступом, ни оставленный ей на попечение двухлетний мальчик из него уже не выйдут. Не то чтобы Рон не любил дождь — просто данное погодное явление гораздо больше нравилось юноше, когда он сам находился дома, а не на крышах какого-то богом забытого квартала на окраине Лондона. Нокс поднял повыше воротник и опустил шляпу в тщетной попытке защититься от попадавших за шиворот капель. Внизу на улице суетились люди, пытаясь погасить дом, из которого он только что забрал две души. Следующая смерть должна была произойти в двух кварталах отсюда. Перепрыгнуть на соседнюю крышу, пробежать до конца дома... В этом месте проходит железная дорога, удобнее будет идти вдоль нее... Стоп, а это что? На путях лежал человек. Он еще был жив — это было понятно по доносившемуся до Рона пьяному храпу. Но ненадолго — это можно было понять по гудку поезда, который только что прошел мимо платформы в пятистах метрах отсюда, и теперь приближался. Этот человек должен умереть, но где же жнец, который заберет его душу? — Наверняка Уолтман, — проворчал Нокс, листая книгу — да, этот пьяница точно не его. — Всегда до последнего тянет. Рон отошел от рельс и встал рядом со стеной склада — здесь, по крайней мере, можно укрыться от дождя. Поезд пришлось ждать недолго — стук колес, хруст, звук тормозов... Все как обычно. Побледневший машинист, скользя по размытой грязи, пытается подобраться к телу, его помощник согнулся пополам у стены еще одного склада. Хорошо, что поезд не пассажирский. А где же все-таки проводник душ? Рон поежился и вышел из-под козырька. Если никого нет, значит он заберет. А с документами пусть сами разбираются. Близко жнец подойти не успел — из темноты появилась фигура и подошла к телу. Машинист не обращал на нее никакого внимания. “Лучше поздно, чем никогда”, — подумал Нокс и почти сразу понял, что это не шинигами. Что бы это ни было, оно забирало душу — пленки поднимались от тела и исчезали в чем-то, что оно держало в руке. Но косы у него с собой не было. — Демон, — едва слышно прошептал Нокс. Осторожно, стараясь идти как можно незаметнее, жнец начал красться к поезду. Дойти он не успел — фигура исчезла, прихватив с собой все воспоминания этого человека. Рон выругался — плохо, когда шинигами теряет души. Даже если они за ним и не закреплены. Надо все рассказать начальству, конечно. Но Грелль не слушает, заставляет снять мокрый плащ и пиджак, сует в руки чашку горячего чая и угрожает отправить домой своим же телепортом. — Да послушай ты меня! — разозлился Рон. — Там демон душу украл! — Да, ты это уже говорил... Скажи, Ронни, а ты уверен, что это было в Боу?* — Уверен, конечно! Я этот проклятый город знаю лучше, чем свою квартиру. — Это потому что дома ночевать надо, — встрял появившийся в дверях Эрик. — Если ты так хорошо изучил Лондон, так какого черта ты не можешь запомнить, что в любое время года здесь надо брать с собой зонт? — Эрик, — перебил его Грелль, — сегодня же ты в восточных районах был? — Я, — кивнул Слингби, — а что? — У тебя в Боу в два пятнадцать никого не было? На рельсах у станции? — Нет, там сегодня только пожар на Веллингтон Роад и все. Все остальное вдоль реки. — Вот и я в общем списке ничего такого не видел... — Там еще шестой отдел работает, — напомнил Рон. — Они сегодня в другую смену, — ответил Слингби. — Кроме нас с тобой там никого не должно было быть. — Но это же невозможно. Если мы там были вдвоем, то у одного из нас должна была появиться запись. Так ведь? — Так. — Эрик нахмурился. — Не нравится мне все это. — Надо сказать Спирсу. — Уилл будет только утром, — сказал Сатклифф. — Можешь, конечно, позвонить ему домой... — Нет уж, — дернулся Рон. — Лучше подожду до завтра. Уильям быстро сверяет все отчеты и данные, затем берет трубку и перекидывается с кем-то парой слов. Потом говорит, что предоставит разбираться в этом аналитическому отделу — что совершенно на него не похоже — и выпроваживает Рона за дверь. Грелль остается, и Нокс слышит, как они разговаривают на повышенных тонах. Рон знает, что так разозлило Сатклиффа — за несколько лет общения с этим жнецом он научился понимать его немного странную логику. Спирс никогда бы не проигнорировал появление демона в своем районе. Он не отдал бы расследование другому отделу, а провел бы его сам. Раз он решил в это не вмешиваться, значит, ему уже что-то известно, и Сатклифф хочет знать, что именно. Но Уильям не из тех людей, которые легко расстаются с информацией, и Грелль выходит из кабинета, с трудом сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью. У него уходит десять минут и две чашки травяного чая, чтобы немного успокоиться, и теперь он просто сидит, уставившись в лист бумаги и задумчиво вырисовывая на нем сложные узоры. Рон совсем не удивляется, когда его бывший наставник резко встает из-за стола и уходит копаться в сводках за последний месяц. Самому Ноксу это кажется излишним — зачем очередной раз искать приключений на пятую точку, когда и своих дел по горло? Вот, например, — через два часа сойдет с рельс поезд на ветке, проходящей рядом с Риджентс-парком... Жаль — если бы поезд прошел еще пару-другую километров, то вышел бы за пределы Лондона. И тогда бы уже не Рон шел сейчас среди искореженных сидений и тел. Есть и те, кто должен выжить, но их не много. А среди погибших есть и женщины, и дети... Когда Рональд только стал жнецом, ему претила мысль о том, что нужно забирать детей. Но такова уж работа шинигами — тебе надо делать то, что ты должен, а не то, что хочешь. Не то, что считаешь правильным. Ты должен забрать забитого насмерть ребенка, но не имеешь права убить того, кто сделал это, пусть он и осознает содеянное лишь наутро, после того, как весь хмель выйдет из его головы. Ты должен проводить душу еще не рожденного младенца, но не можешь тронуть проститутку, зачавшую его. Даже если она и забудет об этом через час. Даже если спустя пару месяцев она придет снова сюда, с очередным бременем под сердцем, успев подарить отцу этого ребенка сифилис. А тот уже передал болезнь своей молодой жене и сыну, о существовании которого теперь и не узнает. Правда, научиться об этом не думать было не так уже и сложно. Достаточно было провести для себя четкую границу между работой и личной жизнью. В конце концов, кто-то должен этим заниматься, так почему бы и не он, верно? На этот поезд у Рона уходит больше часа. В последнем вагоне он понимает, что что-то не так — в списке осталось одна душа, а умерших здесь трое. И у тех, что не помечены в книге, пленки уже нет. Жнец забирает душу и выскакивает на улицу — как раз вовремя, чтобы увидеть уходящую от поезда тень, которую не замечает собравшаяся толпа народа. Кто бы это ни был, Рона он не видит. Нокс раздумывает недолго — надвинув шляпу на самые глаза, он следует за темным силуэтом. В документах Грелль ничего не находит. Они настолько правильны, что это даже подозрительно. Например, Грелль знает, что в том месяце у Эрика вышла небольшая неувязочка с душой какого-то портового пьяницы, и в бланке должна стоять пометка об исправлении и печать. Но нет ни того, ни другого — лист с записями идеален, словно всегда таким и был. Архивариус лишь разводит руками — никто бы не смог заменить документы так, чтобы он не заметил. А без него немногие могут войти в архив — их можно пересчитать по пальцам, да и незачем им править помарки в еженедельных отчетах. Им и без того есть, чем заняться. Греллю хочется задать еще немало вопросов, но его поджимает время — еще чуть-чуть, и он опоздает за душой. Списки на первом этаже мелькают рядом с картой Лондона. Имена появляются вместе с датами и местом смерти и блекнут, когда заказ отдают жнецу. Но Грелль заметил одно имя, которое исчезло, почти сразу после появления. Еще вчера он не обратил бы внимания на это — такое бывает, когда меняется место смерти, и душа должна погибнуть на территории другой страны, например. Но сейчас мелькнул Лондонский адрес и время, за которое невозможно уехать настолько далеко. Если Грелль поторопится, то успеет попасть туда к назначенному сроку. Сделав заметку в блокноте, Сатклифф телепортировался. *Англ. Bow. Исторический район Лондона, который в викторианскую эпоху был окраиной.