***
Кровь повсюду, окрашивает снег в алый, навсегда отставляет на этой земле, хоть и не заметный, но след. Она смотрит на это пару мгновений, а потом живо вскакивает на жеребца и уносится вперед, зарабатывая для не ее Инквизиции влияние. Шемов она не слушает, они издают шум ненужный, лишний, да и не такой красивый как осколки. Все что ей нужно знать, принесет Лелиана, причем молча, подчеркнув самое главное.***
Ядвигу ненавидят за ее крутой нрав, за отвратительное лицо, за суровый голос и за правду, которую она не таит. Жозефина качает головой, придумывая ответ на очередное возмущенное письмо, но Лавеллан просто пожимает плечами. Это не ее Инквизиция. А потом поместье Бастьена, весь этот фарс и о н а. Ядвига этих человеческих существ не любит, они потеряли право на жалость, но ее язык не поворачивается назвать шемом. Инквизитор лишь выдавливает из себя слабое «миледи» своим низким голосом и отчего-то сразу злится, потому что слишком убого чувствует себя рядом с этой леди.***
Ядвига вздыхает, смотря в окно, слушая всю эту политическую чушь, что льют ей в уши, но все равно пытается вникнуть. Ей на Лелиану плевать, но на Мидаса нет, а значит приходится уступать. Мадам де Фер смотрит на нее лукаво, а затем просто становится плечом к плечу и замолкает. После этого поступка Вивьен поднимается чуть выше в ее списке.***
Ей не бросают проклятья вслед. За ее спиной просто шепчутся, показывают пальцем и сочиняют небылицы. Ядвиге как бы плевать, но Лелиана этот мир любит, а ее любит Мидас, значит все решено. Письма от Мерриль хранятся в нагрудном кармане, каждая строчка будто ядом пропитана, слишком больно телу, но она терпит.***
Вивьен приходит однажды ночью, придирчиво осматривает кровать, но все же решается сесть. Глаза у Железной леди блестят ярко, будто ярче чем у самой Ядвиги, хотя, конечно же, нет, у людей в темноте глаза светиться не могут. Но дыхание все равно спирает, когда рука шемки на ее кладется, и глаза в глаза. Она не знает когда, наверное, с приходом Вивьен, что то в ней все же сломалось, отвечающее за адекватность. Потому что Инквизиция теперь ее, шемы все чаще люди, а от прикосновений теплых ладоней хочется выть. Ядвига чувствует себя тупой псиной, приученной любить все, что связанно с хозяином.***
Лавеллан хочется проклинать всех на свете за то, что внешность важнее души, но ведь у нее и душа прогнившая, нечем крыть. Вон, Варрик, не красавец же, но его все же любят. Хочется стереть себя. Будто неудачный рисунок, но Ядвига не знает такого ластика, чтобы смог без последствий из умов людей человека всего стереть. Да и не знает она, как это можно стереть кого-то из жизни. Вивьен наливает ей виски почти до краев, смеется, смотря на ее лицо, когда алкоголь обжигает горло, но до сих пор молчит. Мадам слишком хороший игрок, она уже Ядвигу лучше знает, чем она себя сама. Вивьен говорит: — Черный магазин стирает все. Лавеллан молчит, смотрит в чернильное небо за окном и не может выдавить из себя просьбу. Унижаться перед шемленом, хоть и таким невозможно прекрасным? Тамлен бы ее засмеял, да только мертвым он вряд ли будет услышан. Чертовы шемы на их пути. Вивьен смотрит спокойно, наблюдает за сменой эмоций на лице Инквизитора, покачивая стакан. Ждет. Мольбы, просьбы, хотя бы первого шага, решительного действия. Ждет, пока Ядвига определит степень доверия к ней. Словно одна из них не закрывает разрывы рукой, спасая этим людей, но при этом их ненавидя. Будто второй есть какое-то дело до недобитой эльфийки, непонятно как ставшей во главе прогрессивной организации. Словно они обе могут отмотать время назад, не стать такими черствыми и пустыми, умеющими искусно менять маски, но не показывать истинное лицо. Шансов, конечно же, нет, но они обе делают все, чтобы это исправить.***
Под ногами холодный и влажный песок, ветер дует со всей силы, мешая смотреть в горизонт, но Ядвига упрямо всматривается, до слез на глазах всматривается, пока Вивьен какой-то щит не поставит, чтобы не больно было. Черный магазин находится в каком-то пиздетски далеком месте, без мата Лавеллан уже не умеет, Жозефина недавно забрала все сигары. Шум волн не успокаивает, не дарует безмятежность, нет, этот звук что-то в ее груди рвет, выжигает все синим пламенем, чтобы она потом задыхалась, а сердце бешено в стенки стучалось, наружу просилось. Теперь она знает, что шум волн – последняя встреча с Тамленом, с нормальной Мерриль, с не утопающим в вине Мидасом. Желудок раньше скручивало, желчь выплеснуть хотелось, мутило ее тогда еще по страшному. Больше уже не мутит. Теперь ничего нет, только сердце на износ работает, будто надеется инфаркт получить, чтобы от мира этого отвязаться. Она убирает оружие за спину, сжимает руки в кулаки и заходит внутрь. Электрические заряды по всему телу, нервы как натянутые канаты, а Вивьен за ее плечом усмехается так откровенно, что хочется спросить, а не охуела ли она часом? Но у Ядвиги нет такой привилегии, у Ядвиги лишь взгляды украдкой и любовь, похожая на самую жгучую ненависть. Лучше бы Соласа полюбила, ну хватит уже страданий. Лавеллан улыбается жестко, смотрит в свое отражение, а за спиной голос скрипучей все издевается, улюлюкает, хочется одним ударом голову с плеч, как раньше. Но как раньше уже не будет. Вивьен крутит ее из стороны в сторону, хмурит брови, она от этого еще старше выглядит. А потом она берет и Ядвигу коверкает, стирает и перерисовывает, убирает из памяти, заменяя чужой девчонкой. Лавеллан сжимает зубы, прикусывает щеку изнутри до крови, но все равно молчит, даже не дергается почти, хотя боль повсюду, рассыпается в крови порошком, заражая весь организм. Инквизитор наблюдает за движением шрамов, их глубиной и полетом по своему лицу. Лучше бы, блядь, она сдохла на том Конклаве. Но не судьба.***
Честно? Ядвига ненавидит эту чертову судьбу, что отняла у нее все. Она ненавидит этих мерзких шемленов, особенно эту высокомерную магичку, стоящую рядом и ухмыляющуюся своим по блядски полными губами. И конечно она ненавидит себя за то, что рука этой шемлевской девки на ее плече самое дорогое воспоминание за долгие годы. Ядвиге хочется сдохнуть, но получается лишь идти вперед. В отражении теперь не она, кто-то чужой, инородный. Вивьен усмехается, целует ее в висок, приговаривая о том, что Инквизитор ее лучшее творение. Ядвига будто снова подросток, у которого отняли все в один год. Ее снова мутит. Голос теперь нормальный, без сипов и всякой фигни из-за курения. Шрамов нет, хотя боль фантомная остается с ней навсегда, каждый шрам воет, будто его только что расковыряли и соли туда горсть кинули, и это смешно, ведь боль то только фантомная. Ядвига смотрит на лицо в зеркале и ненавидит Вивьен. Зато люди теперь Инквизитора обожают, смотрят ей вслед с восхищением, никогда не называют ее прекрасной, милой, красивой. Ее называют роскошной, неподражаемой, богоподобной. Улыбка на новом лице все меньше напоминает оскал, маты из головы стираются, а любовь к Вивьен перерастает в губительную зависимость. Зато теперь Ядвига шутит о смерти, будто бы дышит, купается в народной, не нужной ей совершенно, любви и хочет обратно в леса, и чтобы с Тамленом тогда со скверной в крови сдохнуть, а не кричать от боли в подушку, потому что лицо болит, оно ведь совсем не ее, а то, что ей принадлежит, валяется где-то в воспоминаниях зеркала и назад просится. Как же ей все это ненавистно.***
Ядвига начинает осознавать, что шемленская магичка слишком сильно ее приручила, когда слова вылетают наружу без ее ведома. Правда, Вивьен все равно, Инквизитор пустая внутри, зачем ей себя копия? Больше не интересно. Лавеллан осознает, что понимание первой любви у них с Мидасом приходит поздно, когда уже время назад нельзя, когда внутри даже пожара нет. Просто сердце сгнившее. - Я не люблю вас, моя дорогая. - Спасибо за честность. Мидас пишет что-то о том, что счастье еще впереди, а ей хочется его прямо носом в его порезанные руки, когда он от любви к Тамлену задыхался, когда валласлин выбирал только по принципу братства. Когда на крик изводился, выл и скулил, и смотрел на Тамлена из-под челки.***
В Скайхолде больше нет вечеров с мадам, нет ее теплых ладоней и тишины. В этом чужом краю Лавеллан находит новый наполнитель, закидывает в себя, потому что от сердца сгнившего слишком сильно воняет, даже другие чувствуют. Вместо сердца теперь засушенные цветы. Солас становится другом, братом, почти любимым, если бы не Вивьен со своими руками, но Ядвига хорошая актриса, играть влюбленную ей по силам, благо примеры есть. Когда предает даже он, становится впервые обидно за то, что руки у нее не из того места, и сама она не в том месте. А Вивьен уходит, улыбаясь все такими же блядскими губами, ничего не требуя, если нужно – Ядвига ей сама все отдаст, лишь больше рядом не видеть, желчь вверх по пищеводу, ее снова мутит. Вивьен самый страшный в ее жизни урок. Вивьен это скорбь в ее сердце, это горечь неизвестного, это просто любовь, созданная из ненависти.***
Когда якорь вместе с рукой исчезают, ей отчего-то легче дышать становится. Мир больше не требует сверх меры, рядом остаются лишь близкие люди, все живы, а Солас ей напоследок заменяет засушенный цветы настоящим сердцем, которое не гнилое, живое и молодое. Взгляд Вивьен между лопаток больше не чудится, в новом сердце нет места плохому, а значит и любви, похожей на ненависть. Ее новое сердце успевает лишь перекачивать кровь по телу. Черт, неужели поверили? Нет, конечно, ей до сих пор не дает покоя любовь к Вивьен. Просто Инквизитор взрослеет, собирает все, что связано с чародейкой, и замуровывает в комнате под крышей. Вивьен ассоциируется с сожалением. Впрочем, мадам никогда не было ее жаль, так что остается только идти вперед, не ища взглядом в толпе свой предательский Atisha.