Неправильная принцесса

      Битва закончилась. В воздухе ещё витали клубы чёрного дыма, но дракон уже не шевелился. Рыцарь, сражавшийся, как заведено, семь дней и семь ночей, вытер кровь с меча о собственный плащ: вот он, сладкий миг победы! Он устремил взор ввысь, туда, где в одном из окон горел свет.       — Ты спасена, о невинная дева! Выйди же к своему спасителю! — воскликнул Рыцарь, прижимая руки к груди. И она покорно вышла, прелестная, как утренний рассвет, его златокудрая мечта, что являлась в туманном экстазе, сравнимом в чистоте своей лишь с детской восторженной молитвой. С земли он не мог разглядеть её глаз, но был уверен — они синие. Быть может, они похожи своими переливами на безмятежное летнее небо в те часы, когда близятся сумерки, или же глубоки, загадочны и печальны, как горные озёра. Восторг Рыцаря был столь велик, что он, удерживая благоговейные рыдания, протянул руки к Принцессе:       — О, несравненная! Я сложил бы сотни сотен стихов, дабы воспеть красоту твою и бесчисленные добродетели, но при виде тебя лишаюсь дара речи, а потому прости, коли слова мои недостаточно искусны…       — Как тебя зовут-то? — певучим, нежным голоском осведомилась его мечта, и Рыцаря кинуло в жар: вот он, тот день и час, когда свершилось их знакомство! Сам себе сейчас он казался жалким, в крови, грязи и копоти, и сделалось неловко, что госпожа его сердца видит его таким:       — Быть может, облик мой нынче непригляден, и я прошу прощения, Принцесса, ежели мой вид пугает вас; смею заверить, принадлежу я к благороднейшим мужам, и не позволю себе обидеть вас. Семейство моё обладает многими богатствами…       — Ладно, ладно, я поняла. Может, поднимешься и поговорим? Не очень-то удобно перекрикиваться с балкона.       Она зовёт его к себе! Сердце свела сладостная судорога, и от одной мысли, что столь жалкий земляной червь, как он, вдруг вознесётся ввысь, к своей утренней звезде, Рыцарь едва удержал слёзы восхищения. Он почти не замечал ступеней, стремился вверх, словно птица, подхваченная попутным ветром. На мгновение он замер подле окованной двери, но, справившись с восторженной дрожью, всё же шагнул за порог.       Принцесса уже ожидала его, хоть и виделась в этой картине некая опошляющая неправильность. Прекрасной деве положено возлежать на нежнейшей перине, походящей на облако, а уж никак не валяться на застиранной простыне в горошек. Минутный ужас пронзил всё существо Рыцаря: неужто ошибся замком? На всякий случай он достал из поясной сумки бережно хранимый портрет и сравнил с оригиналом. Без сомнения, те же золотые кудри и изящный стан, каким навряд ли обладает иная дама. Ах, верно, она опустилась лишь затем, чтобы позволить ему разглядеть себя получше — великая жертва! Восхищение, овладевшее Рыцарем, было столь велико, что на сей раз он не сдержал слёз:       — О, моя принцесса, госпожа моего сердца, невиннейшая средь праведниц и светлейшая среди сияющих звёзд небосклона моей жизни, позвольте преклонить колени перед вами и назвать себя вашим верным слугой!       Принцесса села на кровати и осторожно подобрала край юбки:       — Зачем преклонять? Может, познакомимся хотя бы? Надо же с чего-то начинать.       — Ах, к чему пустые слова: два любящих сердца находят согласие в молчании! — всхлипнул Рыцарь и сложил руки в молитвенном жесте, чтобы даже случайно не коснуться подола белоснежного платья, не осквернить невзначай светлый образ, являвшийся ему во снах. Светлый образ тем временем пожал белыми округлыми плечами:       — Ну ладно, всё-таки ты убил дракона и меня освободил. Иди сюда, рыцарь, целоваться будем!       — Как можно! — Рыцарь даже отшатнулся: неужто она, эта прекрасная мечта, проверяет его на крепость духа? — Я достаточно благороден, госпожа моя, чтобы не коснуться вас прежде того счастливого мига, когда вы станете моей женой.       На чело Принцессы бросило тень мучительное раздумье:       — Так, давай разбираться. Тебе принцесса зачем нужна? Как жить собираешься? Какие планы?       — Ну, я буду совершать подвиги во славу твою. Я понесу весть о своей любви, дабы прогремело имя моей прекрасной госпожи над всеми городами, что я покорю, над всеми морями, что пересекут мои корабли, над… — душа благородного Рыцаря, восстановив равновесие, неслась выше, к самому солнцу, но была подбита на лету спокойным голосом Принцессы:       — А посуду помоешь?       Рыцарь недоумённо посмотрел на спасённую даму. Какая посуда, в самом деле! Он о высоком говорит, о любви, и тут — посуда. Ох, где же его манеры — совсем позабыл о главном!       — Тебе никогда не придётся утруждать себя столь низким делом, как домашнее хозяйство, госпожа моя! У меня довольно прислуги, чтобы ты не знала забот и проводила дни в праздном веселье, сообразно своей натуре… — Что, и на охоту выехать можно? — глаза Принцессы — до обидного карие — загорелись. Нет, нет, нельзя усомниться в её прелести: то сияющий янтарь, добытый из глубин земли, оправленный искрами расплавленного золота, и он таит в себе сладчайший мёд любви, изысканнейшую сладость, распробовать которую дано лишь одному ему. Рыцарю представилась его Принцесса на коне, под звуки охотничьего рога, и сердце ужаснулось воображаемому пятну на её белоснежном платье:       — Ах, несравненная дева, как можно столь прекрасному созданию, как ты, мараться в земной грязи!       — Так, понятно. А на рынок там выехать в одиночку? Город посмотреть? — Принцесса чуть нахмурилась, и Рыцарь схватился за голову:       — В одиночку? О, драгоценная моя! Ты столь прекрасна, что любой, раз увидев, пожелает обладать тобою. Нет, я не переживу, если злодеи покусятся на твою честь; я выделю десятки самых верных стражей, чтобы день и ночь охранять тебя… Ах, а если кто-то из них возжелает тебя, я сам казню его своим карающим клинком!       — Закончил? — Принцесса скрестила руки на груди. — И чем я заниматься буду целыми днями? Вышивать?       — Иголка может ранить твои чудесные белоснежные пальцы; я не переживу, если прольётся хоть капелька твоей драгоценной крови. Оставь грубые крестьянские занятия деревенским ремесленницам! Ты будешь звездой моей жизни, тем смыслом, что озарит каждый миг моего существования. Вдали от Родины, окружённый врагами и чудовищами всех мастей, я буду вспоминать о тебе, моя утренняя звезда, и с новой силой устремлюсь я в битву во славу твою…       Рыцарь не мог понять, отчего вдруг тоска холодной рукой коснулась сердца Принцессы, отчего вдруг померк тот свет, что исходил от неё прежде. Она закрыла лицо руками и еле уловимым шёпотом, похожим на дуновение лёгкого ветерка, произнесла:       — Может, обесчестишь по-быстрому, и разойдёмся?       — Я не могу понять, возлюбленная моя, королева, к ногам которой я желаю положить весь мир: отчего вы говорите столь ужасные слова?! — Рыцарь шагнул навстречу. Принцесса опустила руки. Её прекрасное лицо выражало эмоцию, свойственную, как прежде думалось, лишь воинам на поле боя: то была жгучая злость, приправленная горечью обиды.       — Это мои слова ужасные? А ты себя послушай, благородный Рыцарь! Я пять лет в этой башне просидела. Всё ждала: спасут, и будет тебе настоящая жизнь… А ты предлагаешь переехать в другую башню, чтобы вместо дракона стражники и слуги. Только это теперь не пленом будет называться, а замужеством. Доблестный сэр Рыцарь будет по миру ездить, стихи в мою честь сочинять, а я дома сиди, под замком; ни поцелуев не будет, ни романтики. Да тебе и до меня-то дела нет: дали бы другой портрет, в другом замке бы распинался. Тебе, Рыцарь, не Принцесса нужна, а повод для стихотворений. Убил дракона, а меня привёз, как боевой трофей, и поставил пылиться. Главное отполировать, чтоб блеск не теряла да руки не пачкала. А коли помрёт молодой — со скуки — так вообще хорошо: будет тебе светлый образ на века!       Она перевела дыхание и разжала кулаки, стиснутые в бессильной злобе:       — Неромантично как-то звучит, да?       Рыцарь стоял в смятении, пытаясь осознать слова Принцессы. Наконец, он совершенно не по-рыцарски почесал в затылке:       — Я как-то и не подумал. Если в таком ключе…       В душе его бушевала буря. Вспоминал Рыцарь своё детство, бледную мать — вот совпадение, умершую юной и прекрасной, — отца, такого же бравого охотника на драконов, овеянного легендами, сдержанные речи наставников, и всё пытался отыскать тот миг, где его обманули, где подменили жизнь красивой сказкой, забыв объяснить, что же потом, когда случится «долго и счастливо»... А главное — для кого счастливо-то? Для кого?       Принцесса подошла к замершему Рыцарю и по-крестьянски похлопала по плечу:       — Давай дружить? А там видно будет.