~ ~ ~
Тренировочное поле Коверчано — словно лужайка с рассыпавшимися по ней виноградинами особого сорта. Темно-синяя форма, ярко-желтое солнце, вместо сборщиков — тренеры. Пшеничная челка лезет в глаза, мешая видеть мяч, и Федерико сдувает ее, раз за разом, будто это действие — часть его работы. Пальцев Пауло в мягких прядях не хватает, как любимого закончившегося геля.~ ~ ~
Эйзез после Италии — Антарктика, а вся аргентинская сборная просто кучка пингвинов. Пауло прячет нос в воротник водолазки, натягивает рукава. Небо цвета акварельной воды, в которую по очереди окунули кисточку с каждым оттенком палитры. Весна медлит, самонадеянно считая, что успеет на последнюю электричку до Южного полушария. Пауло думает о тепле туринского лета, жаре рук Федерико, и три затертых слова осыпаются в траву под ногами листьями виноградной лозы.~ ~ ~
Вся улица — поток неона и людской поток. Через оконное стекло-иллюминатор — будто морская вода с флуоресцентным планктоном. С каждым движением стрелки настенных часов, круглых, как глаз рыбы, их кирпичная подлодка все глубже падает в густую соленую толщу. Занавески красные, подрагивают от резкого движения руки — пламя на ветру танцует. Синева скрыта за яркой пеленой, комната погружается в красное марево, и хочется достать фото-пленку. Федерико за спиной, дышит в шею, и Пауло откидывает голову ему на плечо. Ковер в спальне мягкий, кожа под пальцами мягче в разы. Запах секса — как запах костра, въедается в кожу и волосы, щекочет ноздри, разгоняя назойливые мушки дурных мыслей. Пауло ложится на тлеющие угли, тело сверху, подсвеченное красным, несет жар, легкие слушаются с трудом, они оба сейчас — герои картины Брюллова, хрупкие пепельные тени у подножья вулкана. Пауло шипит и стонет, и каждое слово, срывающееся с его губ, затерто до дыр частотой употребления. Сквозь эти дыры продувает чем-то сладким, Федерико чувствует запах, Федерико слышит звуки. Три главных затертых слова — в длинном ворсе ковра. Федерико знает.