Sunflower

Держись за руку, пока она еще без оружия, Утони в глазах, пока они еще слепы, Люби, пока ночь еще скрывает рассвет. Дождь скрывает слезы на щеках стоящих в гробовом молчании порядка сотни людей в черном траурном одеянии. Сегодня особый день. Сегодня мои похороны. Вы, тот, кто сегодня будет использован в качестве свободных ушей, не ослышались, я действительно погиб. Видите? Даже небо плачет обо мне! Ох, как мне льстит его внимание! Нет, конечно же, раз я имею возможность говорить сам с собой и со своим безымянным для меня слушателем, я жив, но я нахожусь не в своем теле. Я вижу глазами другого человека. Очень странное ощущение. Мне так чуждо и неспокойно здесь, словно вот-вот что-то случится. Каждый привыкает к своему любимому телу и знает, чего ожидать, а я сейчас даже кончиком пальца шевельнуть не в силах. И не по причине его онемения, а потому что он мне не принадлежит. Я не помню, что произошло, и почему мое тело погибло, но что-то точно случилось, и это что-то серьезно потрясло всех без исключения. Возвращаясь к моим похоронам, могу сказать лишь что иногда в голове проскальзывали мысли на тему собственной смерти, не думаю, что один я такой. В обычное, ничем не примечательное время, такие мысли вызывают негодование и толику страха. А сейчас к своему ужасу я чувствую некий интерес. Вот! Смотрите, ко мне подходят все мои друзья! Что они чувствуют? О чем думают? Почему они здесь? Потому что я умер или потому что все пошли? Интересно. Но мой безмолвный слушатель не может этого увидеть. Немного жаль. Я попробую рассказать в деталях. Первым к моей новоиспеченной могиле подходит вечно ленивый и спокойный шатен — Нара Шикамару. Этот поистине гениальный парень кладет пару красивых цветов и спокойно возвращается обратно. Мое нынешнее тело не способно разглядеть его выражение лица, хотя оно должно быть очень увлекательным сейчас. Но боюсь ошибиться. Следующий подошедший — Киба Инузука — местный любитель всего собачьего. Никогда не понимал этого индивида, похоже его личность так и останется загадкой. Он кладет мне на могилу красивый букет цветов, нервно поправляет промокшие каштановые волосы и так же, как и парень до него, спешно возвращается обратно. А сейчас блок, состоящий из самых переживающих из-за моей кончины элементов. Например, моя бывшая возлюбленная Сакура. Ее прекрасные волосы сейчас особенно красивы, дождь преобразил их цвет. Сакура, дорогая, не плачь, сейчас моя оболочка подойдет к тебе, не беспокойся. Вот уже светловолосая Ино вместе с Чоуджи с белыми цветами медленно шествует к моей могиле. Яманака, утыкаясь в плечо толстячку Акимичи, дрожащей рукой кладет букет, и так же медленно отходит от монумента. Никогда не сомневался в том, что Ино прекрасная девушка, но и никогда не смотрел на нее по-особенному. Возможно, изначально я был слеп, и смотрел на мир лишь через свои голубые глаза. Но сейчас это уже не важно. О да, наконец-то мое новое тело осмелилось подойти. Я уже заждался. Ты ведь никогда не был трусом, верно, Саске? Так чего же ты ждешь? Плачь! Грусти, прояви хоть каплю своих глубоко зарытых эмоций! Разбей корку льда, наросшую на твоем сердце. Дай мне увидеть, каков ты на самом деле внутри. Чувствую, как он достает из-за пазухи своей черной рубашки цветок… Подсолнух? Словами не передать, как это радует. Знает, что я их люблю. Почти единственный, он знает. Он несет цветок к моей могиле очень медленно, я даже могу уловить пролетающие по направлению к земле капли дождя. Я не могу видеть его со стороны, но уверен, что его волосы сейчас как никогда прекрасны. Темные, как ночь, мягкие, как шелк. Уложенные дождевой водой, они красиво струятся до плеч. Цветок Саске не доносит. Похороны подходят к концу. Уже произнесена памятная речь, и мое тело уже глубоко в земле. Это немного пугает. Не хотелось бы проснуться в нем. Люди, пришедшие сюда, с грустными минами медленно расходятся. Дождь, скрывая людские пороки и лицемерие, не дает увидеть, есть ли на самом деле на их лицах слезы. Но мне это и не важно. А мой черноволосый друг все стоит под дождем. Так и не положил этот цветок. Чего же он боится? А что он боится, я знаю наверняка. Я же чувствую, как подрагивают его колени. Как дыхание изредка сбивается. Его окликнули, и он вздрагивает. К нему подходит Сакура и говорит: — Саске-кун, — честно говоря, я всегда ненавидел это обращение,чертовски неприятно бьет по ушам, — А почему именно…подсолнух? — эта глупая девочка, она не знала или забыла? Не могу сказать точно. — Он их очень любил… — тихо отвечает он, еле сдерживая нахлынувшие воспоминания. Похоже что его вечно холодная и неприступная стена дает первые трещины, — Всегда покупал их у Ино и ставил у себя дома на подоконнике, — видно, что ему тяжело дается говорить все это. Но он же сильный, вытерпит. Сакура непонимающе смотрит на него и хочет спросить, как мне кажется, откуда он все это знает, но не решается. — Но разве у Ино в магазинчике они продаются? — спрашивает Харуно, подавив все свои порывы подойти ближе. — Нет, — с грустью, —Она специально для него заказывала. Их не продавали обычным людям, — объясняет ей. Оказывается я был необычным в глазах Ино. В который за сегодня раз думаю о ней как об упущенной возможности жить счастливо. Больше разговор не продолжается, девушка сама уходит, оставляя его в одиночестве. Куда ты идешь?! Черт, там же обрыв! Ты же сам мне его показал, когда маленькие были! Неужели ты собрался… Ты собираешься прыгнуть!? Мое, а точнее твое сердце стучит в бешеном ритме. И не потому что ты боишься высоты. А потому что я боюсь за тебя. Этот обрыв очень высок и крут. Внизу острые камни, направленные вверх. Туман скрывает смертоносную пропасть своими серыми объятьями. Один прыжок, и конец жизни. Даже для таких крепких парней как мы. Я не могу этого допустить. Черт, как мне до него достучаться? Что-то нужно предпринять, иначе если моя несчастная душа застрянет где-нибудь, я буду вечно корить себя за нелепую кончину этого черноволосого недоразумения. Его нужно остановить, но как? Может, надо усиленно думать об этом? Что-то я такое читал... Попробую… «Идиот, не смей!!!» — мысленно ору я, что есть мочи. Должно подействовать. Не люблю надеяться на идиотские книжки с кусочками мистики производства и редакции моих странноватых учителей, но выбирать не приходится. — Кто здесь? — осторожно спрашиваешь ты. Хвала моим злым богам, услышал. Иначе пришлось бы потом расплачиваться по полной за это. «Ты меня слышишь?» — уточняю на всякий случай. Ты осматриваешь все вокруг себя, но не найдя ничего живого, снова говоришь: — Кто ты? И где ты? — голос слишком тихий. Даже немного хрипит от волнения. Видно ты начинаешь узнавать мой голос. Ты больше не сможешь скрыть от меня свои чувства. Но я хочу говорить только видя твое лицо. «Расслабься, и представь себя и меня в своем подсознании» — должно сработать, но ты еще не узнал меня... Возможно я ошибаюсь. — Этот голос… — задумчиво тянешь ты. Дальше я уже ничего не слышу. Жаль, что не умею мысли читать, было бы здорово. Хотя иногда между делом хотелось бы застрелиться, но это детали. Чувствую, что куда-то лечу. А через секунду стою непонятно где. Это место достаточно сложно описать. Вернее описанию как таковому оно поддается с большой натяжкой. Вокруг что-то мерцающее, смутно напоминающее космос, но очень светлое, как солнечные лучи. Ноги как будто висят над бездной, но посмотрев вверх, можно увидеть тот же пейзаж. Странное место. Но все равно лучше, чем ничего. Вдруг вижу, ты стоишь, я рефлекторно зову. — Саске! — о, я могу говорить. Мне нравится здесь значительно больше. Раз я говорю, значит могу что-то сделать. Ты медленно оборачиваешься, и, не веря, оглядываешь меня с ног до головы. Лишь потом произносишь мое имя. — Наруто… — тихо, едва различимо, я с трудом услышал, — Не может этого быть… — Я знаю, что не может. И тем не менее, как ты сам видишь, я здесь,  — черт возьми, говорить становится все тяжелее. Как будто голос пропадает, связки не ощущаются. — Как ты оказался в моем подсознании? — все еще ошарашенным и безмерно удивленным голосом, но уже чуть громче. — Я был здесь все это время, — стараюсь сделать свой голос как можно четче и громче, но с каждой секундой это делать все сложнее и сложнее. Похоже, что договорить нам не дадут, придется заканчивать сейчас. — Но все думали, что ты умер… — тихо тянешь ты. И я думал так же, но судьба решила поиграть с моей жалкой душей. — Так я и умер, — усмехаюсь и прикрываю глаза. Но резко распахиваю их и продолжаю дальше, — У тебя есть вопросы. Стоит задать их, пока это не перестало быть возможным, — к моему удивлению его обычное показательное спокойствие возвращается быстрее, чем я думал. Но меня не проведешь, я теперь вижу насквозь его глаза и сердце. — Знаешь, — помолчав некоторое время, продолжает, — С того момента, как ты погиб, меня мучил вопрос. Ты винишь меня в своей смерти? — это было полной неожиданностью, поскольку я и предположить не могу, что кто-то из "своих" повинен в моей гибели. Делаю непонимающее лицо, он объясняет, — Если бы я не был так слаб, то ты бы был жив! Ведь тот ублюдок целился в меня, но ты.. ты.. — он прерывает свой монолог, закрывая лицо ладонями. А я размышляю над тем, что же на самом деле произошло. Вместо памяти о дне моей смерти сплошной туман в голове. Ничего не помню. — Нет, Саске, я тебя не виню, — не представляя, о чем речь, я все равно считаю нужным сказать ему о его невиновности. Не верю я, что кто-то кроме меня виноват, — Я сам сделал свой выбор, и все произошло так, как должно было, — ничего лучше я сейчас не вытяну из постепенно начинающей затуманиваться головы. Голос по-прежнему где-то на грани шепота. — Но так не должно быть! Ты не должен был погибнуть! — срывается на крик. Никогда не видел его таким. — Сейчас это не имеет значения, — отрезал я, пресекая все попытки продолжать сентиментальные вопли. Хотя понять его можно, — Я все равно скоро исчезну, поэтому хотел тебя напоследок попросить кое-что сделать, — я сделал выводы на основе нехитрых рассуждений. Голос пропадает, тело почти невесомо, руки даже кажутся прозрачными. Скоро мое время выйдет. — Как это исчезнешь? Куда? — взволнованно спрашивает меня. Не стоит так переживать, Саске. Я тебе все равно не отвечу. Потому что один бог знает, куда я отправлюсь. Может я исчезну бесследно, а может буду вечность скитаться по миру. Это не пугает больше, но нужно сделать кое-что важное перед этим. — Тебе не обязательно все это знать. Только обещай мне кое-что, — стараюсь сделать взгляд своих небесно-голубых глаз наиболее холодным, похожим на лед. Должно получится, хотя бы в этот последний раз. — И что же… — он спрашивает куда-то не туда. Не туда, где я. Как будто он не хочет, или боится смотреть на меня. Не грусти, Учиха. Подними на меня свои глаза, вытри слезы, тебе никогда не шла грусть. Да, признаюсь, я ждал момента, когда смогу увидеть истинного тебя, долго и с нетерпением, но не хотел стать причиной твоей грусти, особенно сейчас. Сейчас ты должен слушать меня. Пока я еще есть. — Ты будешь жить. И не смей больше пытаться что-то с собой сделать. Если сделаешь, я тебя никогда не прощу! — на этом заканчивается все, что я мог для него сделать. Начинаю потихоньку жалеть, что жизнь была отдана, что я больше никогда и ничего не смогу. Все, не могу больше говорить. Ни звука произнести не получается. Я попытался сказать слова прощания, но из горла вырвался бессвязный протяжный хрип, ничем и отдаленно не похожий на слова. — Я обещаю, — с этими словами он бросается на меня и обнимает, крепко прижимая к себе. Слезы из его глаз падают мне на постепенно растворяющееся плечо. Пожалуй, мне уже давно пора. Я почти исчез. Прощай, мой друг. Я чувствую, как мой вес в миг улетучивается, и я начинаю растворяться в пространстве, а вскоре и вовсе исчезаю. Лечу вниз, перед глазами, как в калейдоскопе, сменяются яркие картинки. Не могу точно сказать что это такое. Продолжаю лететь, и цветное изображение сменяется пустотой, затем теменью, и все. Я тону в пространстве, не в силах пошевелиться. Тьма медленно поглощает мою душу, но нет, это не конец. Кажется, что прошло минут десять, а на самом деле, пролетело уже несколько лет. Впереди тонкий луч света. Мне удалось шевельнуть рукой, и ухватиться за него. Он дернул меня вверх, и вот я снова пролетаю все эти места, в коих побывал, когда падал. Я уже вижу впереди выход из темноты, и луч несет меня туда. Я слышу тихий и до боли знакомый голос, говорящий мне: «Очнись» И я стараюсь последовать ему. Зажмуриваю до нельзя глаза, а затем распахиваю их, и вижу все ту же тьму. Но первое впечатление обманчиво, не так ли? Маленький огонек бледно сияет вдалеке, и я, собрав оставшиеся сиьы, бегу туда. Туда, где светит мое искусственное солнце. Подсолнух, что так и остался лежать на краю колючей туманной бездны.