***
Прошла неделя, а все мои мысли занимала Хайди Тернер. Я думал о том, как сильно ненавижу ее светлые волосы, которые не были такими солнечными как у Кенни или Баттерса, скорее непонятного цвета, как намокшие под дождем стога пшеницы, всю ночь пролежавшие в грязи полей. Ее нелепый цветок на шапочке, дурацкую зеленую куртку, какую-то приторную улыбку, то, как по-особенному смотрит на нее Картман. В его взгляде была такая сахарная нежность, от которой я мог бы впасть в инсулиновую кому. А еще все окончательно и бесповоротно стало другим. Ничего нельзя было вернуть назад, эти годы сарказма и шуток от Картмана, его вечные подколы, пристальное ко мне внимание, все осталось в прошлом с тех пор, как он начал встречаться с Хайди. Но ужасней всего было то, что все мое раздражение в отношении жиртреста и его подружки объяснялось так просто, что даже удивительно, как никто еще не догадался – это была ревность. Меня до ужаса, просто до судорог в конечностях бесило, что я какого-то черта ревную Картмана. Так, словно бы я влюблен в него. Иначе с чего бы вдруг меня словно бы иглой кололи куда-то в солнечное сплетение каждый раз, когда он целовал Хайди на прощание, как-то мучительно долго. Я смотрел на это все и задыхался, мне не хватало воздуха. Они теперь все время ходили вместе, держась за руки, словно герои сопливой мелодрамы, поставили одинаковые совместные фотографии в фэйсбуке, сидели рядом в автобусе. Если раньше Картман всегда возникал словно из ниоткуда и непременно увязывался за нами с этим своим «пацаны, я с вами», то теперь он был словно спутник, постоянно вращающийся вокруг планеты имени Хайди. А когда он был не с ней, то все его разговоры обязательно сводились к тому, какая она умная, веселая, интересная и список ее качеств стремился к бесконечности. До этого Картман любил поупражняться в своем остроумии, высмеивая меня, придираясь, подпитываясь этим жгучим чувством ненависти. А теперь осталась какая-то холодная и равнодушная вежливость, дебильное дружелюбие, в котором невозможно было узнать больше некогда циничного и хитрожопого уебка, коим всегда был Эрик Картман. И мне до ужаса не хватало этих наших вечных стычек, от которых мои кулаки сжимались от ярости, а сердце стучало как после километрового забега. - Меня сейчас стошнит, - говорил я каждый раз, когда они счастливые проходили мимо, о чем-то смеясь. Хотелось узнать, почему им так весело вдвоем, настолько, что все остальные для них перестали иметь значение, стали не более чем фоновый шум, от которого можно запросто абстрагироваться. - А, по-моему, им хорошо вместе, да и жиртрест перестал быть таким противным, - отвечал Стэн, не понимая, почему я так реагирую, - Ты же больше всех страдал от подколов Картмана, а теперь он кажется вообще забыл о том, что ненавидит евреев. Не думал, что какая-то девчонка сможет на него так повлиять. Он выглядит действительно влюбленным. Если честно, то в первый раз в жизни мне захотелось ударить Стэна. Я отчаянно желал со всей дури влепить ему по морде, потому что его слова отдались внутри меня бессильной злобой, и я в ярости стал пинать ногами аппарат, когда он завис и слишком долго выдавал мне колу. - Эй, чувак, полегче, ты чего? Это всего лишь дурацкий аппарат, - обеспокоенный голос Стэна вынудил меня прекратить вести себя как истеричная девчонка, я перестал нападать на несчастную машину, которая была не виновата в моих странных загонах, – Не умрешь же ты без колы, в конце концов. Я умру, если еще раз увижу эту парочку. Просто забуду, как дышать. Упаду прямо здесь в школьном коридоре и буду немигающим взором смотреть в грязно-серый потолок, а над моим неподвижным телом склонится мой друг и будет настойчиво трясти меня, повторяя «Кайл, вставай, это не смешно». Потом подойдут Картман и Хайди, непременно вместе, единые, словно сиамские близнецы, они обязательно будут держаться за руки, может даже сожмут друг друга в крепком объятии. Как будто мир рухнет, если эта противная девчонка с мерзким цветком на шапочке выпустит, наконец, Картмана из своей стальной хватки. Я был уверен в том, что никто не может быть настолько идеальным, даже эта чертова Хайди Тернер. Она счастливо улыбалась мне с фотографии, которую я увеличил на экране своего ноутбука, пытаясь обнаружить в ее лице какие-нибудь изъяны. Конечно же, все в ней казалось мне не таким как надо: слишком неприметные черты, широкий нос, тонкие губы. Мне доставляло особое удовольствие придумывать себе недостатки Хайди, я мог так часами напролет сидеть, уставившись в экран. Потом моя мания пошла дальше, и я стал изучать ее аккаунты в социальных сетях. Прочитал все ее твиты, их было очень много, потому что Хайди всегда активно и часто делилась своим мнением обо всем на свете. Я продолжал упорно искать что-то такое, что могло бы сместить ее с пьедестала идеальной девушки. Надо признать, что она не была глупой, как бы мне не хотелось увидеть ее такой, некоторые ее взгляды были мне даже близки. Но я все равно ее ненавидел. Раньше с таким маниакальным упорством я делал домашнюю работу, а теперь все отошло на второй план и слежка за Хайди стала занимать практически все мое свободное время. Такое поведение было очень непохоже на меня, вероятно, в какой-то момент я упустил эту нить, связывающую меня с тем прошлым Кайлом, и сам себя перестал узнавать. Меня распирало это отвратительное, всепоглощающее чувство ревности, подкрепляемое постоянным мельтешением счастливых мордашек сладкой парочки, и мне хотелось об этом постоянно говорить. Незаметно для себя я все темы умудрялся переводить к обсуждению Картмана, я стал им просто одержим, совсем как он раньше вел себя по отношению ко мне. - Чувак, заведи себе уже подружку, наконец, - не выдержал как-то Стэн, - не могу уже слушать про то, как ты ненавидишь Хайди. Кажется, он решил, что это я от одиночества совсем с ума сошел, превращаясь в злобного и агрессивного придурка. Пусть лучше думает так, чем однажды догадается, что я просто ревную Эрика Картмана. Так, как жиртрест меня фактически игнорировал, то я цеплялся за любые, даже самые ничтожные поводы, чтобы инициировать контакт. Вот он опускается за наш столик со своим подносом, на котором как-то подозрительно много еды, и я отпускаю дурацкую шуточку в духе: - Жиртрест, а ты не лопнешь? Он смотрит на меня удивленным взглядом, от которого я хочу провалиться сквозь землю и упасть прямо в кипящий, специально заготовленный для меня адский котел. Мысленно молю его: «Картман, пожалуйста, ответь мне как раньше. Назови меня тупым евреем, пошути про мою маму, иначе я сейчас буду выглядеть очень глупо.» - Кайл, здесь две порции. Одна для меня, а другая для Хайди, - на последнем слоге выражение его лица смягчается, словно он закончил читать молитву и испытал какой-то потрясающий религиозный экстаз. Твою мать. Замечаю внимательный взгляд Стэна, он молчит и мне кажется, что он обо всем догадался. Вот я смеюсь над тем, что он как полный отстой поставил на заставку телефона их совместное фото, где чертова Хайди присосалась к Картману как пиявка, а он только улыбается этой идиотской влюбленной улыбкой, от которой у меня сводит скулы. Вот мы собираемся как обычно у Стэна в пятницу, чтобы поиграть в приставку, и я замечаю, что Картмана еще нет, хотя раньше он бы давно развалился на диване и жевал бы то, что нашел в холодильнике Маршей. - Он сегодня не сможет, они с Хайди кажется в кино пошли, - в ответ на мой вопрос отвечает Стэн, а Кенни начинает смеяться. - Ну да, в кино они пошли, ага, как же. - Ты это о чем сейчас? – не выдержал я. - У кого-то родители уехали на все выходные. Нет, ну может они там, конечно, кино смотрят, но что-то я в этом сомневаюсь. Стэна не особенно интересовали подробности того, чем там занимается Эрик Картман со своей девушкой, а мне хотелось или умереть, или побежать туда, к ним. Ворваться в дом с бейсбольной битой и хорошенько заехать Хайди по довольной физиономии. Но вместо этого я почти до самого конца, пока мы не отправились спать, делал вид, что все в порядке – смеялся, шутил, возможно несколько нервозно, но никто не заподозрил ничего. А потом долго не мог уснуть, ощущая какое-то болезненное чувство пустоты внутри, мне казалось, будто вся моя жизнь катится в пропасть, а я ничего не могу с этим поделать. Я был в отчаянии.***
*** - Как провели выходные? – улыбаясь спросил Картман в понедельник на большой перемене. Он буквально светился от счастья, что наводило на самые неприятные мысли, и видимо не только меня, потому что Кенни тут же, не церемонясь, поинтересовался: - У вас было это? Стэн вздохнул, видимо предвкушая информацию, которая не заставила себя долго ждать: - О боже, Кенни, мерзкий ты извращенец, неужели я стану делиться с тобой такими подробностями? А потом к Картману подошла Хайди, и мне не нужно уже было ничего слышать, никаких подробностей, что так жаждал Маккормик, потому что их смущенные улыбки говорили сами за себя. Она обняла его, мне стало противно от того, как эта девчонка постоянно тянет к Эрику свои загребущие ручки. Да только он совсем не возражал против такого обращения, словно ему нравилось разводить прилюдно эти сопли, от которых тянуло блевать. Видеть это было решительно невозможно. Поэтому я, ощущая, что если не уйду, то случится что-то ужасное, не прощаясь двинулся куда-то в глубь толпы, стараясь придать лицу бесстрастное выражение. - Да пошли вы в жопу все. Так и сказал перед тем, как двинуться прочь. В спину мне кричал удивленный Стэн, но я не мог остановиться и оглянуться, мне казалось, что в моих глазах как в открытой книге написаны все мои чувства. Зашел в туалет, заперся в кабинке и просидел там минут десять, а может часа два, не знаю, у меня словно напрочь отшибло всякое ощущение времени. А когда вышел, то обнаружил, что меня тут как тут поджидает обеспокоенный Эрик Картман. - Что происходит, Кайл? - Ничего. - В последнее время ты постоянно меня подкалываешь. Ты, наверное, хочешь мне теперь отомстить за все, что я сделал? Я понимаю, почему ты меня так ненавидишь, ты имеешь полное на это право, учитывая, как я доставал тебя раньше. Но, поверь мне, теперь я изменился, все благодаря Хайди. Мне хотелось, чтобы он замолчал и перестал петь дифирамбы своей идеальной подружке, поэтому я мысленно убавил звук его голоса до нуля, слышать все это было просто невыносимо. Он за этот месяц превратился в какого-то другого человека: правильного, хорошего, романтичного. А я скучал по тому жиртресту, который меня так чертовски, до дрожи бесил. В его словах была правда, она была неоспорима и жгла меня изнутри, как и то чувство, которое я не в силах был выразить, которому не мог найти объяснение. Из-за своей болезненной ревности и упорства я стоял теперь перед справедливо недоумевающим Картманом, который наконец-то отстал от меня и никак не ожидал, что такое положение вещей меня еще больше не устроит. Ведь по идее именно этого я и хотел все эти годы унижений и непрестанного соперничества, когда говорил ему о своей ненависти. - Я тебя не ненавижу, - мой голос звучал так тихо, что, кажется, Картман даже не заметил этой моей фразы, продолжая говорить о своей идеальной подружке. - Ты поймешь, когда полюбишь кого-то очень сильно, - серьезно сказал Картман, его голос был в этот момент таким глубоким, низким и чарующим, что я был готов умереть от желания раствориться в нем, как сахар растворяется в чае. Я убил бы за то, чтобы таким особенным тоном он говорил обо мне. - Я люблю тебя, - выдохнул я прежде, чем понял, что действительно сделал это вслух. Он замолчал и стал смотреть на меня с таким удивлением, словно в первый раз увидел. Слишком долго я скрывал свои чувства, подавлял в себе, и вот сегодня, будто отомстив мне за это, они не желали прятаться за маской непроницаемости и равнодушия. Я обнаружил, что действительно любил Эрика. Так сильно, что мысль о его счастье с кем-то другим, заставляла все внутри меня сжиматься от мучительной боли. Мне вдруг стало очень стыдно, наверное, я даже покраснел от смущения, потому что почувствовал, как щеки мои горят огнем. Картман внезапно оказался так близко, что я чувствовал его теплое дыхание, запах сигарет и приторных духов Хайди, которым пропитался его свитер, и эта близость пугала и сводила меня с ума. Я никогда в жизни никому еще не признавался в любви и тем более не думал, что этим кто-то будет парень. Но как только я попытался уйти, Картман остановил меня, прижав к стене, из его стальной хватки было невозможно выбраться, да и у меня не было сил. - Повтори, что ты сказал. - Не буду я больше этого повторять, жиртрест, не заставляй меня - от смущения я не знал, куда себя деть. Картман пытался поймать мой взгляд, но я упорно отворачивался и смотрел в сторону, встретиться с ним глазами было подобно смерти. Повисла тягостная пауза, которая длилась, казалось, целую вечность. Интересно, он кому-нибудь расскажет об этом или сохранит в тайне? Перспектива стать посмешищем школы меня не прельщала. Внезапно мои размышления были прерваны, Эрик мягко, но уверенно схватил меня за подбородок, вынуждая смотреть на себя. - Кайл, ты серьезно? – его внимательный взгляд прожигал меня насквозь. И я молчал, потому что если начну говорить, то скомпрометирую себя еще сильней, хотя, что может быть хуже моего признания? Наверное, только когда Картман расскажет Хайди со смехом о том, что его друг не только еврей, но еще и педик, а потом ее остроумный твит об этом наберет рекордное количество лайков. Если я и дальше буду упираться, то эта пытка никогда не закончится, поэтому, раз уж начал этот вечер откровений, то доведу дело до конца. - Извини, что вел себя как сумасшедший, просто… - я запнулся, пытаясь подобрать слова так, чтобы моя речь не звучала слишком сентиментально, а то того и гляди, еще расплачусь тут перед Картманом, теряя остатки самоуважения, - мне было невыносимо видеть вас вместе. Я хотел убить ее, тебя и себя заодно. Потому что я ужасно ревновал тебя к ней. Вот теперь ты все знаешь, так что дай мне уйти. Мой голос уже начал дрожать, поэтому я хотел как можно скорее скрыться от этого пристального взгляда. - Бедный Кайл, - сказал он с сочувствием, которое мне было мучительно слышать. Лучше бы ударил, обозвал чокнутым извращенцем и геем, что угодно, но не эта отвратительная жалость. Я готов был разрыдаться от бессилия, а потом Картман вдруг издал тихий смешок, который становился все громче, и вот он уже стал смеяться во весь голос, приводя меня в недоумение. - Что в это смешного, придурок? – неужели он действительно такой бесчувственный мудак. - Ах, Каааайл, а я уже и не надеялся на твое признание, - сказал Картман, прекратив смеяться. Он произнес мое имя так, как когда-то раньше и для меня это было таким мощным флэшбеком из прошлого, от которого все внутри меня перевернулось. Картман улыбался как обычно своей фирменной улыбкой. - Я не был уверен, что это сработает, но мысль о том, что даже один маленький шанс все же возможен, отмела все сомнения. Мне пришлось хорошенько постараться, ты понимаешь, все эти поцелуи, свидания, подростковый неловкий секс, влюбленный новый Эрик, который теперь не расист и вообще хороший мальчик. Держание за руки, парные футболки, свидания… Ты представляешь, каких усилий стоил мне этот спектакль? Это было даже сложней, чем тогда, когда ты обещал дать мне сорок долларов, если я не буду издеваться над твоим очкастым кузеном, - он приблизил ко мне свое лицо, - Но игра стоила свеч, мой маленький еврейский друг. - О господи, - убитым голосом прошептал я, пытаясь мысленно найти себе пути к отступлению. - Бог тебе не поможет, Кайл, потому что ты тупой еврей. - Жиртрест, я тебя ненавижу! - Ты можешь сколько угодно говорить мне об этом, потому что теперь я знаю правду, Кайл, - он снова рассмеялся своим дьявольским смехом. - Зачем тебе понадобилось все это? Чтобы посмеяться надо мной? - Ты и правда такой тупой, - он закатил глаза в притворном возмущении, - Я просто хотел узнать, взаимны ли мои чувства к тебе, мерзкий ты жид, - сказал Картман, а потом, резко притянул к себе и поцеловал. Я дернулся от неожиданности, но не пытался вырваться, потому что он слишком крепко прижал меня к стене, а еще потому что не хотел. Просто замер в его руках, наслаждаясь теплым прикосновением его губ к своим губам, потом стал неуверенно отвечать, чувствуя, как отпускает меня напряжение, скопившееся за этот месяц. Зарывался пальцами в мягкие непослушные волосы, тянулся к нему как цветок тянется к солнцу, словно желал стать еще ближе, стать с ним одним целым. - А как же Хайди? – сказал я, после того, как Картман, наконец, отстранился и задышал, шумно втягивая воздух. Он посмотрел на меня как на идиота: - К черту Хайди.