***
Прошли годы. Глаза Минсока все ещё напоминали лисьи, улыбка Чондэ все ещё была лучезарна и по-детски наивна. Выросшие парни все ещё были близки, разделяя вместе радости и невзгоды, проведшие жизнь бок о бок, словно братья. Когда гормоны то и дело выдавали всплеск, а тело совершенно не по-детски реагировало на многие обыденные вещи, младший неожиданно стал купаться в женском внимании, то и дело получая любовные записки и приглашения на школьные дискотеки. Парень намеренно игнорировал их, но Минсок видел озорной блеск в его глазах каждый раз, когда очередная барышня выкидывала что-нибудь новенькое. Дела последнего шли совсем худо. Он с лёгкостью признавал красоту окружающих его одноклассниц, но это признание не заставляло что-то в его сердце замереть. Когда одноклассники наперебой обсуждали, чьи ноги из девчонок выгоднее смотрятся с той или иной юбкой, Чондэ активно принимал участие в обсуждении, его мнение быстро подхватывали с посвистываниями. Минсок же держался в стороне, абсолютно не заботясь о том, как выглядят девушки. Ровно то же самое о нем говорили они сами. Однажды одноклассник толкнул Мина в спину, передавая свёрнутую записку, изрисованную сердечками. Привычно закатив глаза, он сунул записку другу, а тот привычными движениями развернул листок. Ехидная улыбочка сменилась искренним удивлением, а затем Чондэ вернул послание другу, с гордостью во взгляде заявив: «Это тебе». Обычное приглашение на школьный бал. Минсок с опаской взглянул в сторону парты, за которой сидела автор записки. Девушка мило улыбнулась парню, но он лишь испуганно обернулся к Киму. - Она милая, почему бы тебе не сходить с ней? - Я думал, мы пойдём вдвоём. - И вальс тоже будем танцевать вдвоём? Слова друга неожиданно больно кольнули Минсока. Обычно спокойный и отходчивый парень залился краской, но быстро взял себя в руки и кивком дал понять девушке, что принял ее согласие. Тот вечер, впрочем, прошёл ужасно. Девушке пришлось вновь представиться, поскольку Минсок даже не пытался выучить имена одноклассниц. Миён была стеснительна и не болтлива, но видя, с какой неохотой Минсок воспринимает происходящее, переняла инициативу и говорила без умолку. Но парень даже не пытался ее останавливать. Ее тонкие руки обвивали его шею, а лицо было слишком близко, настолько, что Мин чувствовал ее дыхание. Уловив на себе чужой взгляд, парень украдкой взглянул на Чондэ, воркующего с какой-то девушкой. «Неплохо, Мин» — читалось в его взгляде. Только сейчас он понял, что его руки абсолютно спокойно покоятся на талии Миён, и стоит ему повести хоть пальцем, как ее грудь на мгновение замирает от волнения. Наверное, это прикосновение много значит для девушек. Возможно, и для парней, если они в этом заинтересованы. А Мин не был. Девушка, очевидно, приняла это отношение за уверенность в себе, расплываясь в восторге. Ким же понял одно: ему наплевать.***
Но почему ему было плевать? Ответ пришёл лишь через год, когда Чондэ совсем возмужал, некогда тощие руки и торс стали рельефными, а в глазах играл озорной огонёк. Только теперь, когда каждый урок физкультуры был главным событием дня не просто потому, как выгодно футбольная форма подчёркивала все прелести тела, но и из-за необходимости посещать мужскую раздевалку, Минсок понял, в чем была его проблема. И это было именно проблемой: он влюбился в Ким Чондэ. Своего друга детства. В того наивного мальчишку с добрыми глазами, нелепыми прядками темных волос, спадающих на лицо, и наивной улыбкой. Время продолжало идти своим чередом, Чондэ все ещё был популярен среди девушек, откровенно наслаждаясь этим. Надежду Мину давало лишь то, что парень не планировал давать шансов. За все шестнадцать лет он так ни с кем и не встречался. Но Минсок никогда не решался спросить, почему. Он знал, что чувства, что он носил в сердце, рано или поздно выскользнут наружу. Знал, что не смог бы скрывать их вечно. Когда молчать стало невыносимо больно, встречи стали наказанием, потому что было невозможно не целовать так томно двигающиеся губы, не трогать руки с прекрасными длинными пальцами, стало слишком поздно. Минсок узнает новость от плачущей на кухне матери. Мокрый от ливня асфальт подвёл отца Чондэ, не справившегося с управлением. Обочина моста была не готова принять удар нёсшегося автомобиля. Тела достали лишь спустя несколько часов.***
Имя Ким Минсока было известно всем психотерапевтам города. Врачи честно признавались, что сперва подозревали у парня аутизм, отмечая, что в таком зрелом возрасте трагедии редко влекут за собой такое замыкание. Медицинская карта была потрёпанной от количества рук, через которые прошла. Мать продолжала толочь таблетки, подмешивая образованный порошок в еду. Минсок стал похож на фарфоровую куклу с пустым взглядом и бледной холодной кожей. Дом Кимов надолго погряз в мучительной тишине. Тело парня ослабло, а сам он был беззвучнее рыбы. Прогнозы были неутешительны. Однако, не зря говорят, что время лечит. Годы не заставили Минсока начать жить заново и стать полноценным членом общества. Когда он снова заговорил, родители были на седьмом небе от счастья, полагая, что их сын вернулся. Самому же парню казалось, что в тот день он сам был на сидении автомобиля, погибнув, когда проникшая в легкие вода разорвала их изнутри.***
Ким Чондэ увидел до боли знакомое лицо напротив своего. В ужасе раскрытые карие глаза, расплывающиеся в воде темные волосы. Вскоре глаза тускнеют, челюсти смыкаются. Пальцы, сжимающие ручку двери машины, расслабляются, плывя в воде словно по воздуху. Он видел самого себя. Нет тела. Нет боли. Нет ощущений. Чондэ, если он может теперь себя так называть, неожиданно вознёсся куда-то прочь из затонувшего автомобиля. Здесь светло. Вокруг плывут мягкие облака, через которые пробиваются лучи. Если бы он мог дышать, то непременно отметил бы, как это легко делать здесь. Спокойствие заполняет несуществующую грудь, душа обретает покой. А затем картинка рушится, перед глазами встаёт скорчившийся Минсок, размывающий тишину собственным криком. Красное мокрое лицо, нескончаемый поток слез, заливший волосы и одежду, ногти, рвущие кожу на теле. Над парнем согнулась плачущая мать, оттягивая руки назад, умоляющая сына успокоиться и не калечить себя. У Чондэ больше не было сердца, которое бы сжалось при виде такой картины, но он понял лишь одно: она не отправится в покой, пока душа Минсока не перестанет разрываться на части.***
Он был привязан к Минсоку. Чондэ не знал, чья это была воля, но он не мог отправиться куда-то прочь от друга. И не хотел. Невозможно сосчитать, сколько слез он видел, сколько приступов застал. Сколько раз пытался закричать, достучаться до умолкнувшего на месяцы Минсока, сколько раз, представляя у себя человеческое обличье, клал голову на плечо старшего, пытаясь нашептать ему важные слова. Когда Ким снова заговорил, Чондэ на секундочку поверил, что парень его услышал.***
Должно быть, Чондэ выпала роль ангела-хранителя. Он сам сбился со счета, вспоминая, как спасал Мина от разных подарков судьбы. Они вместе пережили болезнь, вместе попытались вернуться в мир. Он был свидетелем удавшейся попытки закончить школу, поступить в не интересующий университет по наставлению родителей, первые и последние попытки полюбить женщину, заставить себя коснуться женских губ и не отпрянуть. Когда парень перестал замыкаться в себе, Чондэ начал слышать его мысли. Страшно подумать, но почти все они были о Киме. Его мертвом друге. И любимом. Минсок честно старался побороть чувства, выбросить фотографии, стоящие на столе, сжечь мосты и никогда не оборачиваться. Но каждый раз все заканчивалось одинаково: он сидел в остывшей воде в ванной, дрожащими пальцами сжимающий лезвие в руках. И каждый раз, когда кончик касался кожи, он вдруг ронял его в воду, хватался за голову и громко плакал, в кровь кусая губы. В эти моменты Чондэ больше всего на свете хотел, чтобы Минсок услышал его. Но слова разбивались о невидимую стену.***
Разве ангелы могут любить? Чондэ не знал. Единственное, что заставляло его поверить в утвердительный ответ на этот вопрос, были его чувства, которые, как казалось, он просто не мог испытывать по понятным причинам. Когда он наблюдал за спящим Минсоком, чьё лицо не было искажено болезненным выражением, брови были не нахмурены, а глаза не мокрые и не красные от слез, он отчетливо знал, что готов быть запертым в мире живых сколько угодно, пока может охранять его сон. Несуществующее сердце сжималось каждый раз, когда Ким представлял себя вновь живым и материальным, целующим прохладный лоб хёна.***
На кухне слышался стук приборов о тарелку. Родители увлечённо что-то обсуждали, лишь изредка приговаривая сыну есть лучше. - Я говорила с матерью твоей коллеги, — неожиданно заговорила Ким, обращаясь к сыну, — Она проявила интерес к твоей личной жизни. Минсок поднял на мать пустой и незаинтересованный взгляд, а затем продолжил ковыряться палочками в собе. - Сперва я сочла ее беспокойство милым, ведь, в конце концов, она встречалась с тобой лишь раз, но затем она возмутила меня. Знаешь, что она спросила? — мать слегка коснулась отца, заставляя его посмотреть на неё, — Она открыто спросила, не гей ли он! Ким старший пренебрежительно сморщил нос, явно недовольный услышанным. - Бестактно, — лишь и выдавил он. Заметив столь сдержанную реакцию, мать поспешила сменить тему. Вскоре снова воцарилась тишина. Вспоминая о прежней жизни, Чондэ понял, что происходящее называется одним емким словом — неловкость. - Не играй с едой, пожалуйста, она уже остыла, — ласково сказала мать, обращаясь к Минсоку. Парень даже не взглянул в её сторону, — Ты меня слышишь? Парень прекратил наматывать лапшу на палочки, замер на пару секунд, а затем сказал будто бы не своим голосом: - Она была права, — Ким в недоумении посмотрела на сына, словно забыв, как пару минут назад злилась из-за сказанного матерью коллеги по работе, — Пак. Вновь воцарившуюся тишину нарушил шум упавших на тарелку приборов Кима старшего. Даже если бы Чондэ помнил все о том, каково быть живым, то так бы и не смог описать, что происходило. Отец не стал переспрашивать, задавать вопросов. Выждав паузу, дождавшись, когда Минсок поднимет на него глаза, он лишь выплюнул: - Убирайся. Минсок даже не дернулся: - Я ваш сын. - Нет. Больше нет. Мать сидела с закрытым руками лицом, не в силах противиться воле мужа. Последний ждал, что сын взмолится, попросит остаться, начнёт биться в истерике, не веря тому, как легко от него отказались, как быстро он стал омерзителен собственным родителям. Но Минсок молчал, продолжая равнодушно смотреть прямо в глаза отцу. Обескураженный реакцией, Ким старший почти сказал что-то ещё, но сын опередил его: - Я соберу вещи и уйду. Минсок поднялся, поставив тарелку в раковину, предварительно убрав с неё остатки ужина, вымыл руки и покинул кухню. Всхлипы плачущей матери разорвали тишину, отец закурил прямо в доме. Никто не знал, сколько прошло времени перед тем, как из коридора послышался шум закрывающейся входной двери. В квартире стало до ужаса тихо. - Теперь понятно, почему он так замкнулся в себе после гибели Чондэ, — хрипло выдал отец. Мать уловила в сказанном легкие нотки отчаяния и сожаления. Словно он не хотел выгонять сына, словно хотел броситься за ним следом и вернуть домой. Почувствовавший это, отец развернулся к жене, затушил сигарету и тихо сказал, — Нет.***
В маленькой комнате пахло алкоголем и сигаретами. Минсок лежал на твёрдом диване, смотря на пустую стену перед собой. С минуты на минуту должен прозвенеть будильник, после которого парень соберётся и пойдёт на ненавистную работу, а затем зайдёт в ближайший магазин, купит бутылку чего-нибудь крепкого, выпьет ее буквально залпом, проспит большую часть дня и проснётся среди ночи, ожидая, когда будильник снова зазвенит, символизируя повторение цикла. Он отчаялся. Отчаялся настолько, что доверил себя судьбе целиком и полностью. Он не пытался испытать ее, убить себя раньше, чем она его прикончит, просто ждал. Минсок верил, что однажды просто не проснётся, и весь этот кошмар закончится. Жизнь Чондэ, которую даже нельзя назвать жизнью, стала для него кошмаром. Каждый день повторял предыдущий, а единственное, что менялось, это близость Минсока к концу. К полному забвению и сумасшествию. Чондэ не мог его защитить. Изменить сущность человека было не в его власти. Мир словно издевался над ними обоими, заставляя одного проходить через все круги ада, а второго наблюдать.***
В тот день Минсок вернулся домой без привычной бутылки. На город опустилась ночь, вышедшая из-за туч Луна тусклым светом озарила лицо парня. Оно было мокрым от слез. Чондэ улавливал лишь обрывки мыслей: «За что?», «Когда это закончится?», «Я один!», «Я всегда буду один!» Спустя пару часов будильник вновь нарушил царящую тишину. Минсок долго стоял под душем, пытаясь смыть с себя ужасы прошедшей ночи. Может, всей жизни. Когда он встал перед запотевшим зеркалом, намереваясь протереть его ладонью и увидеть опухшее и красное лицо, его сердце замерло. На стекле стали появляться едва различимые узоры. Вскоре они превратились в буквы. Минсоку казалось, что он сошёл с ума. «Я всегда был рядом с тобой». Дыхание сперло, парень рухнул на пол, вцепившись пальцами в раковину. Он знал этот почерк.***
- Почему ты не спас меня? — глухо спросил Минсок. Мысли в его голове были отчетливо слышны. Ответ сам возникал в его сознании. Они общались без вспомогательных средств. «У меня не получалось заставить тебя услышать меня». - Почему получилось теперь? «Я не знаю. Возможно, потому что ты совсем отчаялся?» Минсок громко усмехнулся. Его лицо не выражало никаких эмоций, порой выражение становилось озлобленным. - Я ведь даже не пил сегодня. «Ты думаешь, что происходящее — сон?» - Я не знаю. Минсок закрыл лицо руками, долго просидев в тишине. Затем он громко хмыкнул, начав вытирать льющиеся слезы. - Ты правда был со мной? Всегда-всегда? «Каждую секунду». Минсок выдохнул. Ему казалось, что огромный груз рухнул с его плеч, позволяя спине распрямиться. - Я так скучаю, Чондэ. Я хочу быть с тобой. «Ещё не время». - Когда оно придёт? Прошу, забери мою жизнь. Она мне не нужна. «Я не могу забрать то, что принадлежит тебе». Минсок вновь уткнулся лицом в ладони. Вскоре его спина перестала вздыматься при каждом всхлипе, слезы высохли. - Я все ещё помню тебя. Помню твой взгляд, улыбку, запах. Я помню твой голос. Помню, что ты терпеть не можешь желтый цвет, ленишься завязывать шнурки и прячешь их под пяткой, обожаешь футбол и ни за что в жизни не попробуешь брокколи. У тебя всегда холодные руки, а когда ты поешь, то запрокидываешь голову назад, закрываешь глаза и легонько улыбаешься, даже если это самая грустная песня на свете. Минсок никогда не узнает о том, что в эту секунду призрак осторожно положил голову на его плечо, коснувшись пальцами чужих. Он никогда не узнает о том, что нематериальная душа сейчас приливала скупые несуществующие слёзы.***
Минсок не знал, почему судьба ещё не соизволила прикончить его. Почему она позволяет ему просыпаться каждый новый день, зачем даёт столько шансов. Ему казалось, словно его жизнь — издевка. Ее никто не хочет забрать, и не позволяет Минсоку добровольно с ней проститься. - Возможно, твой голос лишь результат моего сумасшествия, — шептал Минсок, привычно сидя в наполненной ванной, — Возможно, что проведя лезвием по венам, я никогда не встречусь с тобой. Никогда не почувствую тебя рядом, неважно, в материальном ли обличии, — он тяжело вздохнул, беря в руку лезвие, вытаскивая из воды вторую, разворачивая ее венами вверх, — Хотя, чем это отличается от нынешней жизни? Если ее вообще можно назвать таковой. Чондэ молчал. Его голос не отражался эхом в сознании Минсока. Темные красные всполохи разошлись по поверхности воды. Спустя пару секунд некогда прозрачная вода окрасилась в цвет молодого вина. Темноволосая макушка скользнула вниз, коснувшись изголовья ванной.***
Над каменным изваянием стояло двое. Пожилые люди выпрямились, опустив к надгробию скромный букет. Женщина убрала с лица тёмную вьющуюся прядь волос, в которой уже пробовалась седина. Мужчина легонько улыбнулся наивной улыбкой. - Вы сейчас в лучшем мире, — тихо сказал он, позволяя жене уткнуться в его плечо. Плиты находились рядом. Два изуродованных водой тела предали земле, дав коченеть и гнить рядом. Ким Чондэ и Ким Минсок.***
Смерть никогда не стучится в дверь, прежде чем ее распахнуть. Она врывается тогда, когда посчитает нужным, забирая того, кого захочет. Ей наплевать, успели ли вы попрощаться. Но смерть не равна концу. Она — способ перейти к новой ступени. К той, что лишена забот и тягот. Где правит спокойствие и любовь. Смерть действительно разлучает влюблённых. Но она никогда не делает этого навсегда. В тандеме с судьбой она благоволит тем, чьи душа и сердце наполнены искренней любовью. Минсок и Чондэ снова встретились. Теперь они никогда не расстанутся.