Туман и темное море

      Капитан «Деметра» молился.       Весь день шхуна плыла сквозь густой туман, искажающий очертания и погружающий мир в серый полумрак. После захода солнца вокруг стало еще мрачнее.       Старый морской волк, капитан привык к опасностям: но сейчас он шептал молитвы, всхлипывая от ужаса. От ужаса перед тем, что скоро выберется на опустевшую палубу; перед тем, что забрало всю команду, не считая его самого и первого помощника — тот бросился в море в отчаянной попытке бежать от охватившей корабль чумы.       В сгущающихся сумерках капитан снова размышлял, не лучше ли было последовать примеру помощника. Погрузиться навеки в соленые объятия моря — как призывал его объятый ужасом моряк, прежде чем шагнуть за борт и скрыться в волнах. Но вместо этого капитан привязал себя к рулю, с одним лишь крестиком и четками для защиты от… от порождения ночи. Скоро, уже скоро этот человек — если можно назвать его человеком — поднимется из трюма, где свалены ящики с землей (о, эти ящики! Теперь капитан понимал их ужасное, нечестивое значение — и как жалел о том, что после первой же необъяснимой смерти не приказал побросать их за борт!), и отправится на поиски чудовищной пищи. Крест — вот все, что стоит между капитаном и его проклятием.       Вдруг измученный слух капитана уловил новый звук, донесшийся не из трюма, где скрывался ужас, а с другой стороны, из-за борта. Плеск, затем какая-то возня — словно кто-то выбрался из воды и взбирался по шпангоутам. Быть может, к «Деметру», незамеченные в тумане, подплыли какие-нибудь жертвы кораблекрушения? В душе капитана проснулась надежда: он думал о спасении от одиночества, быть может, даже о помощи в борьбе с ночным врагом. Веревка, привязывающая его к рулю, не позволяла подойти к борту и посмотреть; но звуки приближались. Теперь они раздавались со всех сторон — словно корабль окружили неведомые гости из моря.       Из тумана вынырнула рука. Капитан не вскрикнул — был слишком измучен; лишь застыл, пораженный, при виде этого нового ужаса. По форме рука напоминала человеческую… да, почти человеческую — если не считать перепонок меж пальцами и рыбьей чешуи. Одна за другой появлялись над бортом и головы незваных пришельцев: огромные выпученные глаза без век, лица — какая-то извращенная помесь человека и лягушки, пульсирующие на шеях жабры. Он смотрел на них во все глаза — а они заговорили. Не на человеческом языке, о нет: из губастых ртов их вырывалось хриплое кваканье. Тысячелетия жили они под водой; и уже много дней следили за этим кораблем и его необычайным грузом.       В этот миг из трюмного люка показалась тень: черная фигура с мертвенно-белым лицом и глазами — двумя сверкающими озерами алой крови.       Никто еще не тронул капитана; но ужас сжал его обессиленное сердце и погрузил в благодатное забвение. Тело его бессильно повисло на руле; со всех сторон лизали его языки тумана.       Человек в черном поднял горящие адским огнем глаза на земноводных, едва ступивших перепончатыми ногами на палубу, и голосом ледяным и безжалостным, словно ветры на вершинах далеких гор, приказал:       — Прочь, отродья Дагона! Убирайтесь в свои подводные норы!       И, задрожав и опустив взоры, один за другим Глубоководные попрыгали обратно в воду — домой, в безопасность… подальше от вампира по имени Дракула.