Щёлк

Кассетный магнитофон кажется старым, даже древним на фоне недавно купленного смартфона, но обладает какой-то притягательной магией ностальгии. Честно говоря, Дин не променял бы его и на десяток новых CD-плееров. В этой технике прошлого века таится добрая магия в противовес тому злу, что каждый день встречается ему на пути. Музыка, записанная на кассетах, всегда звучит особенно — живо, интересно, с легкой хрипотцой в высоких частотах. Если слушать ее совсем тихо, то слышно, как вращаются катушки, перематывая магнитную ленту. Это успокаивает. Какая бы композиция ни была записана, магнитная лента будет идти с одной скоростью, мерно отсчитывая секунды. Кнопки управления всегда приятно пружинят под пальцами, не оставляя сомнений в том, удалось ли их нажать. Еще Дину очень нравятся выгравированные на этих кнопках отметки — кнопки невозможно перепутать. Можно даже не смотреть, ища треки или проматывая до любимого соло: пальцы сами найдут нужный знак и ускорят кассету. Здесь нельзя просто выбрать номер дорожки, и в этом тоже есть своя прелесть — приятно каждый раз угадывать, когда остановить перемотку. Дин знает все свои записи наизусть. То ли привычка, то ли интуиция руководят им, и из динамиков всегда звучит подходящая песня. У Led Zeppelin всегда найдется такая. Дин топил свою депрессию в их творчестве, отмечал радостные моменты их композициями. И сейчас, когда для робко плещущегося в душе чувства нет подходящего слова, он снова слушает Led Zeppelin. Он хочет сейчас только лучшей их музыки, лучших аккордов и самых четких слов, но каждый раз боится оказаться слишком откровенным. Он опасается, хотя сам себе в этом и не признаётся, что его затея и без того слишком подозрительная. Что такого в том, чтобы подарить другу кассету со своей любимой музыкой? В школах подростки всегда так делали. Правда, Дин уже давно не подросток, да и Кастиэль на мальчишку не смахивает, но почему бы нет? Дин уговаривает себя в абсолютной безопасности авантюры под «Ramble on», а потом ставит запись на паузу и прокручивает кассету до «Travelling Riverside Blues». Любимую песню записывать отчего-то стыдно. Но ведь это не письмо какое-то, это просто кассета. В голове мысли путаются и начинают противоречить друг другу. Указательный палец своевольно жмет на «Rec». Щёлк. Катушки принимаются крутить магнитную ленту второй кассеты, и на ее темную поверхность ложится невидимый рисунок рок-н-ролльного блюза. Дин проклинает собственные сомнения и просто ждет, пока песня запишется. Пауза. Прокрутить кассету всего на семнадцать секунд вперед, до начала «Immigrant Song». Ее Дин предпочитает слушать перед охотой. «Rec» на правой части магнитофона — щёлк — и тут же «Play» слева. Еще раз щёлк. Он хочет записать «Stairway To Heaven», но потом решает, что это будет слишком цинично. А Дин не хочет, чтобы Кас воспринимал этот подарок как насмешку. Ведь от всего сердца же. Эта мимолетная мысль почему-то легко ложится на душу, и Дин ее практически не замечает. Он сидит у магнитофона еще пару часов, перебирая композиции и прислушиваясь к отклику внутри. Он постоянно думает, как надписать кассету, и не находит подходящих слов. Касу? Кастиэлю? От Дина Винчестера? Детский сад! Дин недовольно отбрасывает маркер, и тот катится по столу, мелькая буквами этикетки. Подарок теперь кажется совсем мелочью, и Дин боится, что какое-то время спустя Кас забудет, откуда взялась эта по ангельским меркам незначительная вещица. Да что же это он? Он ведь и хочет, чтобы это выглядело совсем неважным. Это потом, увидев кассету через три года, Дин поперхнется дыханием и в очередной раз простит своего ангела за все, без слов поняв, насколько дорогим оказался его подарок, а пока он лишь сосредоточенно изображает размашистый почерк, якобы подпись сделана второпях. «13 лучших песен Зеппов по мнению Дина». Когда черные буквы уже красуются на кассете, Дин вдруг спохватывается: а поймет ли Кас сокращенное название группы? — но потом решает, что это уже не так важно. И еще минут десять он старательно трет пальцами наклейку между бобин, чтобы та выглядела так, словно ей уже несколько лет. Он еще не знает, что эта кассета будет путешествовать в кармане плаща Кастиэля куда чаще, чем в автомагнитоле, а небрежных букв имени будут вечерами касаться чуткие ангельские пальцы, нежно поглаживая. Дин еще будет гадать, как этому несчастному кусочку пластика посчастливилось не получить ни одной царапины, и еще сделает неправильный вывод о том, что вряд ли музыка с этой подборки хоть раз проигрывалась. На самом деле Кастиэль переслушает все песни сразу же, как выдастся время, и даже выучит их слова наизусть, но так и не решится их напеть, когда «Зеппелины» в очередной раз будут звучать в Импале. Дин еще долго будет упрекать себя за скомканную улыбку, а Кас, любуясь ею, не заметит дрожи в руках Винчестера. Но это все будет потом. Пока Дин возвращает кассету в магнитофон, решив записать еще одну песню. «…Together we shall go until we die. My, my, my». Это просто подарок. Но в глубине души он надеется, что Кас поймет. Тринадцатой песней на магнитную пленку ложится многогранная, такая же как и буря внутри, «Thank you». Щёлк.