Морская прогулка

      Блаженное бесчувствие уставшего тела не желало отпускать из своих сонных объятий мозг Эрика, и он позволил себе еще несколько минут приятной дремоты. В комнате, где он находился, неприятно пахло дезинфектантами и какими-то горькими лекарствами, но стояла уютная тишина: никакого писка монитора или шума аппарата ИВЛ, а значит, он не умирает в реанимационной палате. Уже хорошо.       Мысли под действием обезболивающих и успокоительных вяло сменяли одна другую. Их с Чарльзом похитили… Эмма обезврежена… Завод с вакциной взорвался… Шмидт… Не хотелось думать, что он выжил, не хотелось больше погони, бесконечных поисков и хождения по лезвию. Эрик чувствовал себя вымотанным и искренне надеялся, что все закончилось, но не рискнул давать себе ложную надежду. Он должен быть точно уверен, что больной психопат мертв и не причинит ему или кому-то из других мутантов вреда. А для этого придется открыть глаза.       Белый потолок и такие же стены в свете тусклой ночной лампы выглядели серо и нагоняли тоску, как и любое больничное помещение, в котором Эрику приходилось побывать. Две койки, пара прикроватных тумбочек, притулившаяся в углу пластиковая ширма. На второй койке кто-то спал, и Эрику в ночном свете была видна только рыжая кудрявая голова. Шон?       Кое-как усевшись на постели, мужчина осмотрел свои повреждения. Правая рука была загипсована и находилась на перевязи, металлокинез почему-то сигнализировал о том, что под кожей находится полоса металла, хотя, возможно, она просто под гипсом, а он все еще не очень хорошо соображает. Ладони легли на виски и наткнулись на повязку. Точно, он ударился головой о полки в кабинете Шмидта… Под рубахой на ребрах обнаружился здоровенный синяк, и Эрик подозревал, что заработал как минимум пару трещин. Что ж, не самая большая цена, если этот ублюдок мертв.       «Чарльз?»       Эрик мысленно позвал телепата, но ответа не получил. В голове продолжал клубиться мутноватый туман, вынуждая прилагать усилия, чтобы сосредоточиться. Стакан воды, заботливо оставленный медсестрой, пришелся как нельзя кстати, хоть и не принес ощутимого облегчения. Его одежды не было, но на полу нашлись тапки.       В коридоре оказалось пусто, как и на посту. Часы показывали половину одиннадцатого ночи, значит, с момента взрыва прошли как минимум сутки. На столе медсестры обнаружился отрывной календарь. Точно сутки.       Из дальней палаты в конце коридора раздался шум, крики и что-то грохнуло на пол.       — Ох, да держи его, Джерри!       Сердце Эрика заколотилось быстрее, разгоняя кровь и остатки лекарственного дурмана, и он поспешил узнать, в чем дело. И чем ближе он подходил, тем отчетливее слышал третий голос, совершенно точно не принадлежащий некоему Джерри.       — Проклятые лабораторные крысы! Отпустите меня! Я назначу вам двойную вакцинацию, чтобы вы точно сдохли от своих мутаций! Только мне решать, кто будет жить в новом мире, который я построю!       В палате царил хаос: медицинские инструменты были разбросаны по полу, пластмассовая утка валялась в дверном проеме, не давая двери закрыться, а ширма, которой отгораживают пациентов при проведении процедур, покосившись, лежала на боку. Здоровенный медбрат в синей медицинской форме привязывал к постели ноги брыкающегося пациента, пока медсестра набирала в очередной шприц успокоительное.       Эрик привалился к косяку, широко раскрытыми глазами глядя на представшую картину. Шмидт с опаленным огнем лицом и волосами, состарившийся на добрых пару десятков лет, извивался на больничной койке, прикованный к постели прочными ремнями. Его исхудавшие руки, покрытые порезами и царапинами, сжимались в кулаки, и ногти бестолково скребли ремни в тщетной попытке освободиться. Он продолжал пинаться левой ногой, но правую невозмутимый Джерри уже прочно привязал к кровати, действуя профессионально и ловко. Бешеный взгляд вытаращенных глаз метался от одного медработника к другому, Шмидт проклинал и поносил их то на английском, то на немецком.       Медсестра наклонилась со шприцем к буйному пациенту и ввела иглу ему в плечо.       — Ты пожалеешь об этом, девочка. Завтра мутанты заполонят всю планету и мой личный демон-телепортатор отправит тебя прямиком в ад, где ты сгоришь вместе с остальными людишками!       — Чего вы такого начитались, дедушка, что вас так зациклило на мутантах и демонах? — медсестра укрыла мужчину одеялом.       Он уже перестал брыкаться, успокоительное действовало на ослабшее человеческое тело довольно быстро.       — Шизофрения его зациклила, Линдси, обострение. Я же говорил, что раньше в психиатрическом работал? Там каждый второй уверял, что он бог и создаст новый мир на Земле, — Джерри улыбнулся девушке, и та глупо хихикнула.       — Бесполезные твари… Я пущу вас на опыты, как только доберусь до антидота…       — Доберешься ты теперь только до психлечебницы, старик. Оттуда с такими глюками не выпускают, — Джерри ободряюще похлопал пациента по плечу, убирая ширму и ставя под кровать утку, пока Линдси собирала рассыпанные инструменты.       Они не видели Эрика, увлеченные друг другом, но Шмидт во все глаза вытаращился на стоявшего в дверном проеме незваного гостя. Его взгляд, полный отчаянной злобы, вдруг сделался самодовольным.       — Ты пришел за мной, сын мой! Сейчас же освободи меня, и мы вместе уничтожим этот вымирающий вид, заполонивший наш мир, и построим будущее для мутантов, как всегда и мечтали!       Медработники тут же обернулись к двери, чтобы узнать, к кому обращается Шмидт. Эрик стоял с нечитаемым выражением лица, неотрывно глядя на буйнопомешанного, который пытался тянуть к нему руки.       — Мистер Леншерр, вам сюда нельзя. Вернитесь в палату, вам лучше не вставать. У вас была серьезная травма головы.       Джерри кивнул в сторону Шмидта:       — Вы его знаете?       — Конечно, он знает меня, кретин! Он мне, как сын! Мое лучшее творение! Мой…       — Впервые вижу. Просто услышал шум и подумал, может, нужна помощь. Но вижу, у вас тут и без меня все прекрасно.       — Я провожу вас в палату, сэр, пойдемте, — Линдси забрала лоток с инструментами и, взяв Эрика под локоть, повела прочь, но напоследок он успел заметить, как лицо Шмидта исказилось от бешенства и страха.       — Вернись, сукин сын! Я вырву тебе и твоему телепату ваши грязные лживые языки! Вы еще пожалеете!       Джерри закрыл дверь в палату, запирая ее на ключ, и погасил свет, отделяя коридор от шумного пациента. Медсестра что-то лопотала рядом про постельный режим, плохой рентген и прием лекарств, но Эрик вряд ли слышал половину из того, что она говорила.       В душе толпились смешанные чувства. Шмидт — один из самых сильных и опасных мутантов двадцатого века, гений-психопат, который чуть не устроил на Земле апокалипсис, сейчас лежал прикованный к кровати, и люди считали его жалким старым шизофреником. Могла ли жизнь поглумиться над Шмидтом еще больше? Глядя на этого безумного старика, Эрику вдруг показалось, что его погоня за Шмидтом, его неоднократный плен у этого негодяя, жажда мести за смерть матери и свою боль — все это было так давно, словно кошмар из детства. Только вчера они с Чарльзом боролись за свою жизнь, буквально вырвав ее из лап смерти в лице Шмидта и его шайки, а сегодня Эрик чувствовал себя самым живым и самым свободным жителем этой планеты. В то время как его заклятый враг лежал сейчас беспомощным овощем, накачанный снотворным. В первую секунду, подавив изумление, Эрик уже хотел проткнуть сердце Шмидта любым металлическим предметом, благо их было тут предостаточно. Но, слушая его безумные крики и глядя на спокойные лица медработников, обещающих старику поездку в сумасшедший дом, Эрик разжал пальцы. Впервые мысль о том, что может быть что-то хуже мучительной смерти для этого ублюдка, показалась ему здравой.       Все еще была опасность, что он может сбежать или к нему на помощь явится кто-то из дружков мутантов. Но, судя по тому, что сутки спустя Шмидт все еще был здесь, никто из его приспешников не торопился помочь очеловечевшемуся и состарившемуся лидеру.       — Мистер Леншерр, вы меня слышите? — Линдси потрепала его по плечу, вырывая из задумчивости. Они стояли около поста.       — Простите, я, кажется, и правда себя еще не очень хорошо чувствую. Что вы сказали?       Ее совсем еще юное личико нахмурилось, между бровями залегла морщинка явно от усталости. Может, студентка? А, может, просто ночка выдалась еще та, с такими-то больными, как Шмидт.       — Ваш друг Чарльз. Он весь день ждал, пока вы придете в себя, но доктор Кросс уговорила его отдохнуть. Он в соседней палате и просил разбудить его, когда вы очнетесь. Вообще-то все это против правил, но…       — Спасибо, я загляну к нему.       Навряд ли после всего случившегося Чарльз стал церемониться с медперсоналом и был хорошим телепатом.       Эрик тихо отворил дверь палаты. Она была трехместной, но Чарльз был единственным пациентом. Свернувшись клубком под клетчатым одеялом, он спал на ближней к двери кровати. Эрик отодвинул инвалидное кресло, но не нашел в палате стула, так что просто опустился на край постели. Чарльз выглядел уставшим и не проснулся ни от скрипа старой коляски, ни от присутствия другого человека рядом. На минутку мужчина усомнился, стоит ли будить друга, но лучше бы им удостовериться, что здесь оба в полной безопасности.       — Чарльз, просыпайся, — для верности он потряс спящего за плечо и получил тычок коленом в поясницу. — Лучше бы ты пнул Шмидта, когда он нас поймал…       — Мгф, отстнь…       — Просыпайся. Я должен быть уверен, что нам ничего не грозит.       Эрик потряс настойчивей, и у Чарльза не было выбора, кроме как открыть глаза. Пару секунд он сонно и недовольно пялился на наглого нарушителя спокойствия, пока наконец окончательно проснувшись, не понял кто перед ним.       — Эрик! Ты очнулся! — мужчина резво сел на кровати, недовольство сменилось радостной улыбкой.       — Не думал же ты, что от меня так просто отделаться, верно?       Эрик выглядел несколько смущенным. В его жизни мало кто радовался тому, что он на своих ногах встал с больничной койки, разве что медперсонал, счастливый избавиться от пациента, постоянно нарушающего режим.       — Доктор сказал, что у тебя сильный ушиб головы. И в твою руку вставили какую-то железку, чтобы она держала кости. Ты приходил пару раз в себя, но бредил. Я не решился приводить тебя в чувство телепатией. Это могло навредить.       — Уверен, что врачи сделали все, что смогли, чтобы не дать моему бренному телу развалиться и покинуть этот мир. Я в порядке. Ты?       — Все нормально, — телепат прислонился к спинке кровати, отводя взгляд и рассматривая противоположную стену. Радость от хороших новостей в тот же миг сменилась напряженностью. — Несколько ушибов и ссадин, ничего такого.       Эрик терпеливо выдохнул. Весь вид Чарльза прямо-таки вопил о том, что все было ненормально, по крайней мере, в психологическом плане.       — Шмидт…       — Не волнуйся о нем, Эрик. Он больше никогда не причинит тебе или кому бы то ни было вреда, — Чарльз поспешно схватил Эрика за плечо, будто испугался, что тот рванется в соседнюю палату, чтобы разорвать психопата, испортившего ему жизнь, на куски.       — Я уже видел его. Ты не стер ему память?       Пальцы Чарльза сжались сильнее, в глазах мелькало беспокойство.       — Он… Ох, я стер некоторые его воспоминания. Например, о том, как создать вакцину или антидот к ней, где находятся его тайники, кто его союзники. Честно говоря, его память сейчас по большей части похожа на дырявую раковину моллюска. Он знает, кто он, помнит о своих планах, как ты, наверное, уже понял, но навряд ли сможет когда-либо осуществить хоть один из них. Если вообще сможет выбраться из того места, куда его увезут завтра. Я слышал мысли и разговоры врачей. Его поместят в специальный дом, где лечат людей с психическими отклонениями.       — Да, я знаю. Что на счет союзников? Ты знаешь, кто они, где их искать, не придет ли кто-то за ним?       Чарльз покачал головой.       — Не думаю, что кто-то придет. Кроме Эммы и Риптайда у него не было верных сторонников, и даже с ними он обошелся жестоко. Остальные в основном были либо запуганы, либо находились под контролем… — он запнулся, но закончил, — под контролем Эммы. Теперь они свободны. Не думаю, что кто-то пойдет за Шмидтом сейчас. Один из мутантов был вчера на заводе, он отделался парой ожогов. Я видел, как он прошел мимо палаты Шмидта сегодня, и, поверь, вскоре все бывшие союзники узнают, в каком состоянии их лидер.       Эрик перевел взгляд на окно. Они были на втором этаже, кромки низких деревьев совсем не закрывали звездное чистое небо. На улице не было ни ветерка. Эрик на секунду усомнился: все действительно по-настоящему? Может быть, из-за ушиба он лежит в коме, и Чарльз снится ему? Измученные тело и разум просто подкидывают ему то, что он хочет услышать и увидеть.       Чарльз грустно улыбнулся, услышав мысли Эрика.       — Все реально, Эрик. Ты свободен.       Не это ли он хотел услышать всю свою жизнь? Свободен от концлагеря, от гонений евреев, от Шмидта с его опытами, от жажды мести, от чувства вины, от образа чертова психопата, который преследовал его каждый день в мыслях и каждую ночь в кошмарах. Кстати, о кошмарах.       — Что с Азазелем?       Лицо Чарльза изменилось еще до того, как Эрик произнес вопрос вслух.       — Чарльз?       — Он не придет за Шмидтом, не волнуйся об этом, — мужчина подтянул одеяло повыше, заворачиваясь в него словно в кокон.       — Это я уже понял, — Эрик пытливо смотрел на друга, но тот делал вид, что не замечает его намеков. — Почему он вдруг заложил взрывчатку на складе? Он ведь был на стороне Шмидта. И Эмма… Ее не было, когда я за тобой вернулся! — Леншерр только сейчас вспомнил об этом.       Навряд ли алмазная леди могла сама уйти куда-то в таком состоянии.       — Это он ее забрал, — Чарльз снова замолчал, нахмуренно глядя в стену мимо Эрика и поджимая губы.       — И? Зачем? Что там случилось? Мне тянуть из тебя каждое слово, Чарльз?       Телепат перевел на него злобно-печальный взгляд, и Эрик вдруг понял, в чем дело. Вина — вот что разъедало Чарльза при мысли об Эмме. Для Эрика кара, постигшая Фрост, была справедливым исходом. Такие, как она и Шмидт, заслуживали окончить свой жизненный путь с пулей во лбу, пущенной одной из жертв. Что ж, со способностями Чарльза и наклонностями их мучителей психиатрическая клиника, в которой они до конца своих дней будут пускать слюни и мочиться под себя, тоже неплохой вариант.       — Ох, как ты можешь, Эрик! Прекрати!       — А ты не читай мои мысли! Или хочешь пойти и вернуть этим рехнувшимся на место их мозги, чтобы они продолжили то, что почти успешно привели в действие? Может, хочешь побыть их лабораторной крысой еще раз?       Щеки Чарльза раскраснелись теперь уже от злости, и он отшвырнул одеяло в сторону.       — За свои поступки они заслужили наказание, но всему есть границы, Эрик. То, что я сделал с Эммой, — это недопустимо! Я должен был только остановить ее, мы могли лишить ее телепатии, как и Шмидта его силы, стереть память или что-то еще. Но я не остановился, ясно? — глаза Чарльза сверкали в темноте виной и злостью, но он сбавил обороты, понимая, что практически кричит и сейчас кто-нибудь прибежит в их палату. — Когда Эмма заблокировала нас, она не заметила, что между нашими разумами осталась телепатическая связь. Я держался за тебя, как за маяк. Не знаю, почему она не увидела этого. Может… Может, просто никогда не пользовалась подобным методом и не смогла распознать его сразу. Я не мог сломать ее блок, он был усилен Церебро и не дал бы слабину. Сам не знаю, как решил взломать ее защиту через тебя. То, что она показала мне… — Чарльз тяжело сглотнул, понимая, что не сделай он того, что совершил, те образы могли стать явью. — Я видел, что она хотела сделать с тобой и что она делала подобное раньше с другими. И я ощущал ее эмоции. Боже, Эрик, она наслаждалась чужой болью, страхом, беспомощностью. Она сделала бы то, о чем думала, я знал. И я просто… Я не мог этого допустить, не мог позволить ей сделать с тобой или с кем-то еще подобное. Я был так зол на нее за это. Все случилось очень быстро. Думаю, она просто не ожидала атаки через твой разум, а потом ты уничтожил Церебро, и я позволил своему гневу вырваться наружу. Просто снес ее защиту. Я хотел выжечь из ее разума жестокость, холодность, эту ее… ненормальность…       Чарльз остановился. Он тяжело дышал, словно только что проплыл несколько миль наперегонки со смертью, в его глазах блестели злые слезы. Эрик не решился давить, дождавшись пока он сам продолжит. Чарльзу понадобилась пара минут, чтобы взять себя в руки.       — Я уничтожил ее личность. Эммы Фрост больше нет, Эрик, — он посмотрел в глаза друга, будто ожидая услышать приговор. — Чем я лучше нее и Шмидта, если, поддавшись гневу, сделал с другим человеком тоже, что творили они…       — Эй! — Эрик схватил Чарльза за плечо здоровой рукой. — То, что ты сделал, было самозащитой, ясно? Если бы не твои действия, нас бы тут не было, как и сотен тысяч людей, получивших вакцину и не выдержавших ее свойств.       — Но я мог бы…       — Ты не мог, — голос Эрика был твердым, как и рука, сжимавшая плечо телепата. — У тебя не было времени на раздумья в тот момент. Все, что угодно, могло пойти не так и убить нас, если бы ты не уничтожил Эмму.       Плечи Чарльза поникли, казалось, еще больше.       — Звучит разумно, но ни капли не утешительно.       Эрик хотел возмутиться, но Чарльз продолжил:       — Азазель появился через несколько минут после того, как ты ушел. Он буквально ворвался на склад, если так можно сказать про телепортатора, и сразу бросился к Эмме. Он любил ее, Эрик, и хотел спасти из лап Шмидта, — горечь в его голосе на секунду заставила Эрика посочувствовать краснокожему мутанту. Но только на секунду. — Они были знакомы с Эммой еще до того, как встретили Шмидта. Она не всегда была такой… больной. Я не уверен, что именно случилось. Шмидт пытался развить ее дар и считал, что ключ к этому — злость и боль. Он пытал ее…       — Почему же они с Азазелем не сбежали, если Шмидт держал их, как подопытных? — Эрик был мрачнее тучи, но Чарльз покачал головой, глядя ему в глаза.       — Эмма сама согласилась на эксперименты. Хотела усилить свою телепатию, но все зашло слишком далеко. Потом Шмидт понял, что будет лучше, если Эмма сама будет причинять боль другим. Ты видел, что с ней стало… Азазель решил избавиться от Шмидта и его психопатичных идей, заложил взрывчатку, а сам хотел сбежать с Эммой, но не успел. Возможно, он мог бы ей помочь, Эрик. У нее мог бы быть шанс. Но я…       — Чарльз, — Эрик решил на корню пресечь поток самобичеваний. — Эмма сделала свой выбор уже давно, ты сам это сказал. Она пошла по пути Шмидта и не собиралась останавливаться. Может, ты и Азазелю спас жизнь, уничтожив ее разум. Можешь считать, что это жестоко, но Эмма получила то, что заслужила. И это было лучшее, что ты мог сделать для ее больного рассудка. Ты не должен винить себя в случившемся, Чарльз. Иначе всю жизнь проведешь в бесплотных попытках исправить то, что невозможно. Поверь, я кое-что знаю о чувстве вины. И это не лучшая награда для того, кто вчера помог спасти миллионы людей, хотя большинство из них никогда бы не оценило этого и вообще при первой возможности засунуло меня, тебя или кого-то из других русалок и мутантов в клетку для опытов.       Чарльз снова вспомнил об агентах и их отвращении к мутантам, о том, как его пытались убить совершенно незнакомые люди, которым он не сделал ничего плохого, и о том, как Эмма чуть не убила его сестру, пытаясь заманить их в ловушку, как он хотел отомстить ей. Сейчас ненависть к Фрост притупилась чувством вины, но впервые за последние сутки, полные волнений и самобичеваний, слова Эрика помогли ему взглянуть на ситуацию разумно, отбросив лишние эмоции.       — Возможно, ты в чем-то прав, Эрик…       Эмма и Шмидт были опасны вместе или по отдельности, и они с Эриком сделали все, что в их силах, чтобы предотвратить катастрофу. Оправдывает ли цель использованные средства? Чарльзу не хотелось больше думать об этом. Он чувствовал себя вымотанным больше душевно, чем физически. Ужасно захотелось нырнуть в темную прохладную морскую воду и медленно неторопливо плыть, скользя пальцами по илистому дну. Зарыться где-нибудь в густых водорослях и впасть в зимнюю спячку, слушая бурчание Рейвен о ленивых сонных русалках. Какой простой и далекой казалась теперь та жизнь, оставленная позади всего лишь пару недель назад. В мире русалок было немало жестокости: каждый боролся за свое место в море, спасался от хищников, воевал за свои воды и убивал, чтобы не умереть с голоду. Но сухопутный мир жил по другим законам. Люди были жестоки к себе подобным и более слабым, мучили и убивали просто так и ради наслаждения, проливали кровь за вещи, которые приводили к еще большим разрушениям. И, чтобы выжить здесь, Чарльз должен был и сам стать более жестоким и решительным. Он не мог избавиться от мысли, что всего лишь оправдывает себя, но Эрик притянул его в короткое объятье и дружески похлопал по спине, понимая, что Чарльзу нужно время, чтобы как-то примириться с собственным поступком и отпустить себя. Возможно, этого никогда не случится, но он уже искал выход из ситуации: уехать из этого места, отвлечь полезным занятием (кажется, Чарльз что-то говорил о подростках, нуждающихся в их помощи). А сейчас им обоим просто нужно было поспать. Обо всем остальном они подумают завтра.              На утро Эрик очнулся с ноющей болью во всем теле: действие анальгетиков закончилось, и каждый ушиб дал о себе знать. Его нещадно тошнило, и только пустота в желудке удерживала его в постели, лишая радостей общения с белым другом. Заглянул врач, за которым на коляске въехал Чарльз, выглядевший ничуть не отдохнувшим со вчерашнего вечера.       — У вас сотрясение, закрытый перелом плечевой кости со смещением и пара трещин на ребрах, мистер Леншерр. Навряд ли в ближайшую пару недель я смогу вас выписать. Вам показан строгий постельный режим, никакого чтения, телевизора и посетителей.       «И никакого металлокинеза!» — голос в голове заставил Эрика поморщиться и так же мысленно ответить:       «И никаких телепатов в моем разуме».       Чарльз смутился, но Эрик тут же перестал ощущать его присутствие, и от этого стало чуть легче. Очевидно, телепатия и сотрясение не слишком совместимы друг с другом.       — А вы, мистер Кэссиди, на выписку. Придете на перевязку через пару дней. Рана чистая, если будете принимать антибиотики по назначению — заживете очень быстро.       Наличие Чарльза в палате доктором было полностью проигнорировано, и Шон вздохнул от зависти к чужой мутации.       — Кстати, Шмидта увезли сегодня утром. Я видел, как его уносили санитары, — Кэссиди оживился и улыбался во весь рот, смакуя чудесное воспоминание о том, как бывший тиран, извивающийся теперь в смирительной рубашке, был засунут в машину скорой помощи и увезен восвояси.       Эрик хотел было попросить Чарльза узнать, куда того направили, но телепат кивнул в ответ. Кончено, он узнал. А так же весь день вчера общался с полицией, пока Эрик был без сознания. Стирал память одному, подсовывал ложные воспоминания другому…       — На Шона напал грабитель, ворвавшийся к нам в дом, а мы с тобой просто проходили мимо склада, когда он взорвался.       — Просто проходили мимо склада? Серьезно? — лицо Эрика выражало крайнюю степень скептицизма.       — А что такого? Разве люди не могут ходить, где хотят? Склад был на чужой территории?       — Не был. Но…       — Ну, просто, разгуливать ночью в лесу возле складских помещений — не типичное поведение для добропорядочных граждан, — Шон внес свою лепту, видя, как Леншерр тяжко вздыхает.       Чарльз выглядел слегка нахмуренным, но не потерял оптимизма.       — Их мой ответ, кажется, удовлетворил, так что все нормально. От взрыва все сгорело, нашли только тело того юноши-мутанта.       — А?.. — начал было Эрик, но Чарльз поспешно уточнил:       — Азазель забрал Эмму, я больше не видел его.       Медсестра принесла Эрику таблетки и капельницу вместо завтрака, а Шону шприц с лекарством, и Чарльз решил оставить друзей в покое.       Он плохо спал в этом месте, мысли сотен больных госпиталя, наполненных страхом и болью, ночными кошмарами, не дали ему отдохнуть. Больше всего телепату хотелось убраться прочь из этого здания.       Эрик воспротивился, не желая оставлять «этих бестолочей» без присмотра, но был вынужден согласиться с тем, что охранник сейчас из него никакой. Пришлось уступить, и к обеду Шон и Чарльз уехали из больницы домой. Соседнюю койку занял храпящий дед со сломанной ногой, благо на ночь обоим давали снотворное и ничей покой не был нарушен, а медленно закипающее раздражение прекрасно подавили успокоительные. И почему Эрик раньше не пил все эти чудесные таблетки? Возможно, его жизнь стала бы куда более удовлетворительной…              По возвращении домой Чарльз тут же развел кипучую деятельность. Точнее он сидел в кресле и командовал, пока Шон выполнял его поручения, орудуя одной рукой, но русал, был неумолим.       — Эрик считает нас каким-то безмозглым планктоном, который не может позаботиться о себе, знаешь ли. Докажем ему, что это не так.       — О, нет, я лучше буду планктоном, только не уборка!       Шон чуть не взвыл от досады, но вовремя заткнул себе рот: не хватало еще разбить ультразвуком люстру и объясняться потом перед Леншерром.       — Шон, — укоризненный взгляд Чарльза был точь-в-точь как у директора из его старшей школы, и Кэссиди понял, что спорить бесполезно.       Под чутким руководством был пропылесошен весь дом, занавески и даже камин, после чего пылесос как-то странно затрещал, и Чарльз торопливо выдернул шнур из розетки со словами: «Достаточно-достаточно, просто возьми эту патлатую водоросль, то есть веник». Остатки золы и угля Шон вычистил и выбросил куда-то на задний двор за пределами поля зрения русалки. Грязная посуда была старательно вымыта. Чарльз вызвался помочь и долго отскребал сковороду от защитного покрытия. К тому времени, когда Кэссиди разобрался с остальным и заметил потуги Чарльза, было уже поздно. Начищенная до блеска и бесполезная сковорода присоединилась к углю на помойке, пока Чарльз не видел. После протирания пыли в гостиной с некоторых полок точно пропали какие-то мелочи: ключик от неизвестного замка, заколка бывшей хозяйки дома, несколько блестящих скрепок и маленькая металлическая открывашка. Но у Чарльза был невинный взгляд, а у Шона не было доказательств. Отмывать унитаз подросток наотрез отказался, в итоге в бачок с водой был щедро вылит флакон моющего вещества. Пара смываний, и из-под крышки полезла пушистая, воняющая хлоркой, пена, заливая кафельный пол…       Через несколько часов Чарльзов энтузиазм пошел на спад, особенно после потопа в ванной, и Шон, вылив последнее ведро мыльной воды на мокрый уголь, сообщил, что, если они с Эриком и дальше будут эксплуатировать его, как раба, он лучше сбросится с обрыва и превратится в морскую пену. Пришлось реабилитироваться в глазах обиженного ребенка и готовить ему ужин. Готовить Чарльз не умел, но Шона было жалко. Русал от души прокипятил макароны на огне, щедро сыпанув туда половину баночки соли. Ведь чем соленей, тем лучше! Туда же полетела пара замороженных рыбок из морозилки: рыба — это вкусно в любом виде.              — Старик, ради всех богов морских и людских, выздоравливай скорее, я ж так сдохну! Пять дней уже…       Шон чуть ли не валялся в ногах на постели Эрика, пока тот меланхолично жевал свой ужин из картофельного пюре и тушеного мяса. У Кэссиди разве что слюни не текли при взгляде на то, как Леншерр поглощает нормальную пищу.       — И почему я думал, что Чарльз не справится один с домом. Кажется, у него лучше, чем у меня, выходит. Смотри-ка какой ты полезный, даже готовить научился сам! — Эрик улыбнулся во все тридцать два зуба, глядя на страдальческое выражение лица Кэссиди.       — Да лучше сырую картошку грызть, чем питаться русалочьей стряпней… — парень вдруг оживился и сунул руку в рюкзак, который принес с собой. — Кстати, Чарльз тут и тебе кое-что передал, наслаждайся!       На столик к ужину Эрика шлепнулось нечто, завернутое в бумажный пакет. Судя по запаху это было что-то рыбное и подгоревшее, судя по виду — что-то очень масляное и мягкое.       — Спасибо, конечно, но лучше ты сам это ешь, — от запаха Эрика замутило еще больше, и ужин чуть не полез обратно. А он ведь только обрадовался, что сегодня его не тошнит!       — Что? И обидеть нашего дорогого кулинара! Вот ты сухарь, Леншерр! — пришла очередь Шона самодовольно улыбаться, глядя на позеленевшего больного.       — Кстати, где он сам?       — А, он попросил высадить его в одном парке неподалеку, сказал, что хочет прогуляться.       — Что?! Ты совсем идиот? Оставил его одного в парке! — если бы за минуту до этого Эрик не убрал чертов столик с сомнительными деликатесами, ужин точно бы разлетелся по всей кровати.       Шон резво соскочил с койки, хватая рюкзак.       — Да спокойно-спокойно. Он телепат, в конце-то концов. Сам справится, да и я только на полчасика.       — Ты полчасика только с медсестрой на посту флиртовал и еще черт знает сколько торчал в очереди на перевязку! Быстро езжай за ним и, если с этим бесхвостым угрем что-то случится, я тебе райскую жизнь устрою!       Шон успел выскочить из палаты прежде, чем Леншерр схватил его хоть и одной, но очень цепкой рукой, а извивающиеся, словно змеи, проводки электрокардиографа не оплели его шею. Пора валить от этих неуравновешенных недорусалки и недоакулы, морские окуни их побери…              На том месте, где Шон его высадил, Чарльза не было. Не чуя ног, Кэссиди рванулся вглубь небольшого парка, расталкивая родителей и детей, толпившихся рядом с палатками мороженого и сладкой ваты. Несколько каруселей были забиты детьми: сегодня был выходной и солнечный денек, что редкость для здешних мест, и народ вышел на прогулку. Но среди пестрой толпы мужчины в коляске не было. Шон добежал до края парка, пока не уперся в ржавеющие прутья забора.       Ему конец. Эрик убьет его и скормит рыбкам в море, вот и все. Надо сесть в машину и уезжать на край света…       Кэссиди мужественно отогнал мысли о побеге прочь. С Чарльзом могло случиться все, что угодно: напали хулиганы, забрала полиция, кто-то из людей Шмидта решил отомстить… При мыслях о последнем у Шона по спине побежали мурашки и кровь ушла в пятки. Он рванулся прямо вдоль забора, через кусты и траву, не обращая внимания на недовольного садовника за оградой.       — Здесь вообще-то больные люди гуляют, а он носится! Вот молодежь!       Старик помахал ему вслед секатором, и Шон был счастлив, что этот старик не Леншерр, иначе секатор бы уже торчал в его спине. И что еще за больные люди? Кажется, за оградой был дом-интернат для инвалидов или вроде того. Если Чарльз не отыщется, это станет последним пристанищем Шона.       Он бросил беглый взгляд на небольшой ухоженный сад, в котором сегодня гуляли пациенты, и чуть не пропахал лицом землю, резко затормозив. Он не поверил было своим глазам, но на всякий случай заскочил за широкий дуб, росший у ограды, и, высунув из-за его ствола голову, уставился на женщину, сидящую на скамье.       — Эмма… — в ушах шумело так, что он не расслышал собственного шепота.       Совпадение? Навряд ли…       Женщина, одетая в дешевое белое пальто, от множества стирок и поношенности ставшее блеклым, сидела на скамье. Ее волосы были подстрижены, зачесаны и убраны в хвост, а на лбу виднелись свежие шрамы. Без косметики и блестящей одежды Эмма выглядело серой, как и ее пальто. Она словно враз потеряла все краски, и ее глаза, которые всегда казались Шону горящими алмазами, сейчас были тусклыми и смотрели в пустоту. Это выглядело угнетающе. Не удивительно, что Чарльз так убивался из-за случившегося. Не каждому хотелось бы стать причиной такого состояния человека, даже если человек был порядочным куском дерьма в этой жизни.       Парень уже хотел уйти, когда услышал четкие шаги по гравию. Они приближались к скамье, но из-за кустов еще не было видно идущего. Тяжелые, мужские. Не похоже, чтобы это был кто-то из местных нянечек, неторопливо прогуливающихся с пациентами, или уборщиков, лениво возящих граблями и метлами по участку.       Незнакомец вывернул из-за угла и замер, не дойдя до скамьи Эммы. Он был высоким, одетым в темное, наглухо застегнутое пальто, черные брюки и сапоги с каблуком. Военный? Шляпа закрывала опущенное лицо, и Шон видел только напряженно сжатые губы.       Мужчина двинулся к женщине уже не так решительно и остановился прямо перед ней. Эмма подняла взгляд на подошедшего, заставив Шона вздрогнуть: он был уверен, что она не отреагирует.       — Вы ко мне?       Когда в последний раз Шон слышал ее голос, он был полон злорадного наслаждения и ярости, а сейчас она говорила… с затаенной надеждой?       — Здравствуй, Эмма.       Кэссиди пришлось зажать себе рот, чтобы случайно не выдать. Этот голос он слышал не часто, но забыть бы не смог!       — Вы знаете меня? — губы женщины дрогнули в слабой улыбке, взгляд оживленно бегал по лицу незнакомца. — Простите, я не помню вас.       — Я знаю, — Азазель снял шляпу и опустился рядом с ней на скамейку, беря ее за бледную худую руку, — мы давно знакомы.       — О! — ее улыбка стала еще шире, и мужчина слабо улыбнулся в ответ. — Это… это здорово, что мы встретились. Никто в этом месте не знает, кто я и откуда, а я сама ничего не помню. Почти… Только о людях, ммм, с необычными способностями, умеющих летать или управлять ветром. Звучит странно, но я так помню. Все говорят, что я это придумала.       Эмма обернулась к Азазелю всем корпусом. В ее движениях была какая-то угловатость и скованность, она двигалась не так, как та Фрост, которую однажды встретил Шон: плавно и уверенно, так, будто все в этой жизни было под ее длинным и острым каблучком.       Азазель продолжал смотреть на нее, разглядывать лицо и шрамы на лбу, словно пытаясь понять, та ли перед ним Эмма или нет.       — Вы тоже так скажете? Может, у вас есть хвост или вы умеете перемещаться? Иногда мне кажется, что я умела читать мысли, но доктор сказал, что это было лишь моим сном… Как считаете? Вы ведь знали меня… — голос Эммы стал растерянным, она тоже рассматривала нового-старого знакомого, пытаясь найти ответы.       Наконец, лицо мужчины расслабилось, и он позволил себе улыбнуться. Шон за деревом готов был провалиться под землю от шока. Он поверить не мог, что этот краснокожий хвостатый демон из ада умеет улыбаться, пусть теперь он и выглядел, как человек.       — Это всего лишь твое воображение, дорогая. Ты всегда любила фантазировать. И у меня точно нет хвоста, как видишь.       Женщина осмотрела собеседника, ища доказательство его слов, и вдруг улыбнулась.       — Тогда… тогда это здорово! Не хотелось бы мне быть такой же странной, как остальные здесь, — она бросила короткий взгляд на парк, в котором гуляли пациенты.       — Ты и не будешь, я заберу тебя домой, Эмма.       Он встал и протянул ей руку, уводя за собой, прочь из парка.       — Это подавитель мутации.       Шон был уверен, что ему стоит провериться в больнице, потому что у него точно случился микроинфаркт, когда он услышал за спиной голос Чарльза.       — Проклятье! Как можно даже на коляске подъезжать так незаметно?       Чарльз не обратил внимания на возмущения Шона, глядя вслед уходящим мужчине и женщине.       — Азазель использовал его, чтобы вернуться и забрать Эмму, и жить с ней, как обычные люди.       — Ты же сказал, что выжег ее разум, разве нет? — Шон выпрямился и поправил рюкзак на плече. Ему было все равно, что там решил Азазель, если это не касалось убийства его или его знакомых.       — Так и было. Видимо, часть ее разума сохранилась за счет способностей к блокировке, а может, я просто не успел уничтожить все. Может, я переоценил свое нападение. Не знаю. Я просто рад, что этого не случилось и у них есть шанс.       Чарльз улыбнулся Шону грустной улыбкой, и тот почувствовал еще острее отсутствие Леншерра поблизости. Черт, не он должен разбираться с этими телепатическими закидонами, чувствами вины и комплексами жертвы или что там. Да он даже девушку не может закадрить!       Чарльз хохотнул, очевидно, услышав его мысли, и откатился обратно на дорожку, с которой успел съехать.       — Я в порядке, Шон. Ты передал Эрику мой гостинец?       — Чт… А да, он благодарил и просил еще привезти.       — Точно? Я не слишком сильно поджарил ее?       — Нет, что ты! В самый раз! Ты же знаешь: черный — любимый цвет Эрика! И главное класть побольше чеснока и лука, это помогает справиться с тошнотой…