Яд'

Сарухико склонился над кипящей кастрюлей, морщась от исходящего жара. Сегодня в планах накормить этого человека густым варевом, которое должно было именоваться супом, но как уже было проверено опытным путем, кулинария не самая сильная его сторона. Оглядывается, в очередной раз убеждаясь, что Ники не поджидает где-нибудь возле дверного проема, молчаливо сопровождая взглядом каждое действие своего сынка. От одной мысли, что могут поймать, придумать бесконечную вереницу оскорблений и издевок, к горлу подступал тошнотворный ком страха, а пальцы предательски холодели, покалывая обоснованным страхом. Мутновато-коричневые капли растворялись в блестках жира на поверхности, равномерно распределяясь в кастрюле. Сердцебиение звоном отдавалось в ушах, руки тряслись, судорожно сжимая маленький флакончик. Сарухико морщится, пытаясь вспомнить, когда решился на такой безрассудный шаг; в какой момент моральное давление от отца переполнило все грани терпения, а привязанность Мисаки уже не могла вытащить из глубокой темноты апатии. Когда в его голове что-то щелкнуло, а в руках появились цветные флаконы, доброжелательно переливаясь на свету своим содержимым. Фушими Сарухико потратил все свои накопленные деньги, чтобы достать на черном рынке экстракт цветков белладонны. Пришлось многое вынести, прежде чем к нему попал нужный ингредиент, а пачка изрядно помятых банкнот покинула карман, заменяясь плотным, набитым под завязку пакетиком. В предвкушении дальнейшего исхода событий он чуть было не раскрыл свой план в первый же вечер, пересыпав чуть выше отмеренной дозы в домашнее карри. В тот день Ники чудом не заметил странного поведения обезьянки, страдая от сильнейшей головной боли и рвоты, разом настигнувших его. Сарухико боялся оступиться второй раз, поэтому впредь использовал лишь концентрат яда, по миллиграммам добавляя в еду или напитки, смотря, что находилось в холодильнике. Небольшие дозы яда не могли убить здорового по всем фронтам Ники, но были в состоянии оставить после себя небольшой эффект, копящийся в организме как ком снега при сходе с горы. Иногда мужчина, будучи далеко не идиотом, с интересом наблюдал за своим дитя, находясь дома в после рабочее время, но не мог придраться к мелочам, изредка проскальзывающим в поведении Сарухико. Все же мальчишка сам по себе являлся странноватым, не без тараканов в голове. Ни обыск, ни прямое давление не давали результатов, что приводило к большей уверенности – в их доме началось молчаливое противостояние. - Неужели несносная мартышка не в состоянии приготовить обычный суп? – ехидные интонации иглами впились в сознание, буквально выворачивая наизнанку. Пронзительный взгляд ощущался каждой клеточкой тела. Он успел сделать все ровно до момента появления этого человека. Фушими Ники выглядел в последнее время слегка потрепанным – в глазах погас яркий блеск, четко проглядывался контур синяков у переносицы, а по ночам часто мучала бессонница вперемешку с приступами удушья. - Заткнись. Не смей со мной разговаривать, - Сарухико поспешно засуетился, собирая со стола забытые ранее книги, служившие прикрытием для грязной работы. Широкая ладонь с тяжестью опустилась на плечо, заставляя резко обернуться. Это было больно, неприятно, омерзительно. Каждое прикосновение заставляло неокрепшее тело содрогаться от отвращения. От него исходил могильный холод, вопреки явной живости. И этот холод порой перетекал сквозь тонкую грань, касаясь распаленной кожи, оставляя после себя выжженные следы. - Я не смогу поесть, пока сам не попробуешь. Видишь ли, в последнее время сильно не люблю пересоленную пищу, - холодные пальцы обхватывают скулы, с силой сжимаясь на кости. Сарухико больно, настолько больно, что лицо немеет в пару секунд, а в уголках глаз скапливаются слезы. Он не может пошевелиться – человек рядом одним лишь своим присутствием пугает его, ведь только ему известна вся подноготная, скрывающаяся за дружелюбной, на первый взгляд, оболочкой. Неконтролируемый страх, в попытке избежать еще несовершившегося, рвотным позывом подступил к горлу. Сарухико видит, как тяжелая крышка опускается с кастрюли и небрежным движением отправляется в раковину. Видит, как металлическая ложка опускается в еще булькающее варево. Видит, как ее медленно подносят к его губам. Металл обжигает чувствительные губы и Сарухико судорожно вдыхает, так неосторожно открывая рот. Извивается, пытаясь выплюнуть обжигающий бульон, лишь сильнее прикладываясь языком и небом к нагревшейся ложке. Сквозь выступившие слезы он видит улыбку отца – издевающуюся, наполненную отвращением и ненавистью – и ощущает холодное прикосновение под рубашкой, инстинктивно подаваясь назад. Боль импульсом разносится под ребрами и остается лишь терпеть это до конца. - Этим меня поишь, да? – первое, что доносится до слуха, когда Сарухико переступает порог дома, стараясь двигаться как можно тише. Свет в доме выключен, и он уже понадеялся, что проведет остаток вечера в тишине. От интонации в чужом голосе по коже пробегает холодок, а рука лишь сильнее цепляется за дверную ручку. Ники успевает быстрее, чем срабатывают рефлексы инстинкта самосохранения; Сарухико в ловушке, прижат к стене, не в силах пошевелиться. Мисаки только что ушел домой, даже если опуститься до постыдных криков о помощи, то никто не придет. Мужчина выглядит истощенным, но на удивление имеет достаточно сил, дабы прекратить любое дальнейшее действие. Колено упирается в пах, мальчишка приподнимается на носочки, максимально избегая лишнего контакта. Маленький флакончик отблескивает мутноватым светом в отражении лампы. Сарухико дергается, видя свое творение в чужих руках, но локоть сильнее вжимается в горло, пресекая все попытки к побегу. Ноги покалывает, пальцы подгибаются. Кислород понемногу покидает легкие, но страх продолжает подавать сигналы об опасности, вытаскивая здравомыслие из панической ямы. - Знаешь, прежде чем использовать такие вещи, необходимо удостовериться, что они точно выполнят свое предназначение, - Ники подносит к глазам флакон, щурясь, чтобы рассмотреть едва различимый осадок на дне. С этого момента его прошлая жизнь должна оказаться сказкой, райским временем. Сарухико в ужасе – длинный ноготь подцепляет пробку, откупоривая баночку. Рука на шее сильнее впивается в трахею, буквально выдавливая тошнотворные позывы. Морщится, не в силах больше стоять на носочках – позорно опускается, вжимаясь пахом в острое колено. В панике хватает ртом воздух, уже не думает о том, что произойдет сейчас, главное не задохнуться. - Мне уже время подыхать, а тебе стоит попробовать свою рецептуру. Не надейся, ты не сдохнешь от этого – я разбавил еще сильнее, мартышка, - мужчина подносит к губам раствор белладонны, с садистическим удовлетворением наблюдая, как зрачки синих глаз сужаются от неконтролируемого страха. Ники живет этими чувствами, упивается собственными удавшимися попытками запугивания. Все же его ребенок самый способный из всех своих сверстников. Жидкость тонкой струйкой льется в приоткрытый рот; Сарухико отчаянно пытается сжать губы плотнее, но рука давит на шею с большим усилием, заставляя непроизвольно хватать с жадностью воздух, так необходимый для жизни. Даже если этой самой жизни в этот момент что-то угрожает. Сарухико захлебывается, видя перед собой вновь и вновь того, кто с самого детства отравляет жизнь хуже белладонны. Ники кривит губы в отвращении, отстраняя руку, дабы стряхнуть капли, смешенные со слюной. Совсем недавно рубашка покинула стиральную машинку, а теперь ей вновь место в металлическом барабане. Мальчишка кашляет, рефлекторно хватаясь за руки мужчины, пытаясь устоять на месте. Его шатает, ноги подгибаются от неудобного положения, спину саднит. Ему нужно в туалет, заставить себя выблевать ядовитый раствор, но не может пошевелиться. - Ну-ну, уродец, нужно быть предельно осторожным с такой драгоценностью. Давай помогу тебе допить. Все происходит как в замедленной съемке; Сарухико кажется, что только его поставили на паузу, не позволяя шевельнуться под неощутимым давлением со стороны. Ники подносит к губам раствор, опустошая его, словно чертов чай. Он знает, что сейчас произойдет, но не может заставить тело двигаться. Худые пальцы зарываются в копну синих волос и тянут голову назад, прижимая темечком к дверному косяку. Внутренние стены воли трещат, и больше не остается сил сопротивляться. Сарухико послушно приоткрывает рот, позволяя влажным губам накрыть собственные. Теплая жидкость вливается в горло. Поцелуй отвратителен на вкус, хочется упасть на пол и блевать до спазмов, но ускользнуть от Фушими Ники невозможно. Отравление наступает через пару часов. - Смотрите, кто пришел. Это ведь моя маленькая мартышка. Скучаешь по отцу? Дождь отскакивает от мраморных плит, оседая на плотной одежде. Парень не особо старается скрыться под зонтом, игнорируя промокшие насквозь ноги. Букет белладонны падает на землю, утопая в грязной луже. Так много вопросов к себе и ни одного найденного ответа за прошедшее время. - Снова они? Неужели у синих так хорошо платят? Или у зеленых? Где вообще ты сейчас, уродец? Сарухико молчит, пробегая глазами по имени на могильной плите. Прошло уже пять лет с момента смерти, но он продолжает ходить по пятам, сводя с ума. - Что ж, не важно. Как твой отец, мне стоит тобой гордиться. - Заткнись. Проклят. Надежда избавиться от этого человека разбилась как хрупкий фарфор в одну из ночей, после долгожданного оповещения из больницы. Когда проснувшись от телефонного звонка, увидел перед собой привычную ухмылку и пронзительный взгляд, прожигающий насквозь. Он уже забыл, какого это находиться в невидимых кандалах. - Ты никуда не денешься, моя мартышка. Еще столько обучения предстоит впереди. Я прослежу за тобой, Са-ру-хи-ко.~