То, что нравится

      Леонарду тринадцать, и он определенно не самый красивый мальчик в школе. У него все еще по-детски пухлое лицо и нет внушительных кулаков, но, боже мой, любая девчонка в округе знает Лео, и на его день Рождения хотела бы попасть вся школа. Потому что никто кроме него не умеет так классно пародировать все на свете и придумывать эти уморительные розыгрыши. Лео — заметный, даже если на физкультуре стоит ближе к концу шеренги, и в школьную команду по футболу он не попал. Да он и не собирался. Он хочет стать врачом — это у них семейное. Леонард живой, непосредственный и любит других людей. Он не задумывается обо всем этом и просто делает то, что ему нравится.       Леонарду семнадцать, он окончил школу, и если не знать его, то можно решить, что он несерьезный. За прошедшее лето он перерос отца, и девчонки уже не просто по-дружески приветствуют его, замечая этот фирменный взгляд «я-знаю-тебя-детка». Ко взгляду обычно прилагается трещащая на раздавшихся плечах косуха и косая ухмылка. Но это только маска, всего лишь один из его способов повеселить людей и посмеяться самому. Лео поступает в медицинский колледж, и у него нет времени на какую-то романтику.       Леонарду двадцать два, и черт его знает, почему ему взбрело в голову стать блондином. Те, кто знает его лучше других, уверены, что это был проигранный спор. Как бы то ни было, когда Лео впервые в этом году выходит на пляж, он выглядит, как гребаный бог. Не то чтобы он жаждал таких эпитетов, но и отказываться смысла не видит. Остаток лета он — частый гость всех пляжных вечеринок. Ведь когда еще, если не в студенчестве?       На одном из таких вечеров Джослин он замечает сразу — ее нельзя не заметить. У девушки здесь собрался собственный фанклуб, и она остра на язык, как никто из тех, кого он видел раньше. Они смотрят друг на друга и что-то понимают без слов. Лео просто подхватывает ее на плечо и уносит посреди разговора, пока девчонка хохочет, а ее собеседники — охреневают. Конечно, он поставит ее на землю за поворотом и даже извинится, но в ответ получит благодарный поцелуй в щеку. Они прогуляют по пляжу до утра, и оба будут думать, что, наверное, нашли кого-то самого необыкновенного в своей жизни.       Леонарду двадцать четыре, и он празднует первую годовщину свадьбы. «Радостная новость» Джослин делает его еще счастливее, чем он мог себе представить. В ближайшие выходные он едет в магазин за краской для детской, а с понедельника начинает медицинскую практику — и ни на секунду не сомневается, что его выбор был правилен от начала и до конца.       Леонарду двадцать восемь, и он чувствует себя смертельно уставшим. Он врач, и, черт возьми, он в этом хорош. Даже со всеми этими дежурствами он находит силы, чтобы заниматься своей научной работой, и не забывает, что у него есть семья. И не беда, что ни на что другое сейчас не остается ни времени, ни сил. Он наверстает все позже. Когда-то там, когда станет полегче.       Леонарду двадцать девять, и он вдруг понимает, что острый язычок Джослин — это ни хрена не дар божий, а заодно узнает, что эти его исследования — «бесперспективное нескончаемое дерьмо», а дочь он не видел толком уже несколько месяцев. Ему казалось, еще позавчера он водил ее кататься на пони, но, может быть, это было в сентябре. Он не помнит, и не верить жене у него нет причин. Поэтому он молчит, устраиваясь на диване.       Леонарду тридцать, и на судебных слушаниях без надоевшей медицинской формы он выглядит как чертова рок-звезда, но ничего не знает об этом. Зато это видит Джослин, и ей даже немного обидно, что Лео больше ей не принадлежит. Она всегда любила все классное. Но гордость дороже, и она делает все, чтобы оставить эту часть жизни в прошлом — для себя, для Джоанны и для Леонарда, хотя последних двоих она о желаниях и не спрашивала. Суд устанавливает единоличную опеку.       Леонарду тридцать, и он пуст.       Забитый людьми тесный шаттл, в который Леонард врывается в последнюю минуту, совсем не внушает предполетного оптимизма, и парень с опухшей мордой справа явно не в восторге от соседства с тем, кого Лео последний раз видел в зеркале. Что ж, извини, мужик, Леонард-я _облюю_тебя-МакКой — не самая страшная напасть, ждущая тебя в космосе. Слышал ли ты об андорианском лишае?       О чем думал Лео, когда рванул ставить свою корявую врачебную подпись под контрактом Звездного флота, не понял бы ни один из его прежних знакомых. Возможно, он был охренительно пьян и сделал это на спор, но как бы то ни было, аэрофобия, которую он лелеял с детства, оказалась слабее, чем разочарование распланированной с детства жизнью. И у него осталось еще три года на полное осознание сделанного выбора.       Леонарду тридцать, и Академия Звездного флота требует от него быть в форме. По совести, она требует этого от всех своих офицеров, но на потоке нет никого столь же помешанного на учебе и одинокого, как Лео. Никого, кроме Джеймса Кирка, который уже третий раз приходит в тренажерку и стоит в тени, просто наблюдая, тратя свое драгоценное время на то, чего он сам еще не понимает.       Расписание неизбежно сводит их на смежных лекциях, но спустя какое-то время Джим признается, что вмешался в систему распределения, и, о, боже, Джим, почему ты не мог просто подойти в коридоре? Потраченные на «привет-как_дела-я_сяду_рядом-можно?» три месяца как будто бы бесят Леонарда — и это его новая маска для новой жизни, снова такая, которую не стыдно сорвать в самой кульминации и, хлопнув друга по плечу, с ухмылкой добавить, что он идиот. Джим смеется, и Леонард, мысленно скрипя заржавевшими суставами, постепенно вновь становится собой — тем человеком, к которому всегда тянулись люди.       Джим молод, перспективен и не должен быть одинок — так думает о нем Леонард, в очередной раз вправляя тому сломанный в будничной драке нос. Со стороны кажется, что Джим всегда в толпе, будто это то, что ему действительно нравится, но Леонарду ли не знать, какими бывают маски. Он знает Джима гораздо лучше, чем тот воображает, насколько его вообще можно знать. У Леонарда проницательный взгляд и большой опыт, но то, что касается его самого, будто скрыто за семью бронированными дверями.       Леонарду тридцать один, и он не замечает, как Джим Кирк постепенно занимает столько места в его жизни, сколько не удавалось занять даже бывшей жене. Он настолько оттаивает, что начинает поддаваться на джимовы уговоры посетить «ту пару вечеринок в корпусе Д» и день Рождения какого-то старшекурсника-медика, о котором Леонард не слышал. Удивительно, но этот парень откуда-то знает про Лео, и, Боунс, разве это не повод зайти к нему и выпить? Конечно, простым «выпить» они не отделываются и, выползая под утро с чужой территории, уже не очень понимают, кто кого тащит. Наверное, это Леонард, ведь он старше и ответственнее. По крайней мере, ломоту в теле весь следующий день он оправдывает именно этим и ворчит, что Джиму надо бы поменьше налегать на сладкое. Это, конечно, неправда, и без одежды Джим смотрится прекрасно, как хренов рассвет над Миннесотой, — Леонард лично оценил, пока Джим бормотал что-то о «неправильно широких докторах» и торопливо стягивал футболку с него самого.       Леонарду тридцать два, и он не может улететь без Джима. Он возвращается за ним и отчетливо осознает, что, наконец, нашел кого-то самого необыкновенного в своей жизни. Наконец-то, Лео! Сам Джим понял это еще тогда, в зале, когда смотрел на механические отточенные движения и пустой взгляд, который, как думал сам Леонард, выражал просто невъебенное сосредоточение. Но Джим увидел правду с самого начала, и он признается в этом много-много лет спустя, а пока…       Леонарду тридцать пять, и он только что подписался на гребаный пятилетний полет с Джимом Кирком.       Леонард просто делает то, что ему нравится.