Атрабет Лаэглас ах Деогар

       Однажды в начале весны Лаэглас и Деогар странствовали вместе, и вышло так, что они остановились недалеко от руин крепости Ост Алагос, что некогда гордо вздымалась на вершине высокого холма. Они развели костер в укромной ложбине, укрытой от чужих глаз, и сели отдохнуть перед тем, как ночная дрема спустилась на землю. Наблюдать за их малым лагерем предстояло по очереди, ибо орки захватили Ост Алагос и кружили недалеко.        - А вот скажи, Деогар, - спросила Лаэглас, кладя меч рядом с теорбой на расстоянии вытянутой руки, чтобы при случае быстро вооружиться. Эту ночь предстояло провести без музыки и песен. - Какие чувства сокрыты в тебе, когда ты замахиваешься на врага? Что ощущаешь ты, готовясь лишить жизни существо, пусть порченое, но живое? Хотела бы я знать, ибо, глядя на тебя, испытываю смешанные чувства, поскольку квенди понимают все иначе.        Деогар, сидевший напротив эльфийки, статный, но изрядно вымотавшийся после странствий, пригубил из кружки эль, что нашелся в котомке. Он будто смотрел в пустоту, погрузившись в раздумья. Думал и мысленно зрил. Эорлинг давно себя спрашивал о том же, но, быть может, никогда не отвечал себе на сей вопрос. После небольшой паузы Деогар молвил:        - Я размышлял о том не раз. В пылу сражений, там, на севере, где полыхает пожар войны, я в составе бравого отряда, что ходил под началом эльфа-лейтенанта Лайгвата, чувствовал победы сладость. Когда вонзаешь меч в плоть варга, пытавшегося ухватить тебя за горло, приходит чувство радости, пьянящее не меньше, чем вино.        Деогар умолк. Его лик стал мрачнее, брови нахмурились.        - Но на самом деле мне недостает радости резать всю эту нечисть. Орки... помнишь, ты говорила, там, близ Эстельдина, - Деогар оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости. - Ты говорила, что орки - суть искаженные эльфы, что были пленены Морготом в незапамятные времена? Так вот я часто думаю. Ужели, когда и если свет победит тьму на востоке и Темный Властелин падет, остатки его войск будут продолжать грабить и убивать так, как они делают сейчас? Ужели нет надежды, что однажды вся та скверна, что в их черных сердцах живет, искоренится? Я не выгораживаю их, но коли так пошло, то мнение мое таково: пока они не нападают на нас, мы не должны нападать на них, иначе чем мы лучше их?        После этого Деогар сделал ещё глоток дурманящей жидкости и оглянулся в сторону Ост Алагоса. В его душе поселились смешанные чувства, и внутри себя он разрывался на части, ибо много горя принесли те, на спасение которых он надеется.        Серьезный взгляд зеленых глаз Лаэглас внимательно изучал лицо человека. Она ответила не сразу.        - Убийство не приносит нам ни капли радости, Деогар. Тех из нас, кто упивается битвой, мы сторонимся, безумцами считая. Квенди иначе ощущают мир. Мы связаны с Ардой узами, что не тоньше кровных, и каждая травинка, каждое дерево для нас - родня. Все кельвар и ольвар, что ни есть, нам братья же и сестры. Похожи вы на дальних родичей, что приезжают погостить недолго. И ваша связь с землей слабей намного. Ступая по земле, мы чувствуем ее неслышное биение, прикасаясь к дубу, мы ощущаем, как в нем бежит сок жизни. Бессчетными нитями пронизано и связано все живое в Арде, тронь одну - и задрожит вся паутина. Радость Арды - наша радость, а боль ее - то наша боль. И, натягивая тетиву или готовясь обагрить клинок, мы знаем, что боль существа, которое падает от сей стрелы или меча, отзовется всюду - и в нас самих.        Оттого воины квенди вынуждены закрываться от Арды. Ты слышал - аванирэ, так зовется не-желание, что ставит барьер меж двух сама-разумов. Вы зовете его силой воли. Через него не пробиться даже Тху, покуда человек или эльф сам того не пожелает. Открытый разум - что книга мудрецу, и чтение сие зовется осанвэ - беседой молчаливой.        Ведом ли тебе секрет эльфийской медицины? Осанвэ - вот ее основа. Пациент вверяется бережным заботам целителя, и тот входит в разум, полный боли, и разделяет сию боль, но не преуменьшая, как не становится тише звук, услышанный двоими. В нас фэа правит хроа, оттого мы можем спеленать чужую боль, уменьшить ее и передать здоровый образ хроа силой фэа. Пациент чувствует его как свое, и хроа его исцеляется.        Умение сие требует немало душевных сил. Среди целителей и бардов немногие берутся за мечи, ибо аванирэ их должно быть тем сильнее, чем сильнее связь их с Ардой. Тяжко это. Я не целитель, хоть приходилось врачевать, и кровь пролить меня заставит лишь крайняя нужда. Но те, чей удел - война, приучены носить аванирэ все время. И с течением времен они открываются миру все реже, в конце концов, становятся непостижимыми для всех. Неведомы движения их душ, а истончение связи сродни с глухотой. Вошедшие же в раж и ищущие упоенья боя подобны калеке, что зол на всех за то, чего лишен.        Теперь ты знаешь, что квенди не ведают радости в убийстве, а те, кто к сему стремится, впускают в себя Тень. И потому меру порченности орков не измерить - изуродованы, искалечены они, и поглотил их Враг.        Но ты спросил: есть для них надежда? Отвечу так тебе, как нас учил аран Финдарато и до чего дошла сама. Я верю, что спасение возможно - быть может, не сейчас, через сотни лет, когда воля Властелина рассеется вконец. Я думаю, что его воля держит орков, как до того держала воля Моргота Бауглира. Тогда, после Войны Гнева, мы встречали их - измельчавшие, они разбегались в страхе куда большем, нежели дотоле. Иные роды орков умалились так, что стали ростом не выше периана - вы, люди, зовете гоблинами их. И - да, я думаю, что с изгнанием Тху случится нечто схожее.        В тебе говорит милосердие, и, быть может, оно поможет оставшимся ирхи зажить мирной жизнью. Но аран говорил, что полное спасение для них наступит, когда обновится Арда - когда все Айнур запоют во славу Эру в Музыке Второй.        Лаэглас вздохнула и поворошила палочкой угли костра. Затем сняла с жерди жарящееся мясо, отрезала от него кусок и протянула Деогару.        - Разделим пищу, меллон? Олень весьма неплохо пахнет.        Деогар охотно принял от девы-эльфа прожаренный кусок мяса. Оглядев его, всем своим видом выказывая аппетит, он откусил кусок. Внутри него что-то подсказывало, что вид его был не самый учтивый, особенно после речи Лаэглас о живых существах и связи эльфов с миром. Он одернул себя, не подавая виду. Дожевав пищу и проглотив ее, Деогар, не отводя от себя кусок мяса, заговорил:        - А знаешь, я начинаю понимать себя и чувства, что испытываю. Не когда бьюсь с силами вражьими, но когда переосмысляю все то, что сделал. Признаюсь честно, что никогда не желал стяжать славу воителя. Да, быть может я силен духом и телом, искусен во владении мечем, но не по своей воле я достиг всего того. На то была воля отца моего, Теодара. Ты, должно быть, знаешь ту старую историю, на основе которой написаны мои труды - квента, как многие любят говорить. В одной из глав я вспоминал обиду на своих родных, из-за чего, по глупости, конечно, решил проучить их и заставить волноваться. Воротившись домой, я получил по заслугам сполна. Но ремень отца был мне не страшен уже тогда, ибо худшее меня ожидало впереди.        Эорлинг задумался: "Худшее", - промолвил он вновь. Будто в никуда улетели его слова, ибо произнес он их тихо и себе под нос. Затем он молвил так:        - Не знаю, быть может, до сих пор страдаю от сего. Отец отослал меня в соседнюю страну, в Гондор, к дядюшке Фальдиру, что приходится моему отцу старым другом. Фальдир - удалой и крепкий воитель, к сожалению, мне неведома его судьба. Воитель из Гондора принял меня на попечение всего на год, обещал моему отцу дать мне хорошее обучение в военном деле. Знаю, отец не желал меня ни отправлять на войну, ни делать из меня машину для убийств.        Деогар вновь прервался, то слово что он произнес..."машина", отдалось болью где-то в глубине его души. Перед глазами вспыхнули мрачные картины запустелого края, вокруг витал дым и прах, высокие стены окружали это место по всему периметру, где-то вдали виднелся лес, но близ этой долины он редел, превращаясь в остатки сухих пней и трухи. Повсюду возвышались поддоны, парапеты и помосты, а так же странные механизмы, имя которым и были "машины" - военные механизмы со множеством шестеренок, колес и балок. В долине он узрел разлом, но в центре возвышалась высокая черная башня. Эорлинг узнал то место, ибо совсем недавно бывал близ истока реки Изен. Долина та - Изенгард, а механизмы - Сарумановы сооружения, которые и прозвали машинами войны.        Деогар вернулся к рассказу, почтенно извинившись за паузу:        - Прости, со мной такое часто бывает. Видимо, сказываются переживания того, что видел когда-то. Но я вернусь к своему рассказу.        Мой отец лишь хотел, чтобы я поучился уму-разуму... хотя, быть может, он уже предугадывал исход начавшейся распри в деревне Хольдинг. В любом случае, то было против моей воли. Ведь я хотел стать бардом, но не воителем. Песня всегда помогала мне в трудную минуту, и я всеми силами пытался достичь своей цели. Ныне я хорошо играю на лютне, флейте, роге да бубне... но не настолько хорошо, как это делаешь ты или наш бард, Астиэн. Мои песни не приносят радости, не поднимают боевой дух, они просто приносят звуки, которые остаются в сердцах слушателей ненадолго. Поэтому я и испытываю почти те же чувства, что и ты. Разве что, быть может, не так, как это устроено у твоего народа, эльфов. Я чувствую жалость и даже если и твержу в пылу гнева брань в адрес убитого, то в сердце я прощаюсь с его духом в надежде, что он обретет мир... долгожданный мир.        Деогар вновь откусил кусок мяса, в этот раз уже без такого невежливого удовольствия, как в первый раз, а затем пригубил ещё немного пенистого эля в кружке.        Дева-эльф внимательно наблюдала за ним, и взгляд ее зеленых глаз был серьезен и задумчив. Закончив есть, она вытерла руки о траву и, помолчав, сказала:        - Наши народы различны, и тому воля Эру, замыслившего все в изобильном разнообразии. Эдайн не похожи на эльдар настолько, на сколько же эльдар непохожи на эдайн... так для чего скрывать движения своей души? - она улыбнулась, видя, что собеседник озадачен, и со смехом объяснила: - Деогар, тебе нечего стыдиться. Коль голоден, зачем скрывать сие? Хотя, быть может, ты смущен любовью к пище, что добывается через убиение? Но я тебе скажу такое: жизнь кельвар и ольвар, что создала Йаванна, в гармонии всеобщей пребывает и оттого, коль оборвут ее, ничем не нарушает дивный лад. Но ирхи, как все слуги Властелина - иное дело. Само присутствие их - будто крик земли, а гибель же подобна куску ткани, что вырван прочь из гобелена жизни. Ибо не творил их Враг - но силой искажал в попытках искалечить дарованное Эру, желая превзойти Его и посрамить.        Она принялась строгать небольшую палочку, заостряя ее, и продолжила:        - Признаться, я поражена глубиной чувств, что волнуются в тебе. Не всякому случается узреть пред мысленным взором то, что было столь давно, так ярко. И я в сей миг узрела как воочию величественную башню Ортханка и земли вкруг нее. Воистину в тебе живут таланты барда, которые идут от крепкой связи с миром. Увы, она встречается нечасто средь твоего народа. Но коль развить ее - ты сможешь ощутить биение ее сердца, слышать голоса дерев и понимать всеобщее родство. И исцелять, подобно королям. Однако ж Искаженье Арды принесет ужаснейшие муки. Увы нам, Деогар. Ты слышал ведь о том, что эльфы не живут под Тенью и там, где поселилась смерть? Эделион тому примером... погибель, что устроил Враг, взорвалась болью в древнем поселении, и всякого, кому случится там бывать, терзают невыразимые страданья. Аванирэ способно оградить наш разум от ужасных мук. Адану, что решится укреплять свое родство с сим миром, придется так же научиться облачаться в аванирэ перед боем иль в месте гибели лихой - и полностью снимать его, желая слышать Арду. Сие нелегкое искусство.        Деогар не отводил взгляда Лаэглас все время, пока она держала речь. В ее речах он узнавал свою подругу Мелисиль, ибо та тоже была девой-эльфом из рода самого Феанора. Их дружба была очень редким даром - ведь она эльф, при этом воинственный, но мудрый, а Деогар - эорлинг, родом из страны, не ведущей с эльфами дел. О том, чтоб водить дружбу с эльфом, у рохиррим даже мысли не было. Деогар молвил:        - Мудра ты, о дева-эльф. И я лишний раз вынужден быть пораженным этим, ведь за столь долгое время я не могу привыкнуть к вам, эльфам. Молодость снаружи - и такая мудрость внутри.        Эорлинг умолк, он всматривался в глаза Лайкалассе, пытаясь уловить что-то, словно ища ответа на назревший вопрос. Наконец он заговорил:        - Лас... - он обратился к ней по "домашнему" имени, что по обычаю доверено быть может лишь самым дорогим друзьям. - Бывал я во многих местах и странах, странствовал со следопытами и в одиночку, хаживал в Имладрис, получал почет в Карас-Галадоне - городе владык эльфийских - и везде эльфы казались мне не только мудрыми и прекрасными, но веселыми. То веселье я сразу воспринял не как истину, а как пелену, закрывающую настоящие их лица. В другой раз я бы этого и не заметил, но общаясь с тобой, и с Мелисиль, и с Лирианендилом, я вижу толику тоски.        Деогар снова умолк, кажется его мысли шли не туда, куда ему хотелось, но он не стал себе мешать и продолжил:        - О чем вы тоскуете? Я знаю: придет час, и последний из вашего народа покинет эти края и отправится за Море, но ужели вам не доставляет это радости? Быть может, дело в том, что вы значительное время прожили здесь и вам предстоит оставить все то, что вы здесь создали? Так почему же не остаться среди людей?        Деогар вздохнул.        - На самом деле я не об этом хотел спросить. Однажды я встретил отряд эльфов, движущийся на север, я не подавал виду, хотя был уверен, что меня они заметили издалека. Случилось страшное: на них напали орки. То было в Эрегионе, и орки те были отмечены белой дланью - сильные, выносливые, рослые, не похожие на своих собратьев с гор. Несколько эльфов не пережило ту битву, и о них печалились те, кто выжил. Но ведь легенды среди людей гласят: эльф, что пал, отправится в чертоги Мандоса, на Западе... и что, когда все эльфы уплывут в Валинор, они встретят там тех, кто пал в битве. Что же печалит тогда эльфов? С людьми иначе... лишь Эру ведомо, куда отходит дух наш, после смерти, но зная, что дух твой ушел не в небытие, а на Запад, и что встреча состоится вскоре, зачем тогда погружать свое сердце в скорбь?        Деогар нахмурился, ему вновь показалось, что он что-то не так понимает и что сказал что-то не то. Ведь он знал, что нет разницы, человек ты или эльф - смерть есть смерть и она для всех приносит скорбь. Он не стал себя поправлять, лишь надеялся, что мысли его верны.        Лаэглас закончила строгать палочку, убрала нож и подняла глаза цвета молодой листвы на человека. Ветерок легко играл мягкими прядями ее длинных медовых волос, и в закатных лучах чудилось, будто деву окружает золотистая дымка. Краса эльдар сейчас предстала перед Деогаром, и в этот час она явила отличие Старшего народа от младших братьев и сестер. Но не о том подумала сама Лаэглас, и ответ ее был вовсе о другом:        - Веселье, говоришь, напоминает пелену? Сие верно, меллон, хотя печали свойственны тем эльдар, кто живет немало. А те, кто юн, еще многого не знают, и восторгаются они, дивясь чудесам Арды, которые иные давно постигли. Время не старит нас, но и оно властно над нами, хотя вы, атани, и мыслите иначе. Бремя долгой памяти, печаль утрат постепенно утомляют дух, и наши помыслы все чаще устремляются туда, где нет забот и горя. Я родилась в тот год, когда мой государь впервые встретил вас, о родичи, в краю, где семь струилось рек. Случилось то на дальнем западе за горами Эред Луин, и ныне та земля зовется Линдон. Немало лет минуло с той поры, и каждый день навек запечатлен в моих воспоминаниях. Но не скажу, что три эпохи Солнца и Луны заставили меня испытывать усталость фэа - не они, но горести лихие. В те древние года мы много потеряли, Деогар. Ты помнишь - я рассказывала тебе о том, что после Войны Гнева, когда Море укрыло родные земли под волной, ничто я не желала более, нежели уплыть в Аман, ибо сердце разрывалось от горечи утрат. Ты спросишь - а что же квенди, кто никогда не видел тех земель, оставшись на востоке? Разве не говорят о них, как о беспечных детях, чья жизнь - веселье, смех и праздность? На то ответ могу я попытаться дать такой. Быть может, бремя их утрат не столь велико, нежели у нас. Быть может, жили они в мире, доколе Враг восседал на троне в железной крепости своей и обращал все помыслы свои на нас, живущих за кряжем Эред Луин. Но ты прав в том, что квенди полюбили Средиземье. И лишь поэтому осталась я на смертном берегу.        Но мы не можем остаться с вами навсегда, о меллон Деогар. И скорая разлука нас печалит. Иные эльдар рады поскорей уплыть, желая изыскать отдохновенья в Валиноре, но не все из нас согласны с ними. Мы покидаем вас и не увидимся, доколе не придет Единый и мир не потрясет величие Музыки, что поведут Валар и Майяр. Тогда и Эрухини запоют и явят перед Эру красоту и лад Второго Хора, и Арда исцелится, и будут петь все птицы, и будем мы беседовать о былых свершениях, и не расстанемся впредь более никогда. Откуда вы придете? Неизвестно. И никто не может знать, когда Вторая Музыка начнется, а значит, неизвестен срок и нашего воссоединения. Неведение сие рождает горечь. Но вечно оттягивать прискорбный час разлуки мы не можем: с течением веков бремя памяти отяжеляет фэа, и она сжигает хроа. Мы истончимся, Деогар, коль не уйдем на Запад, в край, где не властна смерть.        В Арде Изначальной, свободной от Искажения Моргота, такого не случилось бы. Так говорят мудрые и так считал мой государь. Квенди предназначены для вечной жизни, что не осквернит ни истончение, ни прервет гибель. Да, мой друг, хоть и родятся все, пройдя Чертоги Намо, в Валиноре - а все же смерть страшна, ибо то неестественный, горестный конец.        Лаэглас обратила свой взор к костру, на черных ветках которого танцевало пламя.        - Смерть... Вы ходите, неся ее как Дар. Но погибель неестественна ведь так же и для вас. В иной темный час мое сердце полнится отчаянием, когда я мыслю о том, сколь велико Искажение, что привнес Моргот. Создания, что искалечил он и превратил в рабов, для каждого из нас - что гноящаяся рана в теле Арды. Мы не живем под Тенью, я сказала, но сия правда не полна: мой друг и я прожили два года в краю Нан-Татрен меж великих рек Нарог и Сирион, до берегов которых добирались ирхи. До времени они страшились пересечь поток, а как случилось так - мы вытащили спрятанную лодку, переплыли на ней реку и ушли на юг, на побережье и дальше, на остров Балар. Лишь туда в те дни не забирался Враг. Разве не возможно подивиться мысли, что эльф согласен на подобное соседство? Что за сила заставила его терпеть присутствие искаженных? Или - что страшит меня - и квенди искажены настолько, что ирхи - не помеха жить под Тенью?        Деогар удивился, услышав её слова, и молвил:        - Но почему же Искажение? Мой мысленный взор видит в этом не Искажение, но пламенный дух, живущий в эльдар. Орки на то и существуют под дланью их Властелина, чтобы убивать всех или изгонять с родных земель. Но ты сказала, что вы жили близко с ними. Страшились ли их? Тебя страшило то, что квенди искажены, что живут под Тенью. Но мне иное видится: упорство и любовь к тому, где ты живешь. Любовь та настолько велика, что враг для них не может быть угрозой.        Деогар встал и потянулся. Ноги его затекли от долгого пребывания на земле. Он прошел немного к склону и посмотрел в сторону высокой отвесной скалы, на которой виднелись темные, в закатном мареве, очертания когда-то великой башни Амон Сул. Он оглядел необъятный край, что возможно когда-то благоухал и полнился зеленью, а ныне был опустошенным и брошенным. Он не повернулся к Лаэглас, но зная, что она слышит его речь, молвил:        - Знали ли вы, что живете в опасной близости с Врагом? И как можно это мерить? Сегодня на Востоке вновь сгустилась тьма, вести доносят с юга тревожные вести из Гондора и Рохана. Ни в той, ни в другой стране покоя нет. В Гондоре в давние времена пал Минас-Итиль, став Минас-Моргулом, там же не прекращается битва за Осгилиат. В Рохане мой повелитель тронулся умом, хотя только простак иль фермер какой не ведает того, что Саруман-предатель поработил его разум.        Деогар повернулся к Лаэглас, прошел к костру и вновь сел. Затем он продолжил. Слова его были наполнены то ли обидой, то ли нарочитостью, но голос его был мягок и не причинял боли:        - Мы все живем вблизи от Врага, и нет границ, за которой он близко, а за которой далеко. Лишь в Валиноре, благословенном краю бессмертия, вы были бы далеко. Хотя и в этом я не уверен, вспоминая легенду о гибели Дерев. Враг - это Искажение, а жить рядом с Врагом, но не попасть под его власть - упорство, смелость и любовь к миру.        Он не смотрел на нее и не видел потому изумления в ее глазах. Лаэглас недолго помолчала, затем негромко молвила в ответ:        - Деогар... Воистину вы наши братья, и в вас сокрыта мудрость не меньшая, чем нам отведена. Ты сердце успокоил мне, что многие века покоя не давало, не в силах отыскать ответ на сей вопрос. И так он прост! Любовь - вот тот ответ. Не Искажение, ни скверна - но любовь!        Дева тоже поднялась, желая снять утомленье тела, и потянулась всласть. Затем вновь села и задумалась.        - Признаться, меня давно мучает вопрос, откуда вовсе появилось Искажение. Всем ведомо, что привнесено оно Мелькором, что пожелал в своей гордыне сделать главной темой Музыку свою, хотя Единый предложил петь и творить так, как думается и желается каждому из Айнур, дабы через сие пришла в Песню великая краса. Было сказано: нет темы, истоки коей не лежали бы в Едином, равно как никто не может изменить Музыки ему назло, ибо тот, кто попытается сделать так, окажется лишь инструментом в создании вещей более дивных, чем он сам мог представить бы себе. Не имея Пламень, отрекшись от него, а значит, и от Эру, Мелькор не мог творить. Однако же мысль возвеличить свою партию, нарушив всеобщую гармонию, откуда-то пришла к нему сперва. Но что ее исток? Не лежит ли тот, как сущее, в Едином так же? Но тогда Всеотец содержит в себе воистину все. И зависть, и гордыня, и другое зло существовали прежде Искажения и так же от Единого идут.        Дева вздохнула, затем подняла глаза в чистое летнее небо и, продолжая смотреть, негромко продолжила:        - Подобные идеи из уст эльфа услышать почти невозможно, но Эру даровал своим Детям разум, дабы мы размышляли и познавали мир. То, что молвлено мной, любил повторять сам Враг, покуда жил в Амане среди иных Валар и эльдар. Государь рассказывал о беседах, что тот вел, и многим речи те казались справедливыми. Однако стоит помнить, что Мелькор обращал себе на пользу все, до чего мог дотянуться, даже истину, надежду и любовь. В его словах о том, что неблагое так же идет от Эру, не было лжи, но в них он зрил оправдания собственным злодействам, тогда как сей порядок вещей замыслен явно по иным причинам. Однако же каким? Немало времени я провела в раздумиях о том и вот же до чего дошла.        Воистину все вещи и идеи идут от Эру. Он Всеотец, один лишь он ведает всю полноту и смысл Замысла его. Он ведает и об Искажении Мелькора - и ведал он о том, когда Айнур едва начали Песнь. А стало быть, и зло, и горе также находят свой исток в Едином.        Но разве квенди и атани не Дети Эру? А раз мы Дети, то не присуще ли и нам то, что берет свое начало от него? И в этом вижу я правдивость суждений своих, ибо всякий ведает свои добродетели и пороки.        И не оправданий стоило искать бы Мелькору, но возможность развить и обогатить свой дух, что отличал бы благое от дурного. Как Единый, что, содержа в себе идею злого, рожденного невежественным духом, являет собой образец торжества высших устремлений к благу, что присуще духу изначально. Так атан иль эльда сознательно отринет Тень и развивает добродетель. Вот в этом вижу смысл я того, что все идет от Эру. И мнится мне, что Мелькор то, увы ему, не понял.        Все то время, что она говорила, Лаэглас зрила небо, будто оно одно было ее собеседником. Дева опустила взгляд, глянув на Деогара, и улыбнулась ему.        - Пускай же Вражьи слуги не сумеют посеять зерна сомнений в наши души. Хоть истину рекут они, в свидетели призвав, но толкование превратное не в силах исказить ее изначальный смысл.        - В одной балладе менестрели пели так, - молвил Деогар, что говорил сразу, после Лайкалассе, ибо не потребовалось ему времени на раздумья. - "Велика цена, ведь знания - это власть. Кто взлетел наверх, может низко пасть".        Эорлинг поворошил угли догорающего костра палкой, лежавшей подле него, а затем продолжил речь:        - Моргот Бауглир когда-то был самым могущественным и искусным из Айнур. Он имел много больше власти в себе, данной ему Эру, чем остальные Валар. Но не смог он распорядиться данной ему силой по разумению. А почему не смог? Я не верю в то, что Эру не предугадал сего исхода. И здесь наши с тобой думы сходятся в единой идее: Эру все это предвидел и не остановил, дабы дать миру не только благо и радость, но и горе, чтобы в дальнейшем мы - его дети, знали разницу меж добром и злом. В Едином и впрямь заложено все, о чем ты говорила. Почему же он тогда не уподобился Морготу? Видится мне ответ. Эру - есть то, превыше которого нет и не будет никого и ничего. И в нем есть та сила, что способна усмирить порок, но при этом не дает добродетели взять вверх. Добро и зло - две половины целого и преобладание одной стороны над другой в любом случае не очень хорошо. Эру уравновесил в себе и добродетель, и порок. В том его сила. А Морготу была дана власть, но и силы, способные обуздать и порок, и добродетель в нем тоже были, только он не захотел их применить и порок захлестнул его разум.        Деогар призадумался и далее начал речь такую:        - Единый мог бы остановить Моргота изначально, дабы тот не смог поколеблить великие дела Валар. Если бы он сделал то, мы жили б в благости сейчас. Я думаю, он не остановил его, в начале сущего показав Айнур тот мир, который звучал в Песне. И показал взросление Арды. И видели Айнур, как распускаются цветы, как журчат ручьи... и как башни Властелинов вздымаются к небесам. И как их сокрушают. Он показал все и потому не остановил Моргота, ибо ведал Эру, как падут его твердыни. Таким я вижу смысл деяний и помыслов его.        - То был урок, - промолвила Лаэглас, выдержав молчание. - Но Мелькор выбор сделал и за него ответил. И нам, созданиям Арды, пристало выбирать себе судьбу и за нее ответ держать в не меньшей мере.        На том закончив разговор, она устроила рядом с собой мешок, проверила, удастся ли схватить клинок в мгновенье ока.        - Спи первым, меллон, отдых тебе нужнее будет. В свой час я пробужу тебя для стражи.        Их ждал немалый путь домой, обратно в Кренбридж, что у Бри, куда, получив послание, что ранее Лаэглас и Деогар отправили с дроздом, призвал соратников их славный командир.        26 февраля 2010, 12:39 - 24 мая 2010, 12:23 (финальный ход сделан 14 октября 2011, 11:26)