Шар цвета хаки

1. Патруль обходит заданный квадрат по периметру – прочёсывает лес. Бардзо, высокий красномордый детина в камуфляже старого образца, и Нику. Они в первый раз работают вместе. Раньше напарником Бардзо был Борис, его земляк. Но во время прошлого наряда нога в ботинке с высоким берцем зацепила тонкую проволоку, натянутую поперёк тропы. Собственно, только нога от Бориса и осталась: остальное свисало с дубовых ветвей мокрыми красными ошметками. Сизые кишки вились змеями между корней. Бардзо выблевал съеденный на завтрак гуляш в кусты дрока, развернулся и отправился в часть писать отчет об обнаружении растяжки и потере единицы штатного состава. А вечером прибыл эшелон с новобранцами. Старшина прошелся вдоль строя, вглядываясь в безусые лица юнцов, браво вытянувшихся по стойке "смирно", выругался непечатно и сплюнул в сухую золотистую пыль: "К чертям! Эти сопляки только и годятся, что на пушечное мясо! Следующей партией привезут младенцев – где я им титьку возьму?!" И уже вслух, от души рявкнул: "Крууугом! Рррразойдись!" Нику Цэрне, вчерашний курсант, получил у каптенармуса обмундирование и табельное оружие – перемотанный изолентой трофейный калаш. Камуфляж был на два размера больше, остро пах дез.средствами, а над левым нагрудным карманом темнела аккуратная штопка. "Передовая", – вздохнул про себя Нику, подворачивая длинные рукава. Ужина ему не досталось: слишком поздно прошло вечернее построение. В животе уныло урчало, сосало под ложечкой. В школе, да и в училище, война представлялась непрерывной чередой подвигов и побед. Радостным фейерверком взрывов, лихими атаками, звоном наград. Ведь они все были удальцами, героями, а враг корчился в агонии, на последнем издыхании огрызался, отступал. Об этом бодро рапортовали черные тарелки громкоговорителей, мегафоны инструкторов, шептались старушки в трамваях, поздравляя друг друга с очередной победой союзных войск. И вдруг... как обухом по голове: километры выжженной земли, окопы, полные трупов и ржавой воды, брошенная мёртвая техника, разрушенные поселения. Голод и вши. Впрочем, перед отправкой их всех обрили наголо, и Нику грустно смотрел, как падают на пол его тёмные кудри. Словно картофельная шелуха из-под ножа. А вот об этом не надо! Нельзя думать о еде! О поджаристой картошке с луком, тёплом хлебе, горячей овсянке с золотистым комком сливочного масла... Парном молоке с пышной розоватой пеной... От крамольных мыслей живот взвыл, а к горлу подступила тошнота. В глазах потемнело, голова пошла кругом. Нику запнулся о корень и, чтобы не упасть, ухватился за ствол замшелого бука. Бардзо, идущий впереди, замедлил шаг, обернулся. Испуганно дёрнулся: воспоминание об останках товарища было свежим. Но, поняв, что дело всего лишь в голодном обмороке, облегченно выругался сквозь зубы и принялся развязывать вещмешок. Нику сдавленно застонал, приходя в себя. Перед ним на листе лопуха лежало сокровище: говяжья тушенка с прослойками жил, золотистым студнем, горбушка ржаного хлеба, перья зелёного лука. Парень не поверил своим глазам. Недоверчиво покосился на напарника, с шумом сглатывая набежавшую слюну. – Жри давай! – беззлобно осклабился Бардзо. – Отработаешь потом! – А как... как придётся отрабатывать? – рядовой Цэрне прошел курсантское училище и наивным мальчиком не был. Наслышан о внеуставных отношениях. – Каком кверху! – хохотнул лейтенант и осёкся, заметив побелевшие ноздри мальчишки. – В наряд по кухне за меня сходишь. Ненавижу тарелки мыть. А ну жри! – напустив на себя притворную строгость, сдвинул кустистые брови. – Мне недодохлый напарник не нужен! Тебя ж ветром качает! Дрищ! Нику себя долго упрашивать не заставил. Набросился на еду, смел всё подчистую, вытер рот рукавом. И только после этого запоздало встрепенулся: рассыпался в благодарностях. Бардзо только отмахнулся и, тяжеловато поднимаясь с земли, продолжил путь в глубину леса. 2. Вечером, после отбоя, в темноте казармы шли странные разговоры. Деды переговаривались тихим шёпотом, таясь от новобранцев: – Нет, ты его видел?! Здоровый как бык, глаза красным горят, зубы торчат наружу! – Ха! Ротвейлер какой-нибудь. – С каких это пор псы бегают по полю на двух ногах?! Да так, что не угнаться за ними! – Может, он дрессированный! Из цирка! Следы-то точно собачьи были, хоть и здоровущие – мы наутро ходили смотреть. – Да чёрт с ним, с псом! Ты мне лучше объясни, каким образом тела двух бойцов, стоявших в дозоре, нарезали ломтями в два миллиметра толщиной и развесили по ветвям вокруг базы?! Идеальный круг, ровные кусочки – что, шеф-повар из столичного ресторана пожаловал?! Ша! – Нечисто здесь, как пить дать! – Скоро вообще никого в патрулирование не загонишь! – Это всё местные. Говорят, они колдуны через одного... а может, и не люди вовсе... – Ты на хари их посмотри! Ублюдки же! Вырожденцы чёртовы. И бабы, и дети ихние... Днём девка улыбается тебе, а ночью прирежет. С калашами разве что дети грудные не бегают. У каждого ствол под подушкой припрятан. А не будет ствола – так и вилами подденет, не стушуется. Не будет вил – вцепится зубами и будет грызть, пока не сдохнет. А сдохнет – челюсти не разожмешь. Это такие твари! Они веками в этих лесах сидели – и костьми за свою землю лягут. – Смотри, как бы под трибунал тебя не отправили за такие разговорчики! – А что? Я правду говорю! Ты мне рот не затыкай. Это нашим политиканам приспичило жирный куш захапать: нефть в этой земле нашли. И немало! Они и завели шарманку про интернациональный долг и победоносную войну. Мол, приструнить сепаратистов. Только что-то война подзатянулась, не находишь?! А ресурсов всё меньше. Ты посмотри, каким дерьмом мы воюем! Отсыревшая взрывчатка, оружие старого образца, бензин, разбавленный ослиной мочой … Они же воруют друг у друга, наши шишки! А мы жрём кашу с червями. – Тсс! – Ты мне рот не затыкай! – Да тихо ты, дурак! Слушай! В кромешной тьме внезапно смолкли ночные цикады – со стороны гор донёсся вой. Вибрирующий, нечеловеческий. – Волки?.. – Да какие нахрен волки! Сирена! Вспыхнул слепящий свет – будто сотни мощных прожекторов разом зажглись над позицией, высвечивая самые потаенные углы и щели. От низкого вибрирующего рокота закладывало уши; из желудка к горлу поднималась тяжёлая тошнотная муть. Кто-то пытался выцарапать звук из себя, раздирая ногтями щёки; солдаты хрипели, катались по полу, корчились в судорогах, лезли под нары, однако свет настигал и там. Кожа вздувалась волдырями. Те же, кто ринулся на улицу, увидели в небе над базой белый сияющий шар. Медленно вращаясь вокруг оси, он плыл на северо-восток, оставляя выжженный след по траектории движения. Впрочем, за периметром охраняемой территории объект бесследно исчез, словно и не было его. Журчащей волной летнюю ночь всколыхнули цикады. Где-то далеко стрекотнула автоматная очередь; ухнула ночная птица. Штатные, привычные звуки. Вот только на базе никто уже не мог их уловить. – базы больше не было как таковой: остались лишь горы серебристого пепла с изредка пробегающими искрами. Да и тот к утру остыл. 3. Нику и Бардзо, так и не дождавшиеся смены караула на своем блокпосту, к обеду заподозрили неладное. Попытались дозвониться в часть, потом в вышестоящие инстанции. Сигнала не было. – Кабель перебит, – будто бы про себя пробормотал лейтенант. – Что же делать теперь? – рядовой Цэрне вскинул на него абсолютно щенячий взгляд – до того был растерян. – А ничего. Пойдём и разведаем обстановку. – Но это же нарушение устава! Оставлять позицию до завершения боевого дежурства! – Дежурство наше уже пять часов как закончилось. Вместе с сухпайком и запасом питьевой воды. Хочешь – торчи здесь, а я в часть! И ведь пошёл! Когда его долговязая сухопарая фигура скрылась за поворотом, Нику не выдержал: подхватил рюкзак, автомат и кинулся следом. Догнал только метров через двести и долго ещё выравнивал сорванное дыхание. До части пятнадцать километров по грунтовой дороге через лес. Смену привозили и забирали с блокпоста на кунге, но в этот раз пришлось идти пешком, да ещё и по жаре. Нику под конец выбился из сил, заметно прихрамывал. Бардзо не выдержал, рыкнул: – Вас что, на сборах не научили даже портянки нормально наматывать?! Натёр мозоли при первом же марш-броске! Какого чёрта вообще?! А ну садись! – рывком сдернул с плеч Нику рюкзак, толкнул его на ствол поваленного тополя. – Разувайся! Т-твою ж ты мать! Ни в пизду, ни в армию не годен! Откуда ты на мою голову только взялся, малахольный?! Рядовой Цэрнэ лишь телячьими ресницами моргал, ошарашенный. Покорно стянул сапог. Ступня, словно куколка, была аккуратно завернута в хлопковую материю. Не к чему придраться. Вот только ткань покраснела от крови, пропиталась ею насквозь. Оба бойца в немом изумлении уставились на несчастную конечность. Нику размотал портянку – ещё недавно совсем чистую. Бардзо едва не отшатнулся: за тканью, с трудом отделившейся от липкого багрового месива, потянулись тонкие ниточки слизи. Ощутимо пахнуло гнильём. Пальцы почернели и распухли. Ноготь на большом треснул, развалился надвое – из-под него лезла вязкая студенистая масса. На траву упали тяжёлые тёмные капли. – Это что… зараза какая-то? Тебе больно? – выдавил Бардзо сипло. Даже с лица как-то спал – лейтенанта явно мутило. – Нет. Не очень. Мне тоже казалось поначалу, что это просто мозоль – ну, по ощущениям. А оно вон что… – Нику выглядел совершенно растерянным. – Чёрт… в аптечке только перекись и спирт. А далеко мы с твоей ногой не уйдем, как пить дать. – Может, оставишь меня здесь, а сам за помощью сходишь? – Не вариант. Подразделение могли уничтожить. Может, мы вообще в окружение попали. Разделяться нет смысла. Нику задрал штанину, озадаченно уставился на ногу: невооружённым глазом было видно, как непонятная болячка на глазах разъедала его кожу, по долям миллиметра ползла всё выше. Уже добралась до щиколотки. Парень тронул выступающую косточку. – А ну не суй пальцы в это дерьмо! Ещё на руки перекинется! – лейтенант извлёк из аптечки несколько пузырьков и принялся экспериментировать. От спирта Нику взвыл. – Тихо! Сейчас все даки сбегутся! – пригрозил ему Бардзо. Мальчишка покорно кивнул, сжал зубы, но продолжал тихо поскуливать. Порошок стрептоцида эффекта не возымел. Перекись же вспучилась шапкой при соприкосновении с поражённой поверхностью и, кажется, своей реакцией только усугубила ситуацию: багровые язвы со слизистым белесым налётом начали разрастаться сильнее. Ступня опухала на глазах. Жирная навозная муха с басовитым гудением опустилась на открытую рану, поползла, зашарила хоботком. Бардзо махнул рукой, отгоняя; насекомое нехотя поднялось в воздух, сделало круг и снова опустилось. Парень выругался. – Ладно. Я тебе сейчас костыль соображу. Ты на ногу-то не наступай, не тревожь её лишний раз. Будем надеяться на лучшее. Дойдем до части. Дай бог, там всё в порядке. Ну или хотя бы есть кто-то, кто сможет вызвать подмогу. Так что не вешай клюв. Может, и обойдётся… Шли теперь вдвое медленней: Бардзо тащил оба рюкзака, Нико с несчастным видом кульгал следом. Ступню обернули чистой портянкой, но та практически сразу пропиталась сукровицей и теперь привлекала целые полчища мух. Бойцы обливались потом. В воздухе повисло странное зыбкое марево, ощутимо несло гарью. Бардзо периодически включал рацию, но та упорно молчала: не было даже треска помех. Зато послышался треск в кустах. Мгновенно напрягшийся лейтенант приложил палец к губам. Нику понял. Мотнул головой в сторону травяных зарослей и неглубокого рва у противоположного края дороги. Бардзо молча кивнул, одобряя укрытие. Отработанным движением рядовой принял упор лёжа, по-пластунски скользнул в кювет, потом подтянул к себе самодельный костыль, укрылся: за пышными кустами мышиного горошка, нависающего над обочиной, его и не разглядеть. Напарник остался доволен. Сноровисто спрятав поклажу, лейтенант снял оружие с предохранителя, по длинной дуге принялся обходить опасное место. Крадучись, пригибаясь, хоронясь за замшелыми стволами. Неслышно ступал, а сам в это время сторожко прислушивался: уже можно было разобрать голоса. Звуки ударов, смех и тихие вскрики. Картина перед ним открылась та ещё: на заросшей вереском поляне расположилась группа солдат миротворческих войск. «Семеро», – Бардзо пересчитал, неслышно шевеля губами. Только этих здесь не хватало! Военный комитет S.N.S.A. ввел войска на территорию Дакии год назад. Якобы в целях предотвращения угрозы миру и безопасности. А на деле… Солдаты сгрудились, обступили кого-то плотным кольцом. Бардзу сначала показалось – поймали девчонку из местных: щуплая фигура, замотанная в какие-то тряпки, космы растрёпанных волос… Потом присмотрелся – понял, что пацан. Злой, изо всех сил рвущийся из чужих рук, как волчонок, пойманный в капкан, готовый перегрызть и чужое горло, и собственную ногу, лишь бы уйти. Но уйти ему не дали: навалились скопом, подмяли, заламывая за спину руки. Мальчишка бился отчаянно, лягался, кусался и шипел, но удары сыпались со всех сторон, и его сопротивление становилось всё слабее. Наконец замер, обмяк – видимо, потерял сознание. И тогда его вздёрнули, рывком поднимая с земли. Голова беспомощно моталась на тонкой шее. Тряпьё в один миг сорвали – оно буквально расползалось под пальцами. Тощее грязное тело в багровых кровоподтеках распластали на броне БТР, притянув запястья ремнями к скобам. Пленник дёрнулся, приходя в себя, застонал еле слышно. Но когда на него сзади навалился грузный миротворец, стон перешел в крик – пронзительный, рвущий барабанные перепонки. Бардзо напрягся в своем укрытии. Палец лёг на спусковой крючок автомата. Врагами были и те, и другие, но сейчас чужаки творили явное непотребство, изгаляясь над беспомощным пацаном. Лейтенанта замутило. Миротворцы сменяли друг друга. По тонким жилистым ногам текла кровь. Мальчишка хрипел и дёргался – голос сорвал под третьим насильником. Но Бардзо смотрел. Выжидал удобный момент: «Пусть потеряют бдительность! Суки…» – Ебать ты ему очко разворотил! – ветер донёс окончание фразы. – Уже и не шевелится, сучонок! – Интересно, если ему в жопу тротиловую шашку сунуть и поджечь – далеко кишки разлетятся? – А ты попробуй! И тут Бардзо перемкнуло. Полоснул автоматной очередью – веером, из-под локтя, прошивая насквозь распаленные похотью тела ублюдков. Рухнули как подкошенные, приминая душистый вереск. Бардзо кинулся через поляну к БТР, перерезал путы. Парнишка едва дышал. На запекшихся губах пузырилась кровь. – Не… не надо… пожалуйста…. – так тихо, что не разобрать. – Сууки… – Бардзо выдохнул, подхватил невесомое тело, не давая ему упасть. Дела обстояли хуже некуда. Надо убираться – а куда? Лейтенант покосился на трофейный бронетранспортёр. В сложившейся ситуации он мог стать спасением. Изнасилованный мальчишка скорчился на траве в позе эмбриона, обхватил колени руками… Под тощей задницей растекалось багровое пятно. Бардзо стянул с себя куртку, накрыл ею парня. Методично обошёл и тщательно проверил миротворцев. Каждому – контрольный выстрел. Собрал оружие, медикаменты. Порадовался, что у БТР полбака топлива и полная канистра в кабине. – Ещё повоюем! – прошипел сквозь зубы, затаскивая обоих раненых в кабину… 4. Поселение Урсоя с дороги и не заметишь. Только остроконечные стога выдают близкое присутствие людей. Да и людей ли? На звук двигателя из землянок высыпали косматые фигуры, замотанные в тряпьё и шкуры с ног до головы. Ошарашенный Бардзо непроизвольно осенил себя крестным знамением при виде рогов, костистых гребней и шишковидных наростов, венчавших головы селюков. Припадая на ноги, волочась по земле, они брели навстречу. Лейтенант затормозил, тронул за плечо задремавшего было Янко; тот со стоном открыл измученные глаза. Нику тоже шевельнулся – вдвоём со спасённым даком они поместились на одном сиденье. Так и ехали, прижавшись друг к другу. Рядовому Цэрнэ становилось всё хуже: поражение распространилось, поднялось по обеим ногам до самого паха, язвы появились и на руках, и во рту. Парня лихорадило. Бардзо всё переживал: «Не довезу!» Бережно, стараясь не причинить лишней боли, помог выбраться Янко – стоять тот не мог. Бардзо держал парня на руках, покаянно опустив голову. Чувствовал себя последним идиотом: пришёл в эту землю с войной – и вот… явился, просит местных о помощи. Из толпы, опираясь на суковатый посох, вышел приземистый старик, седой как лунь. Покачал шишковатой башкой. Багровая опухоль разрослась на лбу, свесилась, закрывая глаз. Второй, по-звериному жёлтый, с горизонтальным козьим зрачком, недобро смотрел из-под кустистой брови. Дед вытянул вперёд руку. Узловатым пальцем с обломанным тёмным когтем ткнул в Янко. Хрипло каркнул: – Битц! «Сам ты шлюха!» – неожиданно даже для самого себя взъярился лейтенант. Уж что-что, а ругательства местных он выучил. «Разве виноват был пленный мальчишка в том, что попался в руки к мразям, пустившим его по кругу и запытавшим едва не до смерти?!» – внутри поднялось глухое негодование. Старик лишь усмехнулся, будто прочитал его мысли. – Выбор есть у каждого, – медленно проговорил он на всеобщем, пусть и с явным акцентом. – Ты тоже сделал свой выбор и теперь пришёл к нам. Что, нет больше вашей базы? – в голосе послышалась насмешка. Бардзо молча покачал головой. Похоже, погиб не только их гарнизон: ни одна из частей так и не ответила на вызов радиостанции. Даже Центр. Напрасно шли в эфир позывные. – Дешёва рыбка – погана юшка! - назидательно высказался дед. – Думали победоносную войну устроить… А оно вон… боком вам вышло. Вот и хлебайте! Рука лейтенанта будто невзначай тронула приклад автомата: – Ты мне, старый, не ёрничай тут! Сидишь в своей дыре, вот и сиди! Что ты понимаешь?! Я же там был, своими глазами всё видел! Там секретное оружие применили! – А это ты видел?! – за спиной старика вспучились горбом и развернулись широкие бурые крылья. Блеснула на щеках змеиная чешуя… Бардзо отшатнулся, едва не выронил Янко, но тот вдруг задёргался – и сам вывернулся ужом, вырвался из рук. Ударившись оземь, обернулся поджарым длинноногим волчонком-подростком. Ощерил клыки на пернатого деда – тот лишь клюкой отмахнулся с кривой усмешкой: – Ишь! Защитник выискался! Буде! Полноте вам! Поегозили – и хватит. Янко, веди гостей в хату. Нам долгий разговор предстоит. Юна, разожги огонь и согрей воды. Кэлушары уже на подходе! Девушка с тугими рыжими косами молча склонила рогатую голову. Звякнуло шейное украшение. Селяне начали разбредаться кто куда, потеряв интерес к происходящему… 5. Жилище топится по-чёрному. Плавают тяжёлые пласты дыма. С потолочной балки свисают пучки трав, коренья. Старик, назвавшийся Домнулом, сидит у очага и, мерно покачиваясь, ведёт рассказ. Кудлатый Янко, так и не перекинувшийся в человека, свернулся клубком у его ног. Дремлет, изредка поскуливая. – Стригои мы. Древний, потерянный народ. В стародавние времена большую силу имели. Правители с нами советовались, подношения делали. Потом вдруг осерчали на нас невесть за что, загнали в горы… Сами приняли другую веру. Но пресветлая Дзяна всё равно на нашей стороне. Спрятала, укрыла нас своей милостью. Вот и живём… который уже век. – Старик по-собачьи почесал за ухом ногой. Конечности у него были совсем уж чудные: трехсуставчатые, как у зверя. Потому и гнулись так. – Мы охранители. Это ваша власть от жадности края не видит, только и знает, что давить и загребать, набивать себе кошельки… Но ведь здесь, кроме нефти, ещё и разрывы, и выбросы… Аномальная зона, по-вашему… Зачем лезете, не зная броду?! Вот земля терпела-терпела, да и восстала против вас, неразумных, смела подчистую – как крошки со стола. А то ли ещё будет! Иэээх! Никого в живых не останется… и мы заодно с вами сгинем! – И что… ничего теперь нельзя изменить? – в голосе Бардзо прорезалось отчаяние. После увиденных трансформаций он в любую ересь готов был поверить этим вечером. Нику заворочался, замычал на лежанке. Рогатая Юна зашептала ему что-то успокаивающе, сменила холодный компресс на лбу. – Кэлушары придут – будет видно, – вздохнул старик. – А от нас уже ничего не зависит. – А кто такие эти ваши… кэлушары? – Увидишь… Чу! Вот и они, кажись! Откуда-то издалека донесся перезвон бубенцов. Стригои вскинулись и как по команде высыпали на улицу; вынесли на руках и бесчувственного Нику. Бардзо за ними. Звуки усилились: со стороны просеки приближалась диковинная процессия. Фигуры в развевающихся белых одеяниях плыли по воздуху, не касаясь земли. Плавно кружили в танце, ни на секунду не прекращая движения – всё ближе и ближе. И уже можно было рассмотреть связки колокольчиков, украшения и венки из цветов и трав, нарядные ленты. В руках каждого танцора – обнажённый меч. Прыгая, вращаясь, совершая немыслимые кульбиты, они завораживали – глаз не оторвать! Звон сливался в ритмичную музыку, окружал, подхватывал – и ноги сами по себе начинали двигаться, просились в пляс. Стоящие вокруг тоже пританцовывали, улыбались, хлопали в ладоши – звери ли, люди – не разберёшь. А туда же! И казалось, кружится и смеётся всё: небо, земля, кусты и деревья, горы, увлекая вселенную в хоровод. Вихрь радужных полос, узоры множатся, закручиваются в спирали, прорастая тысячами подобий себя – и сознание растворяется в них. Ликуя, разлетается миллионом осколков! …Бардзо пришел в себя от стылой рассветной свежести. Зябко поёжился и открыл глаза. Занималась заря. Разнотравье серебрилось росами. По низине молоком растекался туман. Рядом завозился кто-то – лейтенант обернулся на звук и разглядел в рассветных сумерках Нику, сонно протирающего глаза, потягивающегося. Совершенно обнажённый, с девственно-чистым телом – ни следа от давешней заразы, едва не сожравшей его. Рядом – рыжеватый волчонок. Тоже зевнул, ощерил в улыбке клыкастую пасть. Стопкой сложено обмундирование, рюкзаки. Вот только автоматов не видать. Ну, кто знает – может они и не нужны...