Бог для мертвеца

— Всё кончено, дорогой мой Корво. Аттано никогда не жаловался на рассудок. Он не был монстром, каким его считали в молодости и впоследствии — с приходом Далилы — когда старый Защитник Короны превратился в императорского палача. Конечно, в его жизни было много страшного, чуть больше, чем привнёс он сам, борясь за чужой трон, и чуть меньше того, чего желал для себя. Но было кое-что, чему даже при всём желании он не смог бы научить Эмили, потому как сам не умел. Прощать. — Ты не вспомнил обо мне ни разу. Синие глаза оказались блёклыми карими. Рост не таким высоким, взгляд не таким высокомерным. О чём он думал, становясь объектом слухов и шутливых пари, сбегая из Башни чуть ли не два раза в неделю? О чём он думал, ввязываясь в его игры, участвуя в том эксперименте, где призом был Левиафан — и в то же время ничего, ведь Чужой никогда не воспринимал его всерьёз? О чём он думал? О чём… Мальчишка спрыгнул рядом с ним, на цыпочках привставая рядом со старым Лордом, кладя ладонь на его шею. Будто мальчиком был тут Корво. — Но ты ведь всё ещё мой Защитник? — мягкие губы замирают в дюйме от его лица, нахально растягиваясь в улыбке. Эти два существа были не просто похожи — бывший бог помнил всё, и выставить его вон теперь не представлялось возможным. Аттано поднял ладонь и, замерев над макушкой, растрепал чёрные жёсткие волосы, повёл пальцами вниз, к затылку, слабо улыбнулся в ответ, хотя самому ни черта не было весело. — Ты предусмотрел всё, — прошептал Корво, наблюдая за изменившейся Меткой. — Я узнал своё имя. — Ты всё потерял. — И тебя? Аттано выдохнул прямо в этот наглый рот, касаясь влажной кожи — его бог не переставал обкусывать потрескавшиеся губы, а затем их облизывать прямо у того на глазах — всё как тогда, в мире-обмане: — Ты больше не бог. Чужой отстранился, с сожалением, теперь более заметным на лице, отпуская воротник императорской формы. Но Корво слишком хорошо знал это выражение лица, слишком алчным был этот мальчишка, что при жизни, что после неё. — Мне было жаль Билли… — Чужой… — Так было нужно, Корво, ты не понимаешь, всё, ради чего я… — Чужой. — Это был единственный способ вырваться оттуда, иначе… — Чужой! — Это не моё имя! — карие глаза вспыхнули злостью, но схватившему того за грудки Корво было плевать. Он одной рукой притянул самонадеянного парнишку к себе и тихо-тихо сказал в покрасневшее ухо, боясь собственных слов: — А что, если бы она убила тебя? — Ты бы похоронил мой труп у моря, — просто ответил не-бог. Аттано отпустил его, отступая на шаг, как делал всегда перед неразрешимой проблемой. — Эгоистичный ублюдок, — только и нашёлся он, отвернувшись. Он хотел вернуться к работе, проведать Эмили, встретить посла с Пандуссии, потренироваться в фехтовании с гвардейцами. Разговоры о прошлом и, тем более, несостоявшемся будущем были сравнимы с длинной угнетающей песне шарманки, которую бы старый убийца предпочёл подобной пытке не раздумывая. — Бездна скоро призовёт тебя, отнимет имя. Корво, — позвал его Чужой. Подросток, самый обычный, забитый, зашуганный, никому не нужный. Не был он никогда повелителем Бездны, не мог им быть, это ведь бред, не похож он. Невозможно. — Если мы не заберём у Билли меч, богом станешь не ты. — Кто сказал, что я хочу им становиться?! — уйти по-тихому было неудачной идеей с самого начала. — Тогда пострадает кто-то другой. Кто-то, кто приведёт мир к погибели — это коснётся и тебя, и Эмили. И меня. — Тогда пусть всё катится в Бездну. Не такого ответа ожидал воскресший из мёртвых Чужой. Не ради того он искал ответы четыре тысячи лет, не для того страдал в беспамятстве, неспособный прочесть собственное имя на чужой плоти. Отвергнутый обоими мирами, преданный, неживой, вмёрзший в камень навечно. Без шанса на искупление. Ради них — кого-то, кто однажды приковал его к алтарю и убил, пока другие нескладно молили о спасении. Вот ради чего это всё было. Ради этих слов он поверил одному единственному человеку? Попытался открыться, дал преимущество над остальными, переборол ненависть к насилию, видя, как он убивает? Принял его, доверив себя? Это называется?.. И правда, как же назвать подобную нелепость. — Вот, значит, как? Неожиданно, — именно так бы он ответил, откажись Корво от Метки. Аттано, будто бы вернувшись в тот ненастоящий день, когда ещё мальчишкой повстречал бога, замер как вкопанный. Ничего ведь не изменилось. Да, Чужой больше не запретный бог, манящий силой и величием, таинственностью, красотой, своим существованием. Да, теперь он всего лишь оборванец с улицы, без денег и связей, родных или вообще кого-либо, кто мог бы назвать его по имени — единственной наградой после всего. Никому не нужно было. Как и самому Корво, ведь игры кончились. «Ну так уйди, забудь обо всём, теперь Метка обычный рисунок, а этот малец всего лишь играл с тобой, твоими чувствами. Раньше он имел на это право, потому что мог. А теперь? Преподай урок заигравшемуся мальчишке, Корво», — шептал внутренний голос оттенками злорадства Далилы. Аттано развернулся. Чужой смотрел на него обиженно и кротко, то было наносное. Похоже, он и правда не знает, что творит. Корво замахнулся, синие глаза тоже были обманом, всё было обманом. А теперь он требует, чтобы Аттано занял его место? Потому что просто жить слишком скучно? Потому что теперь он лишён власти играть судьбами других? — Потому что я не смогу стать человеком, Корво. Потому что мне не наплевать на этот мир, — карие, нет, блекло-серые глаза заслезились. — Потому что ты единственный, кому я могу довериться. Потому что… Звук хлёсткой пощечины донёсся до Корво будто со стороны. Вместе с ним начали доходить слова мальчишки перед тем, как… Зрение вернулось к Аттано. На щеке Чужого расползалась красное пятно, не стриженные ногти Лорда оставили несколько царапин, а сам бывший бог едва устоял на ногах перед порцией боли. Он поднял глаза в непонимании и неверии, боль плескалась в них, и совсем не от пощёчины, с языка сорвались неведомые фразы, шёпотом расползаясь в воздухе, облепливая предателя… словами прощения. Корво же смотрел на дело рук своих, застыв от ужаса, от того что он посмел, посягнул… Смысл сказанного, смысл происходящего, воспоминания и клятвы обрушились камнями на темя старого Защитника, сотрясая его, разбивая вдребезги всё, что руководило им до этого, скалывая грязь прожитых в самообмане лет. Бог вернул его к жизни. Его бог. Снова. Заплетающимся языком Аттано спешно пытался извиниться. «Старый дурак, ты прожил в этом мире слишком долго, и недостаточно долго — в том. То был твой мир, нет, ваш. И ты можешь вернуть его прямо сейчас, пока не поздно… Вернее, уже поздно. Мои поздравления, Корво», — Аттано не мог не согласиться с этим. Далила в его голове была права, плевать, что её давно нет в живых. — Ты пришёл ко мне, едва только, а я… — Я сам виноват, — потускнев ещё больше, ответил Чужой. Теперь вместе с кончиками ушей алела бледная щека, а Корво клял себя последними словами за то, что с самого начала не разглядел в боге мальчишку. — Нет, — хрипло возразил Лорд, — виноват Дауд, которого я не убил. Виновата Билли, которой я вернул глаз и руку. Виноват я, который должен был узнать обо всём первым, остановить этот балаган, вытрясти из тебя правду, а не ждать неизвестно чего. Права была Далила: что Джессамина, что Эмили, что я — никудышные власть имущие. Прости меня. Прости, из меня отвратительный Защитник. Корво выдохнул, чувствуя, как последний камень, ударив особенно больно, пропал в Бездне, а на душе стало легче. Острый электрический разряд, сковавший его на вдохе, на первом и последнем шансе оправдаться, рассеялся, внося точку в отношение Аттано к Чужому. Единственным эгоистичным ублюдком в этой комнате был лишь он сам. — Как же я могу простить тебя, когда ты сам себя не прощаешь? — никогда не бывшие синими глаза принадлежали богу. Не выбиравшему свою судьбу, не способному дать сдачи, не властному ненавидеть. Алчному до интереса богу. — Я попробую научиться… нет, научусь. Только если ты мне в этом поможешь. Если останешься со мной, — Аттано не имел права просить об этом, не повернулся бы у него язык, но отпустить явившееся из Бездны чудо было бы худшим проступком в его жизни. Наверное, даже более страшным, чем то, что он с этим чудом сделал. Корво ждал отказа. Чтобы окончательно стать в своих глазах тираном и запереть мальчишку в Башне вместе с его далеко идущими планами и потом не спеша выслушивать их, принося еду в самую лучшую спальню на самом высоком этаже личных покоев. И, глядя на замечтавшегося Лорда, Чужой лишь тёр щеку, вздыхая. — Мне дали для этого целую жизнь, — невесело усмехнулся он. Наверное, стоило бы обидеться, но дело было в том, что невинной овечкой четырёх тысячелетний мальчик не был по определению. Ни будучи богом, ни даже до смерти. Репетиция «замены Чужого» была тому доказательством. Корво справился с ней слишком хорошо, чтобы сорваться с крючка, потому и потому что бог не делал поспешных выводов, и, не дай он сам, опрометчивых решений. Билли Лерк не могла усвоить этот урок. Как Далила до неё, как бедняга Дауд. — Похоже, мне не дано тебя понять, — больше с облегчением, чем с грустью, ответил Корво. Он опустился на колено перед своим богом и протянул ему правую руку ладонью вверх. Он был единственным, кто, сам того не зная, оказался ближе всего к власти этого мира. Чужой сам опустился на корточки и взял в руки левую, как когда-то, в ненастоящей жизни. Он поднёс его ладонь к своему лицу и произнёс: — Это не так, Корво. — Зря ты решился остаться со мной, — горько вздохнул Аттано, глядя себе под ноги. По его мнению, Чужой был слишком доверчив, а он сам был худшим объектом для этого доверия. — Ты ведь хотел научиться прощать? — мальчишка был неумолим. — Только это ничему не поможет, — было больно говорить, но говорить надо было. У Чужого впереди вся жизнь, а Корво, как ни крути, был старым убийцей, годящимся только на роль инструмента. Неужели бывший бог этого не понимал? — Мне недолго осталось, меньше, чем тебе, поэтому… — Поэтому на сей раз моим богом станешь ты.