Призрак

Артур замечает за одним из своих подданных отвратительную привычку. Артур напоминает себе, что он, все-таки, Король, а Король должен быть терпелив к своим людям. Крепче сжимает руки в кулаки, стискивает зубы, нервно постукивает пальцами по столу, но, самое главное, терпит. Артур ненавидит, когда на него пялятся. Не смотрят украдкой из-под прикрытых век, не выглядывают из-за ближайшего угла, не стыдливо осматривают из-за плеча, не торопливо оглядывают, не вскользь окидывают взором. Именно пялятся. Сначала Артур долго силится понять, что за зудящее чувство, поселившееся между лопаток, преследует его почти на каждой тренировке. Когда зуд перерос в огненные всполохи, Артур хочет сломать кому-нибудь нос или что-то посерьезней (ты же Король, соберись, незачем сражаться, если можно решить миром, так?). Пламя, то поднимается выше, смотри, языки уже лижут основание шеи, хорошо, что они не могут сомкнуться, и душитьдушитьдушить (а, может, плохо?), то спускается ниже, горячо и липко расползается по пояснице, скользит прямо по ямочкам, еще ниже, опускаясь по бедрам, мышцы мелко дрожат в предвкушении, возьми-бери-дайдайдай. Но если Артур обернется, обведет глазами каждый угол двора, то никого не увидит. Однако это стало только началом его личного кошмара. На приемах взгляд бродит по его лицу, скользит ото лба по щеке к шее, замирает, уходит вбок, залезает в ушную раковину, мягко касается волос, (Артуру кажется, что он слышит чей-то шепот, фантазия?) возвращается к лицу и начинает сначала. Но со временем он становится смелее, переходит все ниже, мягко сжимает предплечья, облизывает костяшки пальцев, так и тянет тряхнуть рукой, смазать ощущение (или продлить?), пробегается по груди, щекочет где-то под ребрами (или внутри?), того и гляди разрежет плоть, заберется под кости, чтобы посмотреть на всполошенно бьющееся сердце, отступает, издевательски медленно движется по животу, замирает у самого паха. Артур выпрямляется на троне, взгляд снова исчезает, напоследок лизнув огнем щеку. Еще немного — и Артуру будет казаться, что за ним следят, даже когда он спит. Казалось бы, парень, проживший большую часть жизни в борделе, должен быть к такому привычен. Но на деле столь пристальное внимание ему доставляет одни неудобства, и всему виной его кошмары, когда добрый дядюшка провожает его, тогда еще совсем ребенка, уплывающего на лодке по темным водам, взором полным ненависти; Артур скован страхом, он не может пошевелиться, взгляд клеймит, сознание в попытке защиты (ты мал, еще слишком мал для такого), стирает произошедшее из памяти подчистую. Но ощущение преследования никуда не уходит. Артур пытается отвлечься. Убедить себя в том, что это просто игры разума — слишком много всего навалилось в последнее время. (Намного же легче убедить себя, что это просто...) Противостояния, сражения, пиры. Разговоры, манеры, раболепство. Иллюзии, магия, исчезновения. Законы, суды, забастовки. Розыски, тюрьмы, расправы. Азарт, легенды, артефакты. Корона, рыцари, королевство. Уравнения никак не сходятся, в темных липких снах (совсем как тогда, помнишь, когда Вортигерн убил твоих родителей) больше не преследует демон в пылающих доспехах, но новая напасть ничуть не лучше — будто сама бездна смотрит на тебя, скалит зубы (едкая слюна жжет сознание, оно кричит), Артур уже готов отправиться в Темные Земли снова, только бы взгляд не преследовал, терпеть его уже просто невозможно, он постоянно ускользает, растворяется в тенях, будто смеется, манит за собой туда в невозможно-невероятную (прекрасную) Пустоту. Артур обращается к Магу, как только она оказывается в замке. Та вглядывается в него, шипит непонятные слова, её глаза горят желтым пламенем (Артур горит тоже), моргает и усмехается. — Ты такой невнимательный, Артур. И уходит, теряясь в коридорах замка. А Артур осознает, что взгляд отличается от того, что оставил на нем след не хуже, чем меч отца на ладонях. Этот взгляд полон жажды, «дайдайдай» снова набатом звучит в голове (как ты мог это упустить, выходец из борделя), даже внутренний голос над ним издевается, заходится в необъяснимой истерике, настолько сильной, что начинает раскалываться голова. Артур с размаху бьет кулаком ближайшую стену, боль действует отрезвляюще, туман в голове проясняется (кристальная чистота), рука ноет, но, в сравнении с истерзанным разумом, это — как медом по горлу, сладко. Дело за малым — вычислить искушенного наблюдателя. (Нет ничего проще, да?) Или (Есть?) В окружении Артура — сотни, если не тысячи, людей, круг подозреваемых срочно нуждается в сужении, что оказывается не так уж и просто. Даже отсевая людей по частоте встреч и общему времяпрепровождению, особо легче не становится. Так что неудивительно, что в один из немногих (жаль) свободных вечеров он запирается в покоях, прихватив бутылку вина, которую стащил с кухни (привычкам не изменишь), и начинает выделять какие-то особые черты. Неуловим. Ловок. Ближайшее окружение. Хорошая реакция. Тактик. (Змея?) Скользкий... (Билл?) Артур разваливается на стуле, кусочки мозаики перестают быть простыми и бессмысленными цветными осколками, а приобретают вес, облик и конечный результат. Напасть, мучившая его на протяжении нескольких недель, тает, будто под заклинанием (может, так и было, маг?), осознание хлестко бьет по оголенным нервам, режет, как меч по ладоням (но, Артур, шрамов, шрамов нет), в голове — блаженная пустота (тишина, разум молчит). Но почему-то теперь воспоминания о взгляде жарко (смотри не сгори снова, Мой Король) отдаются под ребрами, сердце будто сбивается с ритма, осознание заинтересованности дарит удовольствие (необходимость чувствовать себя кому-то нужным — это прямо из несостоявшегося детства, да, Артур?), вино гуляет по крови (красное на красном, какая ирония), дышится легче, осколки покалеченного разума не режут больше краями (за тобой никто не следит, Вортигерн мертв). Артур решает, что в эту игру они могут сыграть и вдвоем. Правда, сэр Уильям? Поначалу Артур думает, что ошибся. Каждый раз, когда он смотрит на Билла, тот кажется настолько незаинтересованным, даже безразличным, что кусок дерева, который Артур планомерно уничтожает на каждой тренировке, проявляет больше эмоций. Он ведет плечами, сбрасывая взгляд, открыто смотрит в ответ, усмехается (но во взгляде — Пустота), щурится, наклоняя голову к плечу. Артур сомневается, а сознание встрепенулось, только почуяв нотки неуверенности, уже готово вцепиться в горло, пить соленый металл до тех пор, пока Артур не захрипит, зажимая руками несуществующие раны. (Когда ты стал таким неуверенным, Мой Король?) Но взгляд все еще чешет за ухом, обласкивает шею, шепот преследует (возьмипрошувозьми), Артур решает, что негоже Королю сдаваться без боя (откровенно говоря, это было еще и решение некоего алкогольного пойла, опустим этот момент) продолжает свое наблюдение, но с некоторыми поправками. Билл же не старинный артефакт, никто не запрещал его трогать. Самодовольный Артур просто не может отказаться от того, что само идет в руки Каждый командный штурм они проводят бок о бок, Артур невзначай касается бедра Билла своим (хоть чему-то в борделе научили, умолкни), проводит пальцами по плечу, маскируя под дружескую хватку, перечит чуть ли не в каждом предложении, упиваясь чужим раздражением, смотрит на него в упор. Билл старается держаться, но отбиваться стрелами от меча в ближнем бою невозможно (только если ты не хочешь вонзить её в сердце), деревянная труха щекочет ноздри, пальцы скользят по древку, руки чуть подрагивают (вот тебе и прославленный лучник), тетива рвется от постоянного напряжения (так и не решился на контрольный выстрел, проиграл?). Билл явно не ожидал, что его не только раскроют, но и обернут его же оружие против него. Взгляд Артура стрелами пронзает от головы до пят, он, как чертова мишень (но почему все стрелы только в яблочко), Билл явно надеялся просто смотреть издалека, а уж столкнуться с последствиями — не по его части. Почему от этого нельзя просто ускользнуть? Так что вопрос времени, когда они с Артуром остаются наедине, вокруг темнота (Бездна, ты ли это?), стены в замке очень холодные, каждый камешек Билл чувствует спиной (хорошая работа), Артур нависает над ним, шепчет на ухо что-то про войну, ты же помнишь, воевать не надо, мир — явно лучшее предложение, выбора — нет, лук сломан, стрелы — пыль (ты же не поднимешь руку на своего Короля?). Билл сдается, цепляясь до побелевших костяшек в куртку Артура. Билл настолько долго был вором, что забыл, что иногда можно просто попросить.