Несколько часов

Худые острые плечи нервно вздрагивают, когда он прикасается к ним. Девушка выпрямляет спину, старается держаться уверенно, но пробежавшие по шее и рукам мурашки не очень этому способствуют. Мужчина проводит теплыми ладонями по её рукам, успокаивая; с нажимом ведёт по сведённым вместе лопаткам, колючему позвоночнику, расслабляет. Девушка едва слышно стонет, шумно втягивает носом воздух, стараясь унять непрошеную дрожь. Выходит плохо. Ладони мужчины обхватывают её маленькие ладошки, растирают дрожащие холодные пальцы своими – тёплыми, жадными, чуть огрубевшими от гитарных струн. Девушка прикрывает глаза, клонит голову вниз, позволяя ему целовать её шею, плечи, затылок. Снова тихо стонет, уже отчётливее, чем в первый раз, но ему всё ещё мало. Нужно больше, нужно громче. Он удваивает напор. Кусает в основание шеи, оставляя яркий след, ведёт языком по тонкой коже к уху. Девушка дышит чаще, громче, склоняет голову ещё ниже, вздрагивает от каждого нового поцелуя. Тёмно-русые мягкие озорные кудряшки щекочут ему лицо, настойчиво лезут в глаза, заставляя его жмуриться и тихо ворчать. Девушка на это лишь улыбается самыми кончиками губ, стискивает зубы, точно зная, чего он хочет, чего ждёт от нее. Но она терпит, будет держаться до последнего, дразня и распаляя его ещё больше, умирая от его нежности и осторожности. Пальцы мужчины выпускают её ладонь и тут же зарываются, путаются в её волосах, ласково проходят по коже головы, заставляя девушку запрокинуть голову, блаженно жмурясь. Не целует, нет, а просто проводит губами от виска до подбородка, ласкает мимолётно, легко; атакует шею и тонкие ключицы, яростно, жёстко, собственнически кусая светлую кожу. — Ещё, — стон-выдох отражается от стен, радует слух, заставляя забыть обо всём на свете. Сильные руки с остервенением сжимают её талию, бёдра, прижимают ближе к горячему любимому телу. Даже сквозь майку она чувствует жар его кожи, его сердца; ловит его страсть каждым ударом своего, маленького и хрупкого, трепещущего, словно пойманный в ладонь шмель. Выдыхает через раз, стонет через вдох и тает, тает, тает в его руках. Таких любимых, ласковых, таких невыносимо родных и нужных. Особенно сейчас… Телефонный звонок рушит их маленький мирок, выдёргивает из лабиринта обнажённых чувств и острых эмоций. Они ещё цепляются непослушными пальцами друг за друга, зубами урывают последние кусочки-клочки страсти, но всё же отстраняются друг от друга. — Да, Шур, привет, — голос почти не дрожит, хотя сейчас он готов прибить лучшего друга. — Нет, занят. Шур, очень, да… — мужчина нервно сжимает руку в кулак и выходит из комнаты, оставляя её одну. Девушка устало вздыхает, натягивая на себя его футболку. Почему-то сегодня хочется именно так, чтобы было слишком близко, слишком сильно, слишком больно. Она кутается в тонкую ткань, пропитывается его запахом, затапливает всю себя его любовью, ей дико хочется этого. Хочется впитать в себя как можно больше его страсти, нежности, его самого. Слишком давно они не виделись, давно не были вместе. И сейчас ей хотелось лишь одного — стать для этого мужчины миром, хоть бы на несколько часов, не отпускать его до утра ни на секунду. И плевать, что он старше её, что у него группа, жена и дети. Плевать! На эту ночь он — её, а она — его. — Извини, — тёплые губы и дыхание щекочут нежную кожу, — Шурик… — Ничего, я понимаю, — она пытается улыбнуться, но губы кривятся лишь в какую-то уныло-усталую усмешку. — Агата, — мужчина обнимает за талию, утыкается носом в основание шеи, — прости. Альбом, тур… всё наваливается, всё требует времени, внимания, сил… — Я ничего и не говорю против. Просто устала немного и соскучилась по тебе, — девушка разворачивается в его руках, обнимает за плечи. Приподнявшись на носочках, целует в переносицу, лоб, легко касается губами прикрытых век. Снова руки на бёдрах. Мозоли на пальцах чуть царапают нежную кожу, задирают футболку, касаются кромки белья. Мужчина подсаживает её на подоконник, стягивает футболку с желанного тела, отбрасывая ненужную тряпку вглубь комнаты. Кожа к коже. Горячо, жарко, близко. Маленькие, невероятно нежные ладошки скользят по плечам мужчины, путаются в его волосах. Губы скользят по коже, пальцы Левы впиваются в бёдра девушки до жгучей боли, до синяков. Бельё соскальзывает вниз, теряется в ворохе страсти. Агата задушенно вскрикивает, ногтями цепляется за напряжённую спину, лопатки, откидывает голову назад, когда он входит. Резко, грубо, без предупреждения и былой нежности. Девушка кричит от удовольствия, и сама подается бёдрами ему навстречу, принимая мужчину в себя полностью. Мужчина глухо рычит от её жара и узости. Кусает за шею и грудь, оставляя следы. Агата обнимает его ногами за талию, прижимая к себе ближе; впивается в спину, выдирая лопатки, сдирает кожу и плоть. И кричит, кричит, кричит… Он кусает её за шею, скользит пальцами по спине, когда кончает, и где-то на задворках сознания слышит хриплый стон Агаты. Хватка чуть ослабевает, и девушка наклоняется к нему, целует в губы, легко и невесомо, не претендуя на что-то большее. Простое прикосновение губ к губам. Первый поцелуй за всё время, что они знакомы. А сейчас эта маленькая невыносимая девчонка одним своим порывом разрушила это их негласное табу. А Лёва только и рад этому сейчас. И он отвечает, сминая мягкие податливые губы, передавая все свои чувства и эмоции. Страсть начинается по новой, спиралью жар закручивается внизу живота, разгоняет кровь по телу. И останавливается внезапно острой нежностью на самом кончике ножа. — Лёва, — девушка отрывается от губ мужчины, смотрит в светлые глаза напротив, что сейчас почернели провалами расширившихся зрачков и тянут в желанную бездну. — Лёва… — стонет его имя, когда губы музыканта жадно касаются возбужденного соска, а бёдра подаются вперед, совершая первое движение — нежное, мягкое, аккуратное… Пусть утром он уедет к жене, детям, своей жизни, а она сбежит на край мира, подальше от этого человека, этой страсти, этой любви. Она уже всё решила… Но у них есть ещё несколько часов этой ночи. Их последней ночи вместе.