Под полной луной

Эта история о волке, который привык таиться в тени, в самых страшных и неизведанных глубинах лесов. О волке, который знает, что люди – самые страшные звери, от которых нужно прятаться, и скрываться, и бежать, сколько хватит духу. О волке, который привык к одиночеству, сросся с тоской и ничего от жизни уже не ждет. О волке, который однажды встречает не в меру глупую, болтливую – и храбрую девочку. У той девочки красный плащ и огромный капюшон на голове, в котором она могла бы, кажется, спрятаться целиком, утонуть, если бы захотела. А под капюшоном – русые волосы, в которые бережно вплетены лепестки всех цветов радуги. У нее улыбка, как солнце, и глаза, как спасение. У нее алые пухлые губы, из которых, кажется, даже на секунду не прекращает литься поток слов. И еще она не боится. Совсем не боится. Волк уже говорил, что это глупая девочка? А о том, какая она храбрая? Но, кажется, забыл упомянуть, что на плече у нее – лук и колчан со стрелами. Не стоит обманываться внешним хрупким видом девочек. Совсем, совсем не стоит. Они впервые встречаются на опушке леса, когда у девочки за спиной – антрацитовое небо и полная луна, а у волка – темная чаща, в которой таится опасность. Волк не знает, почему именно его в этот день потянуло наружу, туда, к простору, к звездам, к мнимой свободе. Так же он не знает и того, кто из них двоих в момент встречи испуган сильнее – девочка в красном капюшоне или же он сам. Какое-то время они стоят неподвижно, сверля друг друга пристальными взглядами, а потом девочка одним слитным движением откидывает свой капюшон, вытаскивает лук и натягивает тетиву. Но волка удивляет не это, волка удивляет улыбка, которую можно разглядеть на аккуратном точеном личике в лунном свете. «Ну здравствуй, страшный серый волк», – почти насмешливо произносит она. А потом опускает лук, подходит ближе – и треплет по загривку волка, который неосознанно подставляется под чужую теплую ладонь. Они встречаются каждый месяц под полной луной. Каждый месяц с девочкой – ее лук и стрелы, ее улыбка и ее рассказы. Волк не может понять того, что происходит. Ему не ясно, почему девочке не страшно, не ясно, почему она не пристрелила его при первой встрече, не ясно, почему продолжает приходить каждый месяц. Ему кажется – это сон. Он уверен – девочку нужно прогнать. Он знает – это ради ее же блага. Он приходит при каждой полной луне на их поляну и ждет. Однажды девочка находит его, когда на небе виднеется лишь тонкий серп луны. Волк не знает, как она отыскивает его след, как понимает, что это именно он – но ни человек, ни волк в нем не могут ее прогнать. И, кажется, он впервые чувствует себя так, будто жизнь имеет хоть какой-то смысл. Но однажды девочка говорит, что хочет его с кем-то познакомить – и волк, ни секунды не медля, позволяет увести себя. Потому что не важно, с кем хочет познакомить его девочка. Потому что не важно, куда она его ведет. Не важно. Волк уверен, он не сдвинется с места, даже если девочка достанет свой лук и решит прострелить ему сердце. Оказывается, что бабушка девочки – охотница на таких, как волк. И она не верит. Не верит сбивчивым словам своей внучки, не верит лихорадочному румянцу, не верит горьким слезам. Бабушка выстреливает в волка из своего лука – и он, готовый к своей смерти уже давно, совсем не готов к смерти чужой. Когда девочка отталкивает волка и ловит стрелу своим сердцем – это оказывается хуже, чем тысяча стрел в собственной мохнатой шкуре. Бабушка, склонившаяся над телом своей внучки и горько плачущая, отпускает волка. «Пусть будет грызть тебя твой волк каждую полную луну до того дня, как ты не сойдешь с ума», – говорит она напоследок. Волк уходит, и с тех пор в полнолуния он становится тем зверем, которого люди страшатся, становится монстром из древних сказок, и ему приходится укрыться еще дальше, там, где он не сможет причинить вред людям, так страстно ненавидящим его. В остальное время месяца волк тоже пожирает его, изнутри – виной, воспоминаниями, мелькающими перед глазами разноцветными лепестками, вплетенными в русые волосы. Когда он впервые в ночь после полнолуния приходит к могиле девочке – то спешно прячется за деревьями, у деревянного креста замечая темноволосого юношу. Этот юноша сидит у могилы от заката до рассвета и рассказывает девочке истории. С тех пор он приходит каждый раз после полнолуния – и каждый раз усаживается, чтобы рассказать ей новую историю. Волк тоже приходит, он прячется в деревьях и не попадается на глаза, но слушает, слушает внимательно, и на секунду словно возвращается в прошлое. Истории юноши иные, они отличаются от тех историй, которые рассказывала девочка, в них больше тьмы и хаоса, в его интонациях совсем нет мягкости, они хлесткие, как натянутая тетива лука. И все же скрытая нежность и тоска пробиваются в брешь хрипотцы и деланной грубости. И от этого волку становится легче. Слушая эти истории, он кажется себе лжецом и предателем – потому что представляет, что он вновь не один. Что вновь есть, кому с ним говорить. Проходит ровно год – двенадцать односторонних встреч с темноволосым юношей, – пока он впервые заговаривает с волком. «Я не люблю, когда опасность подстерегает меня за спиной, если хочешь продолжать быть здесь – подойди, волк». И волк подходит. Хотя полнолуние прошло и он не волк сейчас – называть его человеком было бы оскорблением для других людей. Волк это понимает. Проходит еще полгода – шесть наполненных монологом юноши встреч – прежде, чем он задает волку вопрос. «Зачем ты приходишь сюда, волк?» Волк уверен – у юноши есть ответ, но все же он спрашивает. И волк отвечает во время их следующей встречи. «Она была мне все равно, что сестра», – тоскливая искренность юноши в ответ на горькую искренность волка. Так они начинают говорить. Говорить, говорить... На могиле девочки с вплетенными в волосы разноцветными лепестками. На могиле девочки, где юноша впервые целует волка – и волк убегает, чтобы больше никогда не вернуться на эту могилу. Волку кажется, он предал. Предал девочку, предал их встречи, предал то, что она ему подарила. Предал в то время как она умерла ради него. Предал свою тоску по ней – потому что тоска по юноше, с которым он больше никогда не встретится, вытесняет ее. Юноша находит его в чаще леса, в свете полной луны, и волк, не контролирующий себя, бросается на него. Юноша не сопротивляется. Он лежит, придавленный лапами к земле, и ждет. Ждет. Ждет. Кажется, ждет тысячу лун – хотя едва ли проходит больше нескольких мгновений. Так же, как когда-то в девочке, в юноше нет страха, но отчетливо можно учуять его злость, его ярость, и – что-то там, дальше, глубже. Отражение тоски самого волка. У юноши глаза серые, пронзающие своим взглядом насквозь. У девочки были мягкие, озорные, игривые... Девочки больше нет. И юноши не станет, если человек, что в былые дни управлял волчьей шкурой даже при полной луне, не сможет победить рвущегося наружу волка... *** Они приходят на могилу девочки в полночь, в разгар полной луны. Юноша и волк, бок-о-бок, и если бы они могли видеть призраки мертвых – они бы заметили, как в десятки раз ярче луны освещает их улыбка девочки.