3642 ДБЯ
― Я рад, что твои ребра уже не болят. ― С чего ты взял, что они не болят? ― Ну… Смог бы ты иначе… ― Я ― смог. ― Да, пожалуй. А в следующий раз мы… Что…? А… М-м… ― Согласись, это куда приятнее, чем твоя болтовня. ― Определенно… Ксан? Все в порядке? Мой брат, он… ― Все в порядке. Спи. Этой ночью Ксандер не спал. Отослав от себя всех и оставшись в полном одиночестве, он сидел на коленях в центре небольшой комнаты, оборудованной для медитаций, но, несмотря на все усилия, сосредоточиться не мог. В свое время он отказался от приобретения специальной сферы и обычно обходился тем, что закрывал ставнями огромное окно напротив и включал глушащее устройство, но сегодня… Сегодня все было совсем иначе. Ливень барабанил по транспаристилу, смазывая панораму Каас-Сити в иссиня-серое месиво с алыми и лазоревыми подтеками, а дверь была не только не заблокирована, но и приоткрыта, позволяя сквозняку робко стелиться по полу. Кто угодно мог вызвать Ксандера по коммуникатору или позвонить на голотерминал, обратиться сквозь Силу или даже просто войти в комнату, похлопать ладонью по плечу или приставить к виску дуло бластера. Может быть, даже выстрелить. Но в квартире было пусто и тихо. Накануне медитации Ксандер отключил даже обслуживающего дроида. Эмоции, могущество, власть… Все это кружилось где-то рядом, но не складывалось в целостную картинку. Ксандер будто пытался решить квадратуру круга, и даже глухое раздражение вместо того, чтобы переродиться в живительную ярость, только мешало ему, зудя в голове белым шумом и вязкой тяжестью оседая где-то в груди. Он чувствовал себя слабым и уязвимым. Прошло больше года с тех пор, как Ксандер стал учеником Дарта Бараса, и если поначалу это было поводом для ликования и гордости, то теперь он понимал, что практически ничему не научился за это время. Сущие мелочи, с которыми он справился бы и без покровительства Лорда ситхов. Барас использовал его, и это было естественно, но едва ли он намеревался последовать традиции и вскормить себе достойную замену. Старый толстый ленивый ситх, заигравшийся в политику и интриги, давно не вызывал у Ксандера уважения, но по-прежнему оставался важнейшей ступенькой на пути к вершинам имперской иерархии. Но главная проблема, пожалуй, была не в Барасе (Ксандер не сомневался, что,когда придет время и подвернется подходящий момент, легко выпустит все сало из его раздувшейся туши) и даже не в Эмидише, любимчике Бараса, получившем титул Лорда несколько месяцев назад. Титул, который Эмидиш, по мнению Ксандера, не заслуживал. Они с Эмидишем знали и ненавидели друг друга с детства, были обязаны друг другу несколькими глубокими шрамами, и едва ли один хоть в чем-то уступал другому. Разве что Ксандера воспитали гораздо лучше. Оставалось только подождать, узнать, что произойдет раньше: зверюшка надоест хозяину или, наоборот, сорвется с короткого поводка ― и избавиться от того, кто выживет. Но главная проблема была не в этом… Ксандер поймал себя на мысли, что хочет, чтобы кто-то прервал его. Вошел и окликнул, привлекая внимание, отправил на задание или пригласил выпить ― без разницы, лишь бы отвлечься от размышлений. Он уже знал, к чему они приведут, и не хотел мириться с выводами. Малодушная попытка сбежать от истины была достойным поводом для презрения к самому себе. Он утратил расположение Бараса и из избранника превратился в расходный материал, в пешку на доске, где основной фигурой давно уже стал Эмидиш. Теперь, когда игра перешла в новую фазу, он провалился уже несколько раз и вынужден был позорно спасаться бегством: на Нар-Шаддаа, Квеше, Тарисе... Он замешкался, застопорился на пути к величию и успеху, к мастерству фехтования и управления Темной стороной Силы, к свободе, о которой говорил Кодекс. Схватился за вожжи слишком рано и вместо того, чтобы укротить зверя, потерял управление и теперь волочился за ним, глотая пыль и носом взрывая землю. Темная сторона не терпела слабости. Ситхи не прощали таких ошибок. Раскрыв, наконец, глаза, Ксандер обнаружил себя в болоте, в зловонной хлюпающей грязи, и, в то время как все вокруг росли и становились сильнее, он стремительно шел ко дну, к поражению и бесславной гибели. Он не мог поверить в то, что это случилось. Что он докатился до состояния во много раз хуже, чем зависимость от энгспайса. Ветвистая молния расколола небо, на мгновение окрасив город в два цвета: белый и темно-синий. Вода струилась по окну, отбрасывая на пол подвижные, уродливые, похожие на червей тени. Опустив взгляд, Ксандер следил за тем, как эти черви ползут по рукам и скрываются под плащом, и представлял, как они проникают под кожу и впрыскивают в кровь яд, отравляя душу желанной ложью. Он позволил себе пренебречь учением древних Лордов, позволил двум своим сердцам сохранить семя чувства, что проросло и распустилось ярким цветком, и Тьмы под ребрами Ксандера оказалось недостаточно, чтобы задушить его. Он должен был вырвать этот цветок с корнями, с сердцами, если придется, должен был заново найти путь к могуществу в лабиринте обманчивого покоя. Он знал: подобные раны только на пользу ситху. Знал, что покой и гармония ― удел слабых. Ксандер перевел дыхание ― воздух вышел с надрывом, споткнувшись о короткий спазм в горле ― и только теперь по-настоящему разозлился, рывком поднимаясь на ноги. Казалось, что Республика стала смелее, а Империя ― требовательнее, что сама Сила больше не покровительствовала ему, променявшему стремление к знанию и могуществу на чувства, недостойные ситха, и то и дело швыряла эти чувства ему в лицо, мучительно уязвляя гордость. Расхаживая по комнате, Ксандер припоминал все случаи, когда упускал возможности или сдавал позиции, когда страх опрокидывал его на спину вместо того, чтобы придать сил, а гнев, не направленный во врага, расходовался впустую. Когда боль ― слепящая, страшная, способная превратить в чудовище ― отступала под чужими заботливыми руками, под аккуратными поцелуями на краях даже самых серьезных ран.***
Спускаясь на скоростном лифте к стоянке спидеров, Ксандер потихоньку приводил мысли в порядок и настраивался на нужный лад. Он хорошо помнил тот вечер в Академии и момент, ставший переломным в его отношении к Шеррину. Аколиты, довольные результатами очередного соревнования (все, кроме двоих, не переживших вылазку в гробницу Тулак Хорда), устроили небольшое празднование. Ксандера, как одного из наиболее успевающих и авторитетных, пригласили полноправным участником, а вот Шеррина… Шеррин был ублюдком ситхского лорда и рабыни, не нужным, пожалуй, никому, кроме Силы, наградившей его чувствительностью. Бестолковый чистокровка со смазливым личиком, наивным взглядом и невероятным везением, а кроме того ―единокровный брат «старого знакомого», Эмидиша, закончившего обучение немногим ранее. Шеррина пригласили, чтобы поизмываться. И если поначалу это были только тычки и насмешки, то, как следует надравшись, аколиты всерьез вознамерились пустить перепуганного мальчишку по кругу. Ксандер не был уверен в том, что заставило его вступиться за Шеррина: собственные немного утрированные понятия о достоинстве и чести или же незаметно зародившаяся симпатия. Так или иначе, он пригрозил расправой всякому, кто захочет позабавиться с Шеррином. Позже этот (с какой стороны ни посмотри, странный) поступок повлек за собой множество приятных последствий. Ксандер закрепил за собой право единолично помыкать Шеррином и охотно дрался с теми, кого не устраивал такой расклад. Это заметно разнообразило его пребывание в Академии и стоило жизни нескольким аколитам. К тому же, Ксандер никак не мог упустить такую возможность в случае чего насолить Эмидишу. Мало-помалу они сдружились ― по-своему, по-ситхски. Шеррин был неуклюжим, нелепым, несуразным и постоянно строил из себя невесть что, а Ксандер не брезговал отрабатывать на нем удушение Силы или основы Джар’Кай и иногда потрошить тук’ат и даже терентатеков, чтобы защитить Шеррина. Потом в Академию прибыли лорд Заш и Дарт Барас, и вскоре их новые ученики, Шеррин и Ксандер, вернулись в свой родной мир, на Дромунд-Каас,и первым делом осмотрели новенькую «Ярость» Ксандера. Сперва снаружи, поглаживая корабль по блестящей гладкой обшивке, после ― внутри, восхищаясь оборудованием и интерьером, затем Шеррин беспардонно завалился в каюту капитана и со смехом плюхнулся на кровать, игнорируя угрозы скормить его сарлакку… А потом они переспали. Самодовольный и гордый, Ксандер не привык отказывать себе в удовольствиях, и Шеррин на кровати ― его кровати! ― взбудораженный, растрепанный, с горящими глазами, вызвал у него только одно вполне естественное желание. Они провели в каюте больше часа, меняя позы и заполняя пока пустынные коридоры «Ярости» влажными шлепками и сладкими стонами, и, вжимая Шеррина в упругий матрац и терзая поцелуями его губы, Ксандер чувствовал: они оба давно жаждали этой близости. Этой и всех последующих. Шеррину едва исполнилось девятнадцать, у него была тонкая талия, широкие бедра и прекрасная упругая задница, и стоило ему прильнуть сзади, игриво нашептывая Ксандеру на ухо какие-нибудь глупости, как у того немедленно вставал, и приходилось спешно уединяться. Вообще-то, Ксандер предпочитал женщин, но ни одна из них не вскружила ему голову так, как Шеррин, и он не находил в себе ни сил, ни желания противиться тяге к этому нелепому чистокровке. Но увы, их связь не ограничилась просто сексом. Шеррину едва исполнилось девятнадцать, и ему было простительно легко увлекаться, потакая своим желаниям и не думая о последствиях. Ксандер был старше на восемь лет и гораздо опытнее, он сменил десятки партнеров и хорошо усвоил: страсть не только приятна, но и полезна, пока не перерастает в привязанность и не становится рычагом давления. Он слишком долго лгал самому себе, скрывая истину под видом ни к чему не обязывающей интрижки. Иногда создавалось впечатление, что небо над Каас-сити никогда не бывает чистым. Косой ливень стоял стеной, и порывы ветра с такой силой хлестали в бок, что грозились столкнуть спидер с аэрошоссе. С трудом удерживая руль прямо, Ксандер подумал, что погибнуть сейчас, врезавшись в какой-нибудь ховеркар, было бы, пожалуй, даже забавно. На окраине города он воспользовался одним из нисходящих потоков и, оказавшись на земле, переключил скорость на максимальную. Спидер вскинул нос и с ревом рванул вперед, сопровождаемый брызгами жидкой грязи. Ксандер миновал защитное ограждение, пост охраны, обогнул по дуге постамент недостроенной статуи Дарта Воурона и углубился в джунгли. Перед бункером не было никакой охраны, одна только камера видеонаблюдения среагировала на приближение спидера и повела корпусом в его сторону. Этот бункер до сих пор считался секретным, не был отмечен на картах и не имел какого-то определенного названия. Больше года назад он принадлежал Дарту Скотии, потом ― лорду Заш, после нее ― лорду Каллигу и, наконец, одному из доставшихся ему «в наследство» учеников ―Шеррину. Каллигу, вроде как, хватало своих забот, и Шеррину повезло стать практически единоличным и полноправным владельцем бункера, который он тут же переоборудовал в химическую лабораторию и объявил своим новым домом. Для Ксандера двери этого дома были всегда открыты. Оставшиеся еще со времен Скотии системы обороны давно не обращали на него внимания. Он отогнал от себя эту мысль вместе с прочими, порождающими сомнения. Каким бы молодым и бестолковым не был Шеррин, он оставался ситхом и был способен почувствовать приближающуюся угрозу. Бестолковый, бесполезный, бездарный… Так Ксандер привык о нем думать. Казалось, Шеррина никто никогда не воспринимал всерьез, но годы шли, и мало-помалу бывший раб набирался опыта и открывал для себя все новые возможности, грозясь в один прекрасный день стать ситхом более могущественным, чем Ксандер― отпрыск влиятельной и богатой семьи, известной многими поколениями чувствительных к Силе. Это послужило одной из причин того, что должно было произойти сегодня. Шеррин не привык пользоваться чужим трудом и предпочитал работать один. В коридорах то и дело попадались дроиды разных моделей для разных нужд, но кроме них ― никого, как если бы бункер функционировал в автономном режиме. Не будь они оба ситхами, Ксандер мог бы потратить на поиски много времени, но Сила безошибочно вела его в нужном направлении, не только подсказывая, куда свернуть, но и обращая его внимание на… детали. Вдоль стен рядами тянулись контейнеры с оборудованием и всевозможными веществами, явно очерчивая сферу интересов нынешнего владельца бункера. Шеррин всегда увлекался ситхской алхимией и ее смежной отраслью ― биохимией, а потому найти в облюбованном им уголке сваленные в кучу древние артефакты вперемешку со светящимися пробирками было совершенно нормально. Точно такой же бардак он любил устраивать и на «Ярости». «Халон», «Уни-Фуми», «Иллериум»… Для Ксандера большинство из этих наименований были не более чем смутно знакомыми словами из академического курса. Химические и взрывчатые вещества. Ни один наемник не справился бы с организацией места лучше, чем сам Шеррин. Взгляд упал на несколько толстостенных бочек с множеством предупредительных знаков и узкими прорезями, сквозь которые сочился едкий зеленый свет. Надпись на бочках гласила: «вененитквешаага». Оставалось только гадать, как Шеррину удалось достать такое количество яда квеш― высокотоксичного вещества, широко применявшегося в производстве стимуляторов. Каждая такая бочка стоила дороже, чем новенький резервуар с кольто. Чужое присутствие Ксандер ощутил раньше, чем из тускло освещенного коридора показался Шеррин. Фрагменты химзащитного костюма он натянул прямо поверх ситхской мантии и выглядел откровенно смешно… и мило. ― Ксан? Не думал сегодня тебя увидеть, ―Шеррин стянул с себя маску и приветливо улыбнулся. Впрочем, его улыбка быстро померкла, уступив место заботе и беспокойству. ― Что-то не так?.. Ксандеру показалось, что как минимум одно из его сердец вот-вот лопнет, не выдержав силы, с которой они заколотились в ребра при виде Шеррина. Он скучал по нему. Хотел обнимать его и целовать эти руки, пахнущие резиной и антисептиком, и эти губы, по-особому жесткие, как у большинства чистокровок. Он был жалок. Его страсть стала слабостью и зависимостью. Как блокиратор движения не дает ховеркару сорваться с места, так и страсть Ксандера мешала ему идти дальше, развернувшись в полную силу. И вместо того, чтобы бежать прочь, Шеррин шагнул к нему. Доверчивый наивный дурак, не заслуживший права быть ситхом. Гнев оказался сильнее жалости. Только когда Ксандер вскинул руку, затягивая силовую удавку на чужой шее, в глазах Шеррина, наконец, отразился страх. Он задергался и сдавленно вскрикнул одновременно с тем, как его с размаху приложило спиной о дальнюю стену. Так просто. Проще, чем сломать позвоночник котенку нексу. ― Кс… Ксан… что… ты… делаешь… Просто слегка напрячь волю и сжать Силу в тугой кулак, в котором кости и потроха превратятся в месиво. Он делал это десятки раз, с улыбкой наблюдая за кратковременной, но ужасной агонией. Шеррин бился у стены, скребя ногтями горло и выталкивая из легких последний воздух вместе с жалобным тихим писком. Горечь и неверие окрашивали последние мгновения его жизни в неприятные, режущие глаза оттенки. Как и чистая, по-детски искренняя улыбка, которой Шеррин встретил своего любовника и убийцу. Рука дрогнула, и Ксандер отшатнулся, выпуская Шеррина из смертельной хватки. Он занес вибронож и даже сделал надрез, готовый отсечь от себя все лишнее, но лезвие глубоко вгрызлось в плоть и в душу, ошеломляя невыносимой болью. Он должен был завершить начатое. Должен был избавиться от препятствия. Должен был стать сильнее. Судорожно хватая ртом воздух, Шеррин приподнялся и попытался отползти в сторону, закрываясь руками от неизбежной смерти. Решение пришло само, подсказанное Темной стороной Силы. Подняв в воздух одну из бочек с ядом, всю свою боль Ксандер вложил в удар. Бочка, которой словно выстрелили из пушки, разорвалась в воздухе, заливая коридор едкой зеленой жижей. Приборные щитки и световые панели полопались, как яичная скорлупа, сыпля искрами и исторгая из себя оплавленные пучки проводки. В следующее мгновение сработали датчики, но Ксандер уже бежал к выходу со скоростью, недоступной простому смертному. Освещение сменилось с мягкого голубого на кислотный красный, пронзительно взвыла сирена. То и дело из стен выныривали оборонительные турели, но Ксандер уничтожал их раньше, чем они успевали дать первый залп. Их и все остальное, что попадалось под руку. Химикалии текли по стальному полу, шипя и смешиваясь. В нос ударил жгучий запах какой-то отравы и паленой оплетки, глаза слезились, но Ксандер, тем не менее, быстро и безошибочно нашел путь к поверхности. Сила благоволила ему. Теперь он это, наконец, чувствовал. Снаружи по-прежнему лил дождь. Он хлестнул по лицу пощечиной, смывая с кожи остатки яда. Когда Ксандер вскочил на спидер, раздался первый взрыв. За ним последовала целая серия и еще один ― особенно мощный, от которого сырая земля под воздушной подушкой сперва дрогнула, а затем просела с низким утробным рокотом, заполняя пустоты бункера. Любимая лаборатория Шеррина стала его могилой. Несмотря на опасную близость к обвалу, Ксандер не спешил улетать. Только когда затихла сирена, и последние деревья повалились на оставшуюся в земле воронку, осыпав пространство вокруг нее листьями, обломками ветвей, птичьими гнездами и плодами, он выжал педаль и пригнулся к приборной панели, оглушенный воцарившейся тишиной и ослепленный лиловым пламенем. Спидер помчался вперед, как заряд, выпущенный из бластера, и, ежесекундно рискуя врезаться в дерево или камень, Ксандер чувствовал странное, но притягательное единение с ним. Звуки ― двигателя, леса вокруг, собственного дыхания ― слились в сплошной приглушенный шум. Джунгли смешались в серо-зеленую полосу, напоминавшую тоннель гиперпространства, и Ксандер понял: все, что питает его сейчас ― его воля, обретшая власть над Силой. Сила вела его, уберегая от столкновения, Сила сочилась сквозь рану, зияющую в его душе, и заполняла собой пустоту в груди, бежала по венам и насыщала мышцы, оседая на языке привкусом тлена, крови и невероятной легкости. Сила бросила ему вызов, и он одолел ее. Теперь она несла его сквозь джунгли Дромунд-Кааса и, казалось, нашептывала о могуществе и власти, о грядущих подвигах, которых он-прошлый, слабый и потерявший бдительность, никогда бы не совершил. Боль, гнев и ненависть. Он, наконец-то, обрел их по-настоящему.