И приходит боль

...и приходит боль. Келебримбор старается думать о нём, как об Аннатаре, слуге Аулэ. Аннатар называл его «Келебрин» и стал ближе всех, кого он знал. Хорошо, что Келебримбор не успел открыться ему всецело. У Аннатара были серые глаза, и в них отражалась, как в самоцветах, многовековая мудрость майар. — Ты молчишь, — обманчиво-мягкий голос врезается под рёбра, пробирается змеёй под кожу, и приходит острая боль, кровь стремится прочь из его выжженного муками нутра, но кровь наталкивается на преграду из кожи. Он сжимает зубы и не издаёт ни звука: бессмысленное упрямство. Тишина. Слышно только, как трещит огонь в жаровне. Здесь Келебримбор выковал те кольца, о которых спрашивает его бывший учитель и здесь он умрёт. Тонкая ладонь ложится на обнажённую грудь Келебримбора, вызывая судорогу. Это ледяное прикосновение почему-то волнует его как самая нежная ласка. Рука скользит вниз, царапая тонкую кожу на груди, задевает сосок. Келебримбор вздрагивает скорее от неожиданности, чем от боли. Он никогда не замечал, какие острые ногти на руках у… скажи его имя, настоящее имя. У Саурона. У него острые когти, как у волков, которыми он повелевает. Сейчас они обагрены кровью эльфа, что упорствует в молчании. Саурон обходит вокруг эльфа, подвешенного над жаровней, дрожащего от холода и мук, обожжённого огнём и изрезанного сталью, но сохраняющего рассудок. Саурон подивился бы силе его духа, если бы не был раздражён и устал. Ему нужны его кольца, сделанные эльфийскими мастерами под его руководством. И от колец его отделяет это жалкое смертное создание. Саурон был терпелив с ним, делился с ним своими знаниями, и что получил взамен? Страшное предательство! Чёрным гневом пылает сердце Саурона, и из-за гнева не видит он уязвимости своего пленника. — Ты желал сравниться в мастерстве со своим великим дедом, и вот, смотри: тебе удалось, ты развязал войну, как и он. У Аннатара были серые глаза, у Саурона огненные. Его взгляд ослепляет, ранит, как острый клинок. Из уголков глаз Келебримбора стекают маленькие ручейки крови, но не слёзы. Он хочет смотреть в эти глаза, хочет еще касаний ледяной руки, хочет других, более нежных прикосновений, ниже, там, где сейчас болезненно всё сжимается и пульсирует. Саурон кладёт туда руку и жар от его ладони проникает в нежную плоть. Но когти он пока не выпускает, однако понятно, что это следующий ход в их игре. Боль и наслаждение пронзают всё существо Келебримбора, и он не может осознать, какое из них острее. Он трепещет подобно мотыльку над свечой. Его крылья в огне, ему некуда лететь. — Ты будешь говорить? В моих силах причинить тебе мучения, каких ты ещё не видывал и будь уверен, я причиню их. У Аннатара было дыхание поздней осени, красно-жёлтой листвы. От Саурона пахнет лавой и огненным гневом. И Келебримбору так больно от этого гнева, что он не в силах дальше выносить бремя, выпавшее на его долю. И он выдыхает: — Я расскажу тебе, где находятся Семь.