...русский осенний цветок.

Просыпается Кристоф, словно от толчка в спину. О да, матрасы любят толкаться… но это он чуть позже сам с собой шутит, а сейчас едва проснувшись, Крис резко садится и смотрит за окно. Самая грань, полосочка, ниточка рассвета… - Еще так рано… Рядом раздается едва слышный покаянный вздох. Крис срочно натягивает улыбку вместо обеспокоенного выражения. - Доброе утро, милый. Взгляд синих глаз чуть-чуть проясняется. Губы подрагивают в подобие улыбки, молодой мужчина тихо кашляет. Не размыкая губ. Кристофа это очень радует. Может, получится снова уснуть?.. Но он все равно наклоняется и целомудренно целует краешек губ, только что пытавшихся искривиться в улыбке. - Доброе утро, мой осенний трупик, - вздыхает Крис. Он уже научился не отшатываться в недоумении от дыхания, в котором – сырость осенних листьев и какая-то безысходность давно не просыхающей земли. И от прикосновения – мокрого, холодного, липкого – он тоже не отшатывается. Было бы здорово, считает Крис, если бы руки его сосед вымарал, удовлетворяя такую обычную для молодых особей мужского пола утреннюю проблему… - Опять плохой сон приснился? Мужчина едва заметно качает головой - Сон хороший… «…а вот пробуждение – не очень»,- договаривает за него Крис. Приятно, право, быть чьим-то утренним кошмаром. Причем кошмаром по пробуждении. Только и остается, что по голове погладить, заодно и предположение проверить… предположение оказывается верным. Он весь – такой. Липкий, мокрый, холодный, как от лихорадки, от пролитого лимонада со льдом. - Будем купаться? – интересуется Крис. Синий взгляд становится чуть более сфокусированным. Кристофа снова гладят по руке. Потом касаются своего виска, шеи. - Прости. - Было бы за что, трупик. Набрать тебе ванну? Снова – вздох. - Набери. Несколько дней назад такого вопроса не возникало. Просто душ, это быстрее, экономичнее, и… Несколько дней назад он еще сам ходил по дому. Но почти не ел, и закономерно стал слабеть. Сначала перестал отказываться от помощи, чтобы добраться до ванной комнаты. Потом промолчал и только утер сухие глаза, когда Крис первый раз донес его на руках. Потом соврал – «поскользнулся» - когда на грохот хозяин квартиры некуртуазно чуть не выбил дверь… - Бросить туда что-нибудь? - Хвойное. Так дышать легче. - Значит, будет хвойное! – бодро кивает Кристоф. Доброе утро, новые сутки. Доброе утро, еще один день борьбы за свое собственное. Когда Крис возвращается, успев умыться, пропахнуть «хвойным» и набраться смелости и терпения дальше смотреть в постепенно пустеющие глаза, мужчина уже сидит на краю кровати и медленно, методично, по одному, сбрасывает на пол увядающие лепестки цветов. Чертовски романтично, если не знать причину. - Они увядают все сильнее. Мелкое, отвратительно разноцветное, влажное крошево. Мужчина кашляет, утирает рот. Комкает еще один – отвратно-выцветше-рыжий – бросает на пол. - Оставь, я уберу. - Их слишком много. Когда они стали увядать?.. Кажется, на второй день Крис обратил внимание, что комок, вылетевший из-под рук брюнета, стал… немного не таким как раньше. Не пругие, красивые лепестки. Тогда же впервые прозвучало горестное и обиженное «они такие невкусные». Кисловатый, приторный, гнилостный вкус смерти. - Посидеть с тобой? – интересуется Крис, прямо в одежде опуская свою ношу в воду. Хмурый синий взгляд. - Я сам. Я справлюсь. Крис кивает. - Ты помнишь, что люди живут с одной почкой, с одним легким? Давай, Георг. Скажи мне. - Помню. - Что помнишь? Георг – настоящее имя длиннее и сложнее, но Кристофу все равно! – поднимает голову и пытается улыбнуться. - Жить с одним легким. Жить с тобой. Хуже чем, хочется. Лучше, чем могло бы быть. Крис протягивает руку. - Помнишь? Никому не говори. Пусть это останется секретом. Как дальше?.. Синие глаза смотрят так устало. Так благодарно. - Кажется я тоже. Немного. - Именно! – хмыкает Кристоф. И уходит воевать с завтраком. - Кажется, я безбожно в тебя влюбился! – смеется Кристоф Джакометти, опрокидывается в сугроб рядом с угрюмым русским фигуристом, с которым он не расстается всю неделю. Кажется, Георг - Георгий, да, так? можно короче? спасибо! – сначала ужасно устает от навязчивого общения, а потом сам ищет взглядом навязчивого, общительного обаятельного товарища. - Да что ты говоришь? – не торопится выбираться из снега Георг. Лепит снежок, кидает в Криса. Попадает. - Ах, ты…. Разве так отвечают на признание в любви?! Георги отчего-то мрачнеет, становится похожим на большого ворона и качает головой. - Не так. Прости меня. Кристоф немного не понимает, но встряхивает головой, выгребает снег из-под шарфа - Тогда еще раз! Итак, кажется, я безбожно в тебя влюбился… - провокационно тянет он, поглядывает взглядом – фирменным, с поволокой и озорством одновременно. - Кажется я тоже. Немного, - произносит собеседник, и Крис готовится начать жевать снег прямо тут. От шока. - Пусть это останется секретом. Никому не говори. Нет-нет, рано еще для перекуса смузи-коктейлем из снега! Крис протягивает руку. - Договорились! Георг медлит. Неуверенно протягивает свою, спохватывается, снимает перчатку. И Кристоф крепко-крепко ухватывает крепкую ладонь, дергает к себе и от души целует в губы. Смеется, отпускает, готовится оправдываться… но на него только смотрят и качают головой. - Никому не говори, - повторяет Георг. - Договорились! – радуется швейцарец. И не без удовольствия подмечает, как за ужином его хмурый компаньон по снежным прогулкам дважды прикасается к губам кончиками пальцев и начинает едва заметно улыбаться. - Я влюбился, - говорит ему Георг. Выглядит при этом безбожно счастливым. - В меня? – охотно подначивает Крис. - В тебя – уже давно. Немножко. Но это секрет. - А в кого еще? - В Анечку… - мечтательно тянет Георг, а Кристоф тогда кивает, просит показать фото, поздравляет и даже не предполагает, куда приведет эта увлеченность, восторженность и почти юношеская любовь молодого, но при том вроде бы вполне взрослого мужчину. У Ани и Георга все хорошо почти полгода. Потом неплохо – еще месяцев пять. А потом Крис, встретив в коридоре гостиницы друга одного, интересуется, а как же… Брюнет качает головой, странно прикашливает, торопливо и жадно обнимает в ответ, уткнувшись в ворот Криса отчего-то покрасневшими глазами. Он кашляет весь вечер. Пока сидит в ресторане гостиницы, пока стоит с Крисом на балконе и безинтонационно рассказывает про то, что «Ане, кажется, больше не нужен всего лишь второй», пока идет к лифту. А в лифте приступ особенно мучителен, и на ладони остаются бело-красный и темно-бардовый лепестки. Кристоф тихо ахает и спрашивает – как, когда, она знает?.. - Вчера. Я упал… на отборочных… впервые. Держал в руке, - отвечает брюнет обреченно. Он хочет еще немного побыть первым, это его единственный шанс, пока Виктор – с японцем, пока «русская фея» пробует на зуб свой первый взрослый сезон, пока… но он все равно только второй. - Почему? – спрашивает Крис. И нет ему ответа. Он много чего потом спрашивает – и в том числе, знает ли Аня, и что будет делать дальше сам Георг? - Я скажу ей. Когда выступлю. Для нее. «Когда выступлю» - это еще три дня. Уже потом Кристоф узнает, что свою Анечку Георг ждал, сидя у номера гостиницы прямо на полу в коридоре. Что говорил взахлеб, что умолял, что просил – не отказываться от него, что уверял – пусть ей будет хорошо с кем угодно, но не бросать, не прогонять… «Прости, Гош. Ты славный. Дай мне пройти». Это всё Крис узнает потом, а в тот вечер он сначала ошеломленно слушает тихий кашель и всхлипывания в трубке, пытается добиться, где его собеседник, который повторяет только одну фразу – «Поговори со мной, пока еще не поздно». Бросается к ноутбуку, требует от Виктора номер, где поселили Анну, ну которая Георгова любовь, Вик, потом!!! – и очень боится, что связь оборвется. Она и обрывается через двадцать минут лимита оператора, но Кристоф к тому времени уже видит похожую на ворона фигуру, вокруг которой отвратно ярко пламенеют разноцветные лепестки. - Не смей! – кричит Крис, встряхивая за плечи вцепившегося в свою одежду брюнета. Хотя разве отреагирует сердце на чужой приказ? Взорвется, а как, когда… - Не смей! – требует он. – Люди живут с одной почкой! С одним легким! Георг поднимает голову и сипло выплевывает комок чего-то ярко-неприятно-мокрого. - При чем тут это? – шепчет он. Георга рвет уже желчью. - При том! – негодует Крис. Вытирает своим рукавом измазанный в слюне и прилипших лепестках рот, целует. – А я?! Меня забыл? Секрет, никому не говорить?! - Я всегда думал, это шутка… Первый раз в жизни тогда Крис кому-то отвесил пощечину. Да так, чтобы голова мотнулась. - А я всегда думал, что нет. Первый раз в жизни Кристоф Джакометти через всю гостиницу доносит мужчину на руках до своего номера. И никого не встречает на пути. Виктор не выдерживает через неделю. «Привет, самая красивая задница в Швейцарии!» - мигает на экране сообщение. И следом второе. – «Ты, случаем, не в курсе, где наш сталкер осел? В Россию не возвращался, а вы с ним полгода вроде как задружились!» Кристоф хмыкает. Варит кофе и поглядывает в сторону балкона, куда помог своему гостю дойти и накрыл пледом. Велел ждать с вкусняшками и думать о хорошем. «А ты только через неделю и заметил?» - интересуется он в ответ, и, уже успев отправить, досадливо цокает. Виктор теперь с японцем. А старик Фельцман небось весь в этой новой звезде, затыкающей под конек всех встречных-поперечных. «Вроде того. Анька звонила, она его потеряла. Он ей все доказывал, что умрет без ее пресветлого лика, дурень. Говорит, в гостинице ее выследил, налопался цветов, плевался лепестками. В духе романтичного подростка». Кристоф молчит и переливает кофе в чашки. Ставит турку под воду. «Георг не соврал ей», - пишет он, и Виктор исчезает из сети. Чтобы позвонить через три минуты, пока Кристоф относит кофе придвинувшемуся к перилам гостю, пока возвращается за печеньем… - Ну, привет, самая красивая задница в России…. Или теперь в Японии тоже? – мурлычет Крис по-французски, накладывая печенье симпатичной горочкой. - Она спросила, почему ей не сообщили про похороны! – взрывается трубка воплем. Крис почти роняет печенье на пол. – Все знала, ты представляешь, и… - Виктор ругается, Виктор рычит что-то про то, что «Гошка не заслужил». Крис кивает и моет турку. – Неужели правда он…. А мы-то все хороши… - Пока нет, - говорит Крис. – Я дам ему трубку, если хочешь. Но он совсем ослаб. Виктор замолкает. И переспрашивает, неужели Кристоф… - У меня, - соглашается Крис. – Но это секрет. Никому не говори. Виктор вздыхает так, словно с плеч ему сняли тяжеленный рюкзак. - Сделай ему что-нибудь особенное, ты же умеешь, - просит Виктор. – Буду должен тебе, дважды должен, только пусть… счастливым. Хоть немножко. У Виктора не получается выговорить такое банальное – «умрет». - К морю прокатитесь, может быть? – спрашивает Виктор почти моляще. – Гошка… не заслужил. - Он почти не ходит, - отвечает Крис. Нажимает отбой и идет к балкону… …чтобы уронить тарелку на пол, чтобы кинуться, чтобы успеть схватить сидящего на перилах мужчину поверх рук и накрепко сжать. Горло пережимает. - Я хочу умереть, - шепчет Георг, наклоняясь все сильнее. – Хочу, чтобы – не удушьем. Чтобы полет. И все. Смотри, там штыри, внизу, я упаду – и все, это быстро… отпусти меня. Крис для верности вцепляется зубами в воротник и по миллиметру втягивает безумца обратно, и молится только о том, чтобы Георг не засопротивлялся, они почти одной комплекции, он же не удержит! - Люди живут с одним легким. Запомни уже! – шепчет Крис, падая на пол и все еще отказываясь разжимать руки. – Не смей сдаваться. Разве так хранят секреты?! Георг молчит. Потом выдыхает, откидывает голову на плечо Крису и затихает. Бездумно смотрит пустыми невидящими глазами в небо. - Не отпускай меня, - просит он несколько минут спустя. «Сделай ему что-нибудь особенное», - просит Виктор. «Сделай для него что-то, что точно не напомнит про Аню», - так это понимает Кристоф и задумывается. Он уже заметил, что пока Георг забывается, пока слушает и говорит с ним, кашель словно утихает. Отступает. А потом гость грустнеет, трет сухие глаза, в которых больше нет слез, и начинает мучительно кашлять. Почти не ест, а и то, что съедает, выкашливает со рвотой. Извиняется и неподвижно лежит на полу. Увядающие лепестки пахнут мокрой землей, пахнут могильно и отвратно. Даже если их сняли с побелевших губ секунду назад. Дыхание Георга пахнет точно так же. - Осень… умирает… - шепчет Кристофу брюнет. – Внутри меня… увядают. - Будешь моим личным осенним трупиком! – пытается неловко шутить Кристоф. Георгу неожиданно нравится, он обнимает и утихает надолго. «Сделай ему что-нибудь особенное», - просит Виктор. Кристоф рад бы сделать многое, но начинать нужно с малого. - Поедем сегодня в чудесную кофейню, - говорит он, возвращаясь с тренировок. Помогает сесть, сметает лепестки с покрывала и открывает окно. – Помочь тебе переодеться?.. - Я справлюсь, - качает головой Георг. Не возражает. Но и не спрашивает ни о чем. Никакого интереса. - Я справлюсь, - повторяет брюнет и тяжело опирается на перила, пока Крис запирает дверь. - Сделай мне приятное. Что всему миру до секретов, если ты не разрешаешь носить себя на руках… Таксист посмеивается, но сам выходит из машины и открывает дверцу. - Я надеюсь, не происходит ничего противозаконного? – интересуется он и хмурится, а улыбка шире некуда. Георг переводит дыхание и пытается нахохлиться. - Меня похищают из-под уютного пледа в неизвестную кофейню с неизвестными целями! – жалуется он. – Как будто дома нельзя… Крис хохочет первым, наклоняется, целует в нос (ему показалось, или осенний аромат от дыхания Георга стал менее заметным?) и уверяет, что «такого дома точно нельзя». О кофейни от автомобиля Георг доходит сам. Крис записывает номер таксиста, который усмехается и обещает взять их заказ вне очереди, «вы такие классные ребята». Георг не кашляет всю дорогу. И всё то время, пока они изучают меню, и пока ждут заказ. А потом он смотрит на креманку и грустнеет. - Анечке понравилось бы, - шепчет Георг. И кашляет. Тихо, сдавленно. Долго. На них оборачиваются, с тревогой даже. На пол слетают фиолетовые и желтые почти увядшие лепестки. За соседним столиком презрительно кривится дама с закутанной в комбинезон собачкой и брезгливо, громко шепчет подруге «неужели вот этот – причина такого ужаса?..» Крис притягивает пытающегося отдышаться Георга к себе и четко произносит, не отводя взгляд от сплетниц: - Я – причина того, что он еще жив. По крайней мере, вслух их обсуждать перестают. - Попробуй, милый, - просит Крис, набирая на кончик ложечки принесенное угощение. – Взбитые сливки, джем, почти не сладкое… Расстроенный и приступом, и словами женщины Георг отворачивается. Говорит, о им лучше уйти. И все же съедает этот несчастный кусочек. - Вкусно, - произносит он с изумлением. - Никуда мы не пойдем, пока не доедим! – хмыкает Кристоф. Зря он, что ли, выбирал именно это заведение – с неярким светом, небольшим количеством столиков, огромным окном, выходящим на парк и возможностью сидеть прямо на окне, обнявшись с подушкой? Кстати, на окно он и усаживает своего спутника. Возражения у Георга кончаются, он тянется было за ложечкой. Крис делает шкодливую гримасу и набирает еще порцию. - Позволь мне. Из всего, что Крис мог вспомнить про бывшую пассию Георга, он таких моментов не помнил точно. Георг доедает. Уже в конце отбирает-таки «орудие» из рук Криса, пробует набрать сам, немного неловко, но съедает – и отдает. - Да-да, милый? - Так вкуснее. И никакой призрачной Ани с отвратительным ароматом увядающих лепестков. Тот факт, что впервые за неделю Георг засыпает сразу, едва голова касается подушки, Крис считает своей личной победой… …еще бы только не просыпался в испарине и со словами про «хорошие сны». Шум отвлекает Криса от шкворчащего завтрака. Тут только бы устоять и не кинуться… но Крису удается. Он смотрит на стеклянную дверцу шкафа, на то, как Георг медленно проходит через зал, как замирает в проеме, переводя дыхание. Увлеченно подталкивает вилкой колбаску, пока тот добирается до стула и усаживается. И потом только разрешает себе обернуться, состроив радостно-виноватое выражение. - Милый, как ты быстро, еще не готово! Подождешь малость? У нас сегодня яичница и немецкие колбаски! Может быть, Георг согласится хотя бы попробовать? - Я не буду, - качает головой брюнет. Хорошо, Крис, хорошо, не все подарки мира сразу. - Хочу… как вчера. Что-то молочное. Йогурт или кефир… можно?.. Нет уж! Все подарки мира сразу. Ну, почти. Крис ныряет в холодильник и подталкивает по столу упаковку. - С киви – будешь? - Буду. Следом едет ложка, а потом куда как более аккуратно – чашка с чаем. Йогурт Георг игнорирует, обнимает чашку, но мало ли у кого какой порядок завтрака! Крис прицеливается на колбаски, предлагает снова и никак не может отделаться от ощущения, что за тем, как он ест, наблюдают очень пристально. Хочется предложить еще раз, но Георг не переносит навязчивых фраз. Зато он допивает чай. - Ждешь, пока согреется? – беспечно кивает Крис на нетронутый йогурт. - Нет, жду тебя. Крис округляет глаза. - Хочешь со мной поделиться? Ты милый. Георг усмехается так, что у Криса мгновенно поднимается настроение. - Ни разу. Покорми меня. Как вчера. Впрочем, Кристоф Джакометти не был бы собой, если бы не… - Зачем тебе столовая ложка?! – изумляется Георг, пока Крис с хищным видом вскрывает упаковку. – О, нет-нет, Кристоф… - и все же подставляет под ложку ладони, потому что позволить капнуть йогурту на стол Георг никак не может позволить. У Криса в одной руке – йогурт, в другой – ложка, значит, чья ответственность за чистую столешницу?.. Кристоф пользуется педантичностью брюнета неприкрыто нагло. - Да-да, милый. - Ты ужасен, - сообщает Георг. Наклоняется и аккуратно объедает угощение. Крису даже кажется – лакает… нет-нет, в таком состоянии не до шуток синеглазому красавцу. Который еще ни разу не закашлялся с момента появления на кухне. Вторую и третью ложку Георгу приходится доесть точно так же. А Крис думает, что емкость у упаковки очень интересна – ровно три ложки минус то, что накапало на подставленные ладони Георга. - Еще чаю сделать? - М… да. Немножко, - кивает «нахлебник». Украдкой пытается слизать с ладоней вкусную беловатую массу. Крис оборачивается и с мечтательным вздохом закатывает глаза. – Это слишком пошло, ты просто ужасен! Ох… - ладонь оказывается прижатой ко рту, а плечи снова вздрагивают. И взгляд… Крис готов убить уже эту Аню, что же про нее сейчас напомнило?! Она тоже изволила шутить про схожесть молочных продуктов и спермы?! Или «Аня бы никогда», а?! С губ Георгий снимает только один лепесток. Белый. Почти неувядший. - Ох черт, - шепотом произносит Крис и ставит чашку с чаем на стол. – Милый, скажи-ка мне, что я не сплю, нет, дай его сюда… - Ты ужасен, - в третий раз обвиняют Кристофа. Кристоф совсем не против. От лепестка пахнет только йогуртом. Не отсыревшей листвой, не гнилью земли, ничем… Только йогуртом. Кристоф, в целом, совсем не против быть и пошлым, и ужасным, и что там еще придумает этот аристократ, да только лишь бы без этой разноцветного месива с запахом смерти на полу. А там и немецкие колбаски можно есть о-очень… …уговорили. Эротично! - Чему ты улыбаешься? Скажи. Я тоже хочу. - Вспомнил, о чем все время забывал у тебя спросить, - подмигивает Крис. - Скажи мне?.. - И о чем же? Крис сминает в руке белый - победный - лепесток и показывает его собеседнику. - Что за цветы такие? То белые, то желтые, то красные, то фиолетовые, то вообще в два цвета... Улыбка у брюнета доходит до глаз. Немного ностальгическая и грустная улыбка. - Георгины. Традиционный, знаешь ли, русский осенний цветок.