«Тогда Лютиэн, подхватив свою крылатую оболочку, взмыла в воздух, и голос ее хлынул подобно дождю, изливающемуся в бездонные черные омуты». («О Берене и Лютиэн»)
***
— Чем это у меня тут воняет? — принюхался Моргот и свесился за подлокотник. Из-под трона на него глядели два желтых огонька. Не обращая внимания на остолбеневшую Лютиэн, могущественнейший из живущих в Эа слез с массивного своего седалища, приподнял его и выволок оттуда за шкирку огромного волка. Зверь еле слышно скулил — рычать у него почему-то не получалось. Упираться тоже. — Понятно, отчего амбре, — заключил Моргот, — ведь уже год как сдох. А ну вылезай! Из безжалостно встряхнутой за шиворот животины каким-то загадочным и необъяснимым образом вывалился человек. Шкура осталась на полу. Теперь было совершенно непонятно, как смертный мог в ней помещаться, но магия, должно быть, умеет и не такое. Человек был довольно молод, светлой масти и своей пока еще умеренной волосатостью и бородатостью только выгоднее оттенял красоту дочери Тингола, пребывавшей сейчас тоже без ничего. — Вы бы хоть прикрылись, — осуждающе сказал Моргот, снова вернувшись на черный трон. — Не в простоте Куивиэнена живем уже. Чуть оттаяв, Лютиэн подняла с пола свой плащ и неуверенно накинула его на плечи. Берен смотрел на шкуру Драуглуина так, словно видел ее впервые. — А где одежда-то наша? — вопросил он. — В Дортонионе осталась, — тихонько ответила Лютиэн. «Дура ты, любимая!» — ясно читалось во взгляде Берена. Шкура никак не желала ни завязываться, ни даже драпироваться на чреслах, и Берен махнул на все рукой. — Срам фигой не прикроешь. Не девка, чай, не засмущаешься. Чего ты тут не видал? — В самом деле, — легко согласился Моргот. — Я вас вообще пел. Но я очень хочу знать, к чему этот ваш неожиданный визит и дивертисмент с раздеванием. Слово взял Берен — рассказ о несчастной своей судьбе уже вошел у него в привычку, и никакое потрясение изложению не мешало. Повествовал он вдохновенно и уверенно, уже зная, где повысить голос, где сделать драматическую паузу, а где чуть сбиться на слезу. Зачарованно слушающая Лютиэн поникла Берену на плечо, и теперь вместе они являли собой готовую модель для скульптурной композиции «Любовь обреченная». — А еще говорят, что я Зло, — сочувственно высказался Моргот куда-то в сторону Дориата. — Вот кто сатрап-то настоящий! Кто такой сатрап, Берен не знал, но с оценкой потенциального тестя мысленно согласился — Моргот хорошим словом вряд ли назовет. Но минута сочувствия у Темного уже закончилась. — И вы рассчитывали чего-то от меня добиться этой деревенской самодеятельностью?! — хмыкнул он. — Да у меня балроги изящнее пляшут! И Кархарот воет приятнее. — Уж чем богаты, — вздохнул Берен. — Куда деваться-то было? — Кстати, а почему я только тебя слышу? Твоя Дульсинея почему молчит? Не разговаривает со мной, что ли? — Я же мужчина! Тут мое дело, — с достоинством ответил Берен. — А, — протянул Моргот. — Но я думал, что разговоры как раз дело женское. — Нет такого дела, которым могли бы заниматься только нэри или только нисси, — возмутилась Лютиэн. — Значит, мне еще повезло, что он тут не стал петь и плясать? — Да… то есть нет… то есть… — Лютиэн запуталась и умолкла. — Подведем итог. Значит, любовь у вас? — Да, — согласно кивнули Берен и Лютиэн, заметно пригорюнившись. — А я, значит, ради вашего неардынского чувства должен проникнуться и всячески вам помогать? — Наверное, — сказала Лютиэн. — Давай еще издевайся, сатрап! — пробормотал Берен. — Как будто без тебя мало. Моргот поерзал на троне, усаживаясь поудобнее. — Сильмарилл, конечно, я вам не отдам. Чтобы его стоимость отработать, вам с такими выступлениями до самой Дагор Дагорат по всей Арде гастролировать придется. Пара влюбленных отчаялась окончательно. — Собственно, задача состоит в совмещении руки и сильмарилла на момент встречи с Тинголом, — продолжал размышлять Моргот. — Могу отрубить тебе руку, приложить к сильмариллу и идите к Тинголу на здоровье. Я засвидетельствую, что сильмарилл у тебя в руке. — А если отец не поверит твоему свидетельству?! — возразила Лютиэн. — И ничего не получится. — Да я и сам вижу, что не получится, — сказал Моргот, разглядывая Берена. — Сильмариллов только чистые руки могут касаться без вреда, а тебя до нужной степени отмыть вряд ли выйдет. Да и много чести тебе одноруким ходить. Не вышел ты рылом в однорукие. Сейчас Берен был только рад этому обстоятельству. — Могу отрубить обе, — предложил Моргот. — Нет рук — не в чем и сильмарилл держать. Форс-мажор, воздействие непреодолимой силы, предвидеть и предотвратить которую разумными мерами не представлялось возможным. И вопрос отпадет сам собой. Как тебе вариант? — Ага, а Тингол мне на это скажет, мол, я обещал сильмарилл в руке, а что эта рука непременно при мне будет — про то речи не было. Не пойдет. — Тщательнее надо условия оговаривать, — укорил Моргот. — Ну могу отрубить и Кархароту скормить. Тогда к твоим рукам вообще никаких претензий ввиду прекращения их существования. — Да вы что?! — не выдержала Лютиэн. — Кто же на такое согласится?! — Да, Кархарота я вряд ли уломаю это съесть. Ну тогда извините. Видите же, я изо всех сил старался вам помочь. Но на вас не угодишь, то вам не так, это вам не эдак. Ступайте с миром подобру-поздорову и не пытайтесь меня околпачить. Берен насупился. — Не пойду. В Дориат без сильмарилла нельзя, в Нарготронде с меня голову снимут, и мимо Химринга не пройду. Так что ты себе как хошь, а мне дороги обратно нет, хоть прям тут убивай. — Я без Берена тоже никуда не пойду, — решительно сказала Лютиэн. — Можешь убивать нас обоих. В Дориат ее, конечно, пустили бы, но до него еще надо было добраться, а ни в Западном, ни в Восточном Белерианде дщерь Тинголову по голове бы отнюдь не погладили. — Ну конечно! — ядовито заметил Моргот. — Вы там натворили, а я теперь грязную работу должен делать. Вы за свои художества герои будете, а я черный злодей. Дудки! Пошли вон оба. Сами заварили — сами и расхлебывайте. Эй, кто там? Сюда! В тронный зал влетел Готмог, замер, вытаращил глаза на голый тыл Берена и тут же потупился. — Какие балроги нежные пошли, — прокомментировал Моргот. — Отсюда вид еще хуже. Ничего, терплю. Этих двоих чтобы через пять минут и духу тут не было! Берен скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что не сдвинется с места. Правда, для этого ему пришлось волей-неволей выпустить Лютиэн, поскольку рук у него было только две, во всяком случае, пока. Готмог прикинул диспозицию, а потом одним движением перебросил Лютиэн через плечо и решительным шагом направился к выходу. Протестующий визг королевны и ее колотушки по спине балрога нимало не беспокоили. Его расчет оправдался. — Верни где взял! — с этим воплем Берен рванул следом, не забыв, однако, прихватить волчью шкуру, чтобы не выскакивать из зала словно из бани, в чем мать родила. — Готмог! Отставить! — вдруг раздалось с черного-пречерного трона. Физиономия Моргота излучала такое невыразимое коварство, что Берену сделалось не по себе. Он почувствовал, что предыдущие предложения были еще цветочками, и надо было соглашаться на отрубание руки, когда добром предлагали. — Неси девицу обратно! — Слушаюсь, шеф! Лютиэн была поставлена точно на прежнее место и опять пала в объятия суженого. Берен записал на свой счет героическую победу над самонаиглавнейшим балрогом, возмечтавшем было похитить его любимую. — И принеси мне атлас Центрального Белерианда! — закончил свои распоряжения Моргот и довольно потер руки. — Есть, есть у меня еще один вариантец, такой, что никто не сможет отказаться. Как говорится, если Таникветиль не идет к Манвэ…***
Когда подол длинного одеяния последнего из королевских советников утянулся за дверь, Элу Тингол вздохнул и переменил позу: перекинул одну ногу через правый подлокотник, а на левый поставил локоть и щекой оперся на ладонь. Покачивая ногой, он бездумным взором обвел знакомые до последней трещинки стены и длинно вздохнул. Предстоял долгий скучный день — еще один в бесконечной череде таких же тоскливо-одинаковых дней, как были вчера и позавчера… и неделю назад… и месяц… И завтра тоже ничего не изменится. И ведь нельзя сказать, что ему совершенно нечего делать! Но дела эти не меняются день ото дня, они давно привычны, а потому скучны, как скучны эти стены, и кресла с прямыми официальными спинками, и свет масляных ламп, и строгая мозаика на полу. Впрочем, не везде в Менегроте так чинно и казенно, напротив, это очень красивый дворец. Но когда красоту видишь каждый день, ее перестаешь замечать, и становится скучно. Элу слегка поежился. Это рассуждение приходило к нему в голову не впервые, и всякий раз казалось, что есть тут нечто… святотатственное. Во всяком случае, Тингол всякий раз старательно уточнял сам себе: красоту дворца. А то подумает еще кто, будто он обобщает. Конечно, так говорит он в мыслях, но тайное часто становится явным, а что у трезвого на уме… Это опасение на пару минут развлекло короля, а потом ему сделалось еще скучнее. Раньше хотя бы Лютиэн жила дома. Элу иногда сердился на ее причуды и капризы, но только теперь понял, как это скрашивало его жизнь. Один только поиск решения посадить дочь на Хирилорн чего стоил! Воздух в малом зале как будто колыхнулся и слегка загустел, и Тингол понял, что вошла Мелиан. В отличие от мужа, она была бодра до неприличия. — Ты опять с утра предаешься безделью? — поинтересовалась супруга. — Я только что закончил совет, — томно ответствовал Элу. — И что вы решили? Он пожал плечами. — То же, что и всегда… Ты недовольна, Мелиан, а я устал. Сидим здесь, как сычи. Как кроты, — поправился Тингол, вспомнив о подземном положении Менегрота. — Ни к нам никто, ни мы никуда. Каждый день одно и то же. Я хочу… я точно не знаю, чего хочу, но пусть что-нибудь случится! Ну хоть что-то! Словно в ответ на его реплику чинное спокойствие Тысячи Пещер нарушилось. Донесся слабый звук лязгнувших ворот, чьи-то приглушенные и потому неразборчивые препирательства, возгласы то ли восторга, то ли изумления, то ли вовсе ужаса. В Менегроте что-то происходило. По коридорам распространялся топот множества ног, причем топали эти ноги явно в разных направлениях. Тингол покосился на узкое, похожее на щель, оконце — при строительстве Менегрота их проделали в сводах пещеры для притока свежего воздуха, но заодно они позволяли слышать, что творится вокруг дворца. — Что там еще такое? — раздраженно молвил он. Мелиан заметила невозмутимо: — Похоже, твое желание исполнилось. В огороженном Завесой мирке Дориата вряд ли могло стрястись что-то более волнующее, чем эпизодическая доставка почты, но такой гвалт показывал, что сейчас дело не ограничивается банальным письмом, там должна быть целая посылка, а то и не одна. Загоревшись предвкушением и не будучи в силах усидеть на месте, Тингол живо вскочил и ринулся навстречу событию. Двери малого зала будто сами распахнулись перед ним. Тингол вдруг остановился как вкопанный. Сделал шаг назад. Потом другой, третий… Так он и пятился через весь зал, пока не уперся в подножие трона и чуть не упал на ступеньках. В двери скорым ходом ворвалась его единственная дочь, босоногая, с распущенными волосами, завернутая в какой-то странный черный плащ, более всего напоминающий кожистые крылья летучей мыши. Несмотря на все старания Лютиэн закутаться поплотнее, плащ неумолимо распахивался при каждом шаге, демонстрируя ногу до середины бедра. — Отец! Мама! — она кинулась к царственной чете, протягивая руки, но тут же вынуждена была ухватиться за свое сомнительное одеяние. — Мы вернулись! — объявила она очевидную истину. Мелиан, немедленно вспомнившая, что она мать, зыркнула на супруга и обратила взор к дочери. — Дитя мое, что это за вид, переходящий все границы?! — еле сдерживая возмущение, вопросила строгая родительница. Ответа ей услышать не пришлось. Следом за Лютиэн ввалился какой-то смертный. После секундного замешательства Тингол вспомнил, что если бы не борода, это был бы тот самый адан, которого больше года назад он послал за сильмариллом. Адан и вовсе пребывал гол на три четверти, лишь вокруг чресл его была обмотана звериная шкура — судя по меху, волчья. Но не это так поразило и ошеломило Тингола. Позади дочернина возлюбленного, видимая издалека, надвигалась чья-то могучая фигура, казавшаяся темнее ночи. Голова фигуры была увенчана короной, сиявшей тремя огнями. Иных подробностей было не разглядеть. Неизвестного коронованного сопровождали двое, ростом и статью только чуть поменьше. То были балроги — об этом свидетельствовали их знаменитые огненные бичи. Тингол почувствовал, что его сердце и прочие важные внутренности противу всех законов бытия проваливаются куда-то в пятки. Во рту пересохло. Моргота он не видел никогда в жизни, но на чьей еще голове могла быть такая корона? В приступе последнего упования на собственную ошибку и обман зрения Элу метнулся взглядом к сведущей своей благоверной. Лицо Мелиан, белое, как самая дорогая королевская простыня, и ее вцепившиеся в спинку кресла руки свидетельствовали лучше любых слов. Пол пошатнулся под ногами Элу. Враг Мира Моргот Бауглир в его собственном доме! Вот так просто, без войны, без каких-то подозрительных происшествий на границе… Что делать, куда бежать? — Как вы смогли попасть сюда?! — наконец выдавил из себя Тингол и, полный самых нехороших подозрений, воззрился на Лютиэн. Моргот даже счел нужным вступиться. — Не возводи на девчонку напраслины, она тут ни при чем. Строго говоря, королевна была тут не просто при чем, корень зла именно в ней и заключался. В ней и ее любовном интересе. Но об этом Тингол не думал — у него сейчас были дела поважнее. — Ведь никто не может пройти сквозь Завесу Мелиан против воли ее или моей! — Если только не имеет власть выше власти Мелиан майэ, — лениво закончил Моргот и весьма самодовольно показал на себя. — Какие еще вопросы? Мелиан посмотрела на балрогов: — А эти двое? Их власть тоже выше моей? — Хочешь помериться? Пожалуйста, я не возражаю. — Она же женщина, шеф, — кисло сказал Готмог. — С ней мериться — нас даже эти троглодиты местные засмеют. На бледных щеках Мелиан зарозовели едва различимые пятна. — Не засмеют, — ответил Моргот. — У них же равноправие. Готмог энтузиазма по-прежнему не выказывал: — Ну… если это приказ, шеф… — и балрог потянул, расправляя, свой огненный бич. — Нет, — сказал Моргот. — Дело добровольное, ради сомневающихся. Тингол вдруг сообразил, что гораздо лучше было бы велеть соискателю принести голову Моргота. Отделенную от остального Моргота, поспешно уточнил он. Но эта несомненно здравая мысль пришла к нему, как всегда, со слишком большим опозданием. Тингол вообще был крепок задним умом. — Да хватит вам уже! — с присущей ей беспечностью воскликнула Лютиэн. — Развели на пустом месте, «могли, не могли»… Какая разница?! Мы ведь уже все равно здесь. Однако Мелиан никак не успокаивалась. — Но я должна была почувствовать вторжение. — Позавчера тебе было нехорошо, — напомнил Тингол. В голосе Мелиан скрежетнули металлические нотки: — Это было из-за плотного ужина! — Да, ты слегка прибавила, — Моргот обвел ее взглядом от головы до пят, будто ощупал. Пятна на щеках Мелиан сделались заметнее. Тинголу следовало вступиться за супругу, но он молчал, ибо и сам потихоньку считал, что убавить дюйм-полтора Мелиан отнюдь бы не помешало. Только Элу никогда не осмеливался говорить об этом вслух. — Мы не вторгались, — продолжил Моргот. — Пока ты объедалась на ночь, мы спокойно пролезли в ту дыру, через которую твой будущий зять прошел два года назад. — Со всей своей армией?! — Два балрога — так уж прям и армия? Хотя, — Моргот приценился к окружающим, — здесь, пожалуй, да. Но я даже Глаурунга брать с собой не стал, я не с войной. Тингол представил явление Отца Драконов в Менегрот, и его слегка замутило. — Если не с войной, то с чем? — стараясь не дрогнуть голосом, спросил он. — С дельцем небольшим, можно сказать, семейным. Чуя, что по крайней мере в ближайшее время ни войны, ни убиений не предвидится, в малый зал как-то незаметно начали просачиваться обитатели Менегрота. Им, как и их королю, тоже до смерти жаждалось хоть ненадолго избавиться от монотонности существования. Моргот небрежно ткнул перстом в кого-то из присутствующих, и, повинуясь его жестам, Даэрон неожиданно для себя сорвался с места и выволок на середину зала совершенно неподъемное для придворного музыканта резное кресло. Моргот сел. Балроги, как положено телохранителям, встали по бокам. Едва не промахнувшись мимо, Тингол в свою очередь плюхнулся на трон, поскольку королю стоять навытяжку перед визитером не подобало. — Слышал я, что Берен обещался в следующую вашу встречу держать в руке сильмарилл. Было такое? — Да, но… — Так смотри! — и Моргот поманил пальцем. Препоясанный шкурой Берен принял самый торжественный вид, на который только был способен. Со стороны это, правда, выглядело некоторой набыченностью, но даже если бы Берен об этом знал, его это нимало не заботило бы, как не заботило одеяние с болтающимся сзади волчьим хвостом. Это был звездный если не час, то уж пять минут точно. И каких! Об этих мгновениях будут складывать песни во всем Белерианде — Берен это предчувствовал, хоть и не обладал даром предвидения. В случае чего он сам готов был сложить одну-другую — он уже пробовал пару раз, и Лютиэн говорила, что у него неплохо получается. Решительно и вдохновенно шагнул Берен к сидящему Морготу, поднял руку и приложил ладонь к среднему из сияющих во Вражеской короне камней. Лютиэн сияла не меньше. — Все видели? — победно возгласила она. Тингол через силу кивнул. Это было совсем не то, что он имел в виду и на что рассчитывал, но возразить ему было нечего. — Выступление окончено, свободен, — пробурчал Моргот. — Ишь, вцепился. Берену пришлось отнять руку и оставить попытки украдкой выколупать сильмарилл. Радостная Лютиэн снова пала суженому в объятия. Тингол смотрел на кандидата в зятья, и чуть заметная гримаса отвращения кривила его безупречный эльфийский лик. — В чем-то я с тобой определенно согласен, — поддержал короля Дориата Моргот. — Но обещания надо выполнять. Так что, отдаешь дочку? — Ааа! — совсем не царственно махнул рукой Тингол. — Да пусть забирает, балроги бы вас всех нюхали! Мелиан дернула его за рукав. — Ничего страшного, — успокоил ее Мотгот. — С эльфами мы обходимся совсем по-другому. Это он еще прилично выразился. Берен пожелал уточнить: — Так по рукам, стало быть? — Тебе же сказали, бестолковый! Забирай свою кралю. Теперь веселым пирком да за свадебку. И Моргот развалился в кресле совершенно по-хозяйски, будто у себя в Ангбанде. Лютиэн обрадовано пискнула и выбежала из зала, сверкая из-под плаща голыми коленками. — Я только в платье переоденусь! — донеслось до всех. — Зачем? — удивился Моргот. — Что ни надень, все равно снимать придется. Берен только поправил свою волчью шкуру, разгладив мех и стряхнув пару-другую застрявших там травинок. Переодеваться ему было все равно не во что. К тому же шкура была ничем не хуже его прежнего наряда, так легкомысленно оставленного Лютиэн в Дортонионе. И даже лучше: шкура свидетельствовала о странствиях и славных победах, а о чем могли говорить орочьи обноски, с грехом пополам разысканные в развалинах крепости? Ими и огородное пугало бы побрезговало. Тот факт, что Драуглуина победил отнюдь не он, Берена не смущал — он бы тоже мог это сделать, если бы оказался в нужное время в нужном месте. — И этому что-нибудь подберите, — распорядился Тингол. Ему еще предстояло привыкнуть называть своего смертного зятя по имени. Несчастным, на которого пало монаршее повеление, случился Саэрос. Он и без того недолюбливал смертных; недолюбливал искренне, а не в подражание королю, которого недолюбливал тоже. Теперь же мысль о том, что его гардеробом будет пользоваться какой-то чумазый бродяга, обратила Саэроса вовсе в лютого ненавистника людей. Отчасти он был неправ. Моргот довольно потянулся. — Как хорошо все устраивается! Он явно обосновался здесь надолго. Пауза затягивалась. Мелиан молчала, остальные и вовсе не смели открыть ртов. Когда Моргот подмигнул одной из девиц, а та в ответ стрельнула глазами, Тингол понял, что надо действовать, и решительно откашлялся. — Закончено ли на этом то дело, с каким ты пришел сюда? Но из всех Воплощенных только одному и однажды удалось указать Морготу на дверь. Так что сейчас ответом Тинголу была ленивая ирония: — Если бы ты наведался ко мне в Ангбанд, я бы тебя не выгонял, сиди сколько влезет. Тингол увял. — Нет, но… для дворцовой хроники… отчетности… цель визита… — Прибыл на свадьбу королевской дочери. — Свадьба — торжество семейное, — холодно вмешалась Мелиан. — Для родственников и близких друзей. — Как удачно! Я как раз родственник со стороны жениха. — И кто же? — Посаженый отец. Видите, сразу другой коленкор. Не за безродного проходимца дочь выдаете. Тингол узрел тут некий шанс и ринулся не упустить его. — Значит, посаженный отец? Тогда где дары семье невесты, достойные такой персоны? — Дарю молодым Дортонион! — распростер широкий жест Моргот, и Тингол понял, что состязаться в коварстве с Отцом Лжи дело заведомо проигрышное. — Весь! Будет твоя дочь наследницей Дориатской и принцессой Дортонионской. Упоминание о наследовании отчего-то покоробило Элу. В Мандос он пока собираться не планировал. На что, собственно, Моргот сейчас намекал? Но следующие слова заставили Тингола ужаснуться уже всерьез. — А ты за дочкой своей что даешь? Тингол похолодел. Он с надеждой покосился на мудрую супругу, но на лице Мелиан помимо света Амана отчетливо отражалось то, что на вульгарный язык смертных переводилось бы «так тебе и надо!» — Отворяй сундуки, — продолжал наседать Моргот. — Не жмись на приданое. Не козу ведь выдаешь, дочь единственную. — Пошли все вон! — вдруг гаркнул Тингол. В дверях возникла небольшая давка. Под шумок набившиеся в зал челядинцы сейчас налетали на тех, кто не успел к началу событий и горел желанием досмотреть сцену до конца в замочную скважину. Моргот и балроги не шелохнулись. Впрочем, очевиднейшим образом к ним это распоряжение не относилось. Мелиан вышла тоже, и снаружи немедленно послышались ее распоряжения о подготовке к грядущей церемонии. — Нету! — трагическим шепотом объявил Тингол, когда зал опустел. — В сундуках шаром покати. Хоть режь меня, хоть ешь меня, а нечего за дочкой давать. Моргот недвусмысленно обозрел интерьеры с их резьбой, гобеленами и мозаикой, и на лице его была крайняя степень недоверия. — Это как так? — Да вот так. Все на Менегрот ушло. Ободрали меня гномы как липку. Даже жемчуг пришлось выгрести, который мне Кирдан на хранение отдавал. Я им и учение у Мелиан предлагал, и акцизный сбор снизить, а они ни в какую. Племя басурманское, чтоб им! — Да, эти своего не упустят, — согласился Моргот. — Но с тех пор сколько времени прошло. — Как-то не наживалось, — тяжко вздохнул Тингол. — По совету гномов на оружие еще потратился. Потом ты заявился, да и Кирдан спрашивать начал, где его жемчуг да когда верну. Пришлось Завесу ставить. А с Завесой ни пошлин, ни транзита. И понаехавшие прямо изо рта рвут, — добавил он, разумея своих соседей с запада и востока. — Думал, вдруг выгорит, принесет мне этот смертный сильмарилл, немного дела поправлю, а тут… — и Тингол снова воззрился на камни в короне Моргота вожделеющим взором. Моргот сделал вид, что намека не уловил. — Вот и верь наружному блеску, — философически заметил он. — Лютиэн, дочь Тингола и майэ Мелиан — а под венец идет с голой задницей. Хоть и красивой. — А этому босяку ничего больше и не надо. — Да, повезло вам с ним. Но что-то дать все же нужно, хоть молодым на обзаведение. Уж поскреби по сусекам. Тингол вздохнул еще тяжелее: — Сам до дна уже проскреб. И занять-то не у кого. С Карантиром я не разговариваю, а у Ородрета осенью палой листвы не допросишься. С соседями и родственниками Элу решительно не везло. Даже Готмог покивал с сочувственной миной и позволил себе влезть с комментарием: — Этот уж должен был бы и так презент поднести. Все-таки из-за тебя королем стал. На лице Моргота возникло его излюбленное невыразимо коварное выражение. — Так вот мы сейчас научим этого свина быть благодарным. — Мы? — пролепетал Тингол, чье сердце снова рухнуло куда-то в пятки. — Да! Бери перо и пергамент. — Я позову писца… — Незачем. Это дело сокровенное, мы назовем его «моримента». Тингол поплелся за конторку, потихоньку смахнул пыль с листа пергамента, уповая, что в чернильнице найдется что-нибудь, кроме паутины и мух. Писем он не посылал уже века полтора. — Пиши, — и Моргот начал диктовать. — Дорогой Ородрет! Я очень рад видеть тебя на троне Нарготронда, но боюсь, что твое положение более шаткое, чем ты можешь себе представить. Из источников, заслуживающих полного доверия, мне стало известно, что Финрод жив… Клякса только чудом миновала лист, шмякнувшись рядом. Тингол уставился на Моргота с немым вопросом, но Темный и ухом не повел. — … И твоя коронация таким образом не только не имеет силы, но и является прямым захватом власти. Кроме меня с супругой, южнее Ангбанда обо всем этом не знает никто. Наугламир очень подойдет красоте Мелиан и будет способствовать моему молчанию, делая его вечно нерушимым. Надеюсь на понимание. Искренне твой Элу Тингол. — И что мне с этим делать? — дрожащим голосом спросил Тингол, запечатывая невероятное послание. — Как что? Отправь с кем-нибудь понадежнее. Если Ородрет не дурак, Наугламир, считай, у тебя в кармане. Вот и приданое королевне. — А Финрод действительно?.. — и при виде абсолютной непроницаемости Моргота Тингол осекся, поняв, что правды, какой бы та ни была, ему сейчас все равно не дождаться. — Но если Ородрет потребует доказательств… — Смекаешь просто на лету, — похвалил Моргот, и Тингол внезапно почувствовал себя очень польщенным. — На это ты ответишь, что если нужны доказательства, ты передашь их Финголфину. Вместе с доказательствами того, что за событиями в Нарготронде стоят не Феаноринги, как их обвиняют, а сам Ородрет. — Эх, еще бы на этих управу найти, — как бы невзначай выразил Тингол часть своих заветных мечтаний. — Не все сразу. Если у Моргота и имелись к оглашению какие-то планы на сей счет, они остались неизвестными — беседу прервала Лютиэн. Она вошла, как обычно, без стука, одетая в платье, почитаемое ею за лучшее, и весь вид ее выражал нетерпение. — Вы до сих пор болтаете? — капризно наморщила носик королевна. — Мама велела передать, что все уже готово. Тингол поспешно сунул неблаговидное послание в карман и заторопился прочь, приглашая троих визитеров с собой. Повеления Мелиан были не такой штукой, чтобы безнаказанно пренебрегать ими.***
— Пожалуй, пора и честь знать, — сказал Моргот. Пир был еще в разгаре, но молодых они только что проводили в опочивальню. У дверей Моргот с залихватским «иэх!» отвесил новобрачной шлепка. Лютиэн взвизгнула, Берен взглянул на Моргота волком, но Архивраг был само благодушие. — На́ и тебе, чтобы не завидовал, — и плюха, пришедшаяся по тому же месту, едва не сшибла Берена с ног. — Не подкачай, женишок! С тем двери в брачные покои затворились. — Пора и честь знать, — повторил Моргот. — В гостях хорошо, а дома лучше. Элу Тингол был с ним совершенно согласен. Хоть жизнь самого Элу была довольно однообразна, все же он чувствовал, что гораздо правильнее, когда он в Дориате, а Моргот в Ангбанде, чем когда оба пребывают тут или, не приведи Эру, там. Каждому, как говорится, свое. Но десяток выпитых на брудершафт кубков брал верх над осмотрительностью, и Тингол предпринял последнюю попытку. — А может, дашь сильмарилл, а? — просительно протянул он. — Все-таки теперь почти родственники, названые сватья… Очередное невыразимо коварное выражение на лице Моргота сейчас не напугало Элу нисколько. Он уже привык. — А будь по-твоему! — и Моргот снял корону. Словно сам собой в руке его возник кинжал. Тингол заворожено наблюдал, как стальное лезвие подцепило камень, и сильмарилл будто по волшебству выпал в подставленную ладонь короля Дориата. Моргот утишил его упоение. — Даю не насовсем. Только пока твоя дочь замужем. Как овдовеет, вернешь. Тингол молча покивал. Сейчас он согласился бы на что угодно. Поэтому следующая фраза прошла мимо его ушей: — Если к тому времени у тебя останется эта возможность.