Под бабулиным присмотром.

— Я так не могу, Джон, — сказала Эмилия. Девушка закрыла глаза и отвернулась от юноши, пытаясь сдержать эмоции.       Парень с девушкой стояли на небольшом деревянном мостике через проток, что находился на окраине сквера и впадал в реку. Сквер был одним из любимейших мест для променада местных жителей. Хоть он и находился на краю города, многие люди, а в основном влюблённые или женатые пары, приезжали сюда, чтобы погулять и полюбоваться природой. Особенно в это время года — в начале октября, когда парк только начинает менять свой окрас, превращаясь из густого зелёного в зелёно-жёлтый. А ещё чуть позже и все тропы, которыми был испещрен сквер, будут усеяны жёлто-красным ковром из листьев. В это время нельзя будет пройтись даже по самым тайным тропам сквера, никого при этом не встретив.        Хоть погода и была прекрасной, и ещё чувствовались летние отголоски тепла, паре было не до великолепия природы. Проблема, которая нависла над ними, им самим же будет казаться смешной лет так через пять. Они будут вспоминать, как они чуть не рассорились по этой глупой причине, которая сейчас кажется абсолютно нерешаемой и была сродни катастрофе библейского масштаба. Проблема вызывала у молодых беспокойство и обиду, ведь это был крах их отношений. После более чем десятилетней дружбы, над ними нависло расставание. — С чего ты взял, что ты имеешь право меня просить об этом? — продолжала девушка, — Я не могу вот так взять и уехать жить с тобой в другой город. У меня здесь маленькая сестренка и родители, которых я очень люблю. Как ты можешь за меня решать и говорить, что мне там будет лучше?       Джон, юноша девятнадцати лет, предложил своей близкой подруге уехать вместе с ним в столицу. Общение их завязалось когда им обоим было лет по восемь. Джон учился в третьем классе. Дело было осенью, как раз в первых числах октября, возможно, даже в этот же день, только одиннадцать лет назад. Точной даты никто из них, конечно, не помнил. В школу, в которой учился Джон, перевели новую ученицу — красивую белобрысую девочку по имени Эмили. Маленький Джонни влюбился в неё с первого взгляда. Он даже прогнал своего соседа по парте в тот момент, когда учитель спросил: «И так, дети, куда мы посадим нашу новую ученицу?». Позже то, как Джон прогнал друга, чтобы Эмили посадили рядом с ним, пересказывала вся школа, и с каждым разом история приукрашивалась так, что он дрался чуть ли не со всеми мальчишками из класса за новоприбывшую. Иногда, с целью подразнить Джона, сверстники спрашивали его: «Джон, а ты бы победил дракона ради неё?» Тот густо краснел, ведь ответом в его душе было «да». Эмма же не сразу обратила на него внимание и сначала подружилась с девочками, как это обычно и бывает. Ей было непривычно сидеть с ним, так как до этого она сидела и общалась, в основном, только с подружками. Но со временем Джон добился своего, и в то время, когда мальчики были в одной песочнице, а девочки в другой, эти двое уже крепко дружили. И спустя время стали ходить друг к другу в гости, чтобы делать вместе уроки или смотреть телевизор.       Годы шли, а они практически всегда сидели за одной партой и редко когда было по-иному. Вместе они закончили музыкальную школу, в которой учились, вместе поступили в один колледж, который как раз заканчивали. Там и начались их серьёзные отношения. Их дружба перешла во что-то другое, более крепкое, чему они не могли дать точного названия. Тайные поцелуи на переменке, проводы домой, не размыкая рук, неловкие касания во время уроков. Все это замечали, в том числе и учителя. Бывало даже, что это сказывалось на успеваемости, и преподаватели договаривались рассаживать их. И когда они, как думали Джон и Эмили, забывали о своём условии, студенты снова садились вместе, но уже пытались держать себя в руках. Чувства в обоих били ключом. Были и обиды, и ссоры, но только ненадолго, ведь спустя день, или максимум неделю, они снова дружили и снова сидели вместе. Джон вспоминал, как бабушка всё время сватала их, когда они были маленькие. В детстве Джон часто оставался под бабулиным присмотром, когда родители были в командировке, или хотели вдвоём сходить в кино или театр, и тогда он всегда звал к себе в гости Эмили. Бабушка сидела в своей любимой кресле-качалке, и частенько приговаривала: «Вы будете отличной парой.», — от чего им обоим было неловко перед ней и друг перед другом.       Теперь наступало время последних экзаменов. Джон хотел поступать в университет на педагога и обучать искусству игры на фортепиано таких же студентов, коим он являлся ещё три года назад. Правда, учиться придётся лет пять, но это его не смущало. В его семье часто были «тёрки» с отцом по поводу выбранной Джоном стези музыканта. Мать отдала Джона в школу с музыкальным уклоном, и отец думал, что пройдет время, и Джон выберет что-нибудь по-серьёзней. Но к его удивлению, Джону очень понравилась музыка, и как бы отец не пытался отговаривать, он стоял на своём твёрдо. Эмили же хотела начать карьеру исполнителя, и уже немалое время она подрабатывала в одном театре, играя на фортепиано, а также озвучивала спектакли на детских утренниках. Всё бы ничего, но отец Джона — бизнесмен со связями. Уверившись в том, что сын твёрд в своём решении быть музыкантом педагогом, решил помогать ему как сможет. Желая сыну только лучшего, глава семьи настоял, чтобы Джон учился в университете столицы. Требования были выше, но и диплом, который получил бы там он, открыл Джону двери в любое музыкальное учреждение страны. Отец строго относился к получению знаний, ведь он сам вложил немало сил, чтобы стать тем, кто он есть теперь. Он считал, что качественное образование — это самое важное, что только может быть для учащегося. Не то, чтобы с корочками университета этого городка были какие-либо проблемы, но корочки столичного — респектабельнее. Подумав хорошенько, Джон пришёл к тому же выводу. Юноша понимал и принимал позицию отца по этому поводу. Отец не раз рассказывал о том, как он почти с пустыми карманами приехал в столицу, и как ему тяжело давались знания. Но в итоге теперь он имеет небольшую сеть продуктовых магазинов в двух небольших городках как этот и пока что только один продуктовый гипермаркет в столице. Ещё отец говорил, что не имел бы этого, если бы учился не в столице. К тому же отец обещался помочь, если что, с деньгами. Только Джон знал, что не посмеет к нему обратиться. Ну, разве что, в самом крайнем случае — и то не факт. — Эмми, послушай меня! Это же столица, ты понимаешь? Ты там тоже можешь работать кем хочешь. А если хочешь, можешь и продолжить образование. О деньгах не беспокойся — отец поможет, если что. Мы вместе… — Ты меня совсем не слушаешь? — перебила его Эмили, не дав договорить, — Мне нравится наш городок. В столице шумно и многолюдно, а тут спокойно и всё. Всё такое родное, что ли. Я не хочу уезжать отсюда, покидать своих друзей и родных, Джон. Дело тут не в каком-то заработке. Мне жаль, что ты так стремишься уехать.       Юношу раздирало на части. Девушка, которую он любил, поддалась сентиментам и в данный момент, как и он сам, была в смятении. Бесчувственным он себя не считал, но у него на уме была учёба, и он уже задумывался, куда пойдёт учить молодёжь. А ей уже хотелось тихо-мирно жить. «Женщины. Наверное, уже и детей и последующую совместную с ним жизнь себе представляет», — думал Джон. Он пытался найти хоть какие-нибудь аргументы, чтобы убедить её. Он признался себе в том, что не представляет уже, как будет жить без неё там, в столице. Да и вообще где бы то ни было. — Значит, это всё? — тихо сказал юноша, и в сердце его что-то перевернулось. Он сам не хотел верить своим словам. Они вылетели из его уст так тихо, будто это было лишь одним из множеств далёких невозможных вариантов развития событий, и отдавались отголоском из несвершившегося будущего, которое не имело права громогласно заявить о себе сейчас.       На его же благо произошло следующее: подул неестественно сильный порыв ветра, который зазвенел в ушах и оглушил обоих, и этот порыв ветра сорвал с Эмили белоснежную, шляпку, которою ей подарил Джон на день рождения в прошлом году. Парень инстинктивно среагировал и потянулся за пролетевшим мимо него головным убором, забыв, что стоит на крохотном мосту, перегнулся через перила и плюхнулся в холодную речку. — О боже, Джон! — Крикнула Эмма, подбежав к краю мостика.       Из под воды Джон не слышал её крик, а когда выплыл, он посмотрел туда, куда мог улететь её головной убор. Он увидел, как потоками воздуха шляпку подбрасывает вдоль течения, и не обращая внимания на колкий холод, Джон ринулся вплавь. Эмили быстро сошла с моста и, крича Джону, побежала за ним вдогонку.       У парня была цель — поймать чёртову шляпу. Пловцом он не был, но на плаву держаться умел. Удачное стечение обстоятельств, что ветер нёс шляпку вдоль течения, сыграло ему на руку. Русло было практически прямым и, как он помнил, не имело особо опасных препятствий в виде подводных камней или чего прочего, что могло бы навредить обезумевшему пловцу. Пару раз он уходил подводу, но, выныривая, снова находил взглядом парящий головной убор и продолжал движение. Где-то сзади его звала Эмили.       Наконец он заметил, что шляпку стало нести влево к лесу и Джон тоже взял левее, пока не упёрся руками и коленями в землю под водой. Эмили, которая догоняла его по той же стороне, подбежала и помогла ему встать и выбраться из воды. Парень немного клацал зубами, но не замечал этого. Он смотрел в сторону деревьев и не мог понять, что он видит. Шляпка парила на месте. Будто ветер играл ею, пытаясь удержать на месте. Вода, стекая с головы, попадала Джону в глаза, и на секунду ему показалось, да и он был почти уверен, что будто он видит человека, который держит в руках злосчастный головной убор и машет им у себя над головой, как бы говоря: «Эй, смотри, она у меня. Хочешь получить её обратно?» Джон, протерев глаза и лоб, увидел, что никого там на самом деле не было, а калабрийская шляпка так сама по себе и парила в воздухе. — Джон, как ты? Ты что, совсем с ума сошёл? — негодовала Эмили, пытаясь яростно стряхнуть с него воду, как обычно это делает мать, стряхивая грязь с упавшего ребёнка, — Надо было сразу выбираться, а ты… Дурак, простудишься ведь… Ты меня слышишь вообще? — потрепала она его за куртку.       Эмили бы серьёзна и действительно временами напоминала Джону его мать. Но в данный момент он почти её не слышал. Ничего так и не ответив, он сделал шаг в сторону деревьев, и шляпка, как по команде, полетела вглубь леса. Джон не теряя ни секунды, побежал вслед, а Эмили — за ним. — Остановись Джон, да забудь ты про неё.       Насквозь сырой, Джон бежал за парящим предметом. Листва липла к нему, а мелкие ветки кустарников, хлестая его, немного обжигали руки и лицо. Кожаная куртка спасала руки выше кисти и торс. Шляпкой кто-то управлял, и это уже не вызывало у Джона никаких сомнений. Он будто бы играл с кем-то в догонялки. С невидимым и дерзким воришкой, что посмел сдёрнуть шляпку с Эмили ещё на мосту. Джону на мгновение показалось, что он учуял знакомый до боли аромат духов, но решил, что это ему всего лишь показалось. Наконец, шляпка аккуратно приземлилась рядом с каким-то деревом, и Джон остановился. — Это всё? Погоня окончена? — сказал он вслух, опёршись руками о колени, и пытаясь отдышаться, но взгляда со шляпки он не сводил. Сзади послышалось движение, и парень обернулся. Сквозь кусты пробивалась Эмилии. — С кем ты говоришь, Джон? — девушка тоже запыхалась. Джон заметил, как на её тёплом бежевом кардигане образовались порезы и затяжки от веток, низ некогда белоснежного платья, был чёрно-зелёным от грязи и листвы. Джон подумал о том, что не стоило ей бежать за ним, и перевёл взгляд на упавшую рядом с деревом шляпку. — Да ни с кем. Забудь. Вон твоя шляпка кстати, — Сказал он и стал подходить к дереву, постепенно замедляя шаг и озираясь. Он вроде бы узнавал это место. — Джон? — подала голос Эмили. Джон обернулся на неё и увидел, что она тоже смотрит по сторонам и понял, что это место ей тоже знакомо.       Эмилия всё шире улыбалась. Она всё оглядывалась вокруг, и глаза её наполнялись теплотой, воспоминаниями. Она перевела взгляд на Джона и на дерево, рядом с которым упала шляпка. — О господи, Джон, я и совсем забыла. А ты помнишь?       Джон подошёл к шляпке, подняв её, стал обходить дерево вокруг. Он помнил. Он помнил и это дерево, и тот трухлявый пень, что до сих пор стоял ровно в пяти метрах от этого дерева. Правда, раньше он казался больше. А если чуть дальше пройти, можно было найти упавшее дерево, если оно совсем не сгнило. — Это ведь оно, да? — спросила Эмми. Джон смотрел на отметины на дереве, что находились чуть ниже его грудной клетки. J+E* в вырезанном сердечке. Эмилии подошла к нему и тоже посмотрела на вырезанные символы. Джон тогда украл из дома маленький ножик, и они с Эмили прибежали сюда. «А давай мы с тобой, как те старшеклассники, тоже напишем свои имена?». «Давай» согласилась маленькая Эмми, которой было тогда десять лет, — «Мы ведь любим друг друга, да?». Джон, краснея и потея, всё-таки вырезал. Сначала сердечко, а затем попытался вписать в получившуюся фигуру инициалы их имен. Только потом, он понял, что сначала надо было написать именно буквы, а сердечко — в последнюю очередь. В итоге получилось так, что буква «E» была почти за пределами сердечка, за что Джон чувствовал себя неловко перед Эмили несколько последующих дней. Это был поздний летний вечер летних каникул, и им давно надо было уже быть дома, но рискуя получить нагоняй, они всё же остались гулять и любоваться вечерними звёздами. Нагоняй они, кстати, тогда получили оба. Это было почти десять лет назад.       О том случае они начисто забыли, и вот теперь, благодаря такому странному стечению обстоятельств, они снова были здесь, у этого самого дерева.       Тут Эмили обняла сырого и испачканного Джона. — Ладно. Я поеду. Только я должна как-то подготовить к этому маму с папой, но я поеду с тобой, Джон. — Нет, Эм. Ты абсолютно права. Глупости всё это. Отец просто, ну… У него что-то своё на уме. Поступлю я в наш университет и никуда не поеду. С отцом я переговорю и, думаю, что смогу его переубедить. Я ведь тоже люблю наш городок, и у меня с ним много хороших воспоминаний. — Джон. — Эмили обняла Джона ещё сильнее и из его промокшей куртки выдавилось немного воды, а где-то под подмышкой Джона издался смешной хлюпающий звук. Эмили подняла на него взгляд и они оба рассмеялись.       Позже они шли к выходу из сквера. Все гуляющие в нём оглядывались на странную пару, будто попавшую под ураган, но тем было всё равно. Перед тем как выйти, Джон обернулся в сторону зарослей, который находились на другом, более заброшенном конце сквера. — Ты чего, Джон? — Да я вдруг вспомнил совою бабушку. — Бабулю Оливию? — Да, — удивился Джон, — как ты догадалась? — Просто мне на секунду показалось, будто я учуяла запах её духов. Помнишь, я постоянно приходила к тебе делать уроки? Твои родители были где-то, и с тобой сидела твоя бабушка. Я сама плохо её помню теперь, но тот запах, что царил у вас в доме от её духов, я запомнила.       Джон хотел рассказать, о том, что шляпка больно странно себя вела, будто ею кто-то управлял. Да и когда он бежал средь кустов и когда стоял у дерева, ему тоже показалось, что он учуял давно забытый аромат духов, который всегда наполнял комнаты, если бабушка находилась там хотя бы более пяти минут, но вместо этого Джон обнял и поцеловал Эмили в лоб. — Тебе надо скорее домой, Джон, — сказала она, немного смеясь, — не хватало, чтобы ты простудился накануне экзаменов.       Крепко обнимая друг друга, пара вышла из сквера, а лёгкий ветерок ещё весело шуршал по скверу то тут, то там, приподнимая опавшую листву. Прохожие, которых он задевал, не обращали никакого внимания ни на сам ветерок, ни на аромат духов, который он с собой приносил. Через некоторое время он совсем развеялся, убедившись, что выполнил своё предназначение, и ему больше незачем было тут находиться.