Этот странный день

      Этот день определённо был из ряда вон выходящим. Не самым приятным. Хотя какого только шлака за свою коротенькую жизнь она уже не пережила? Мелочи, право слово, у каждого родители могут поругаться, а потом пьяными поодиночке заявиться к уже немаленьким детям с жалобами на то, как их не ценят и не любят. Однако, стоит признать, исключая все проблемы и неприятные, неловкие ситуации, сутки выдались на редкость приятными. Погода радовала. Зима. Зимний ребёнок, она любила мороз, искрящееся снежное покрывало и, особенно, глубокое чёрное небо, украшенное россыпью ярких далёких звёзд и видимое сквозь тяжёлые серые, ночью — почти чёрные, облака так редко.       Сегодня, как раз, была такая, незабываемая, звёздная ночь. В такие моменты хотелось сделать что-то необычное, как-то пойти против системы и выбиться из привычного, устоявшегося графика. Она и сделала. Прямо посреди ночи набрала тёплых вещей, схватила ещё что подвернулось под руку, закрыла дом и уехала из города в лес. Просто так, без какой-либо на то причины и чёткого плана, что она вообще там будет делать. Это спонтанное решение неожиданно сильно воодушевляло, дарило чувство свободы… Свободы выбирать, что же ей делать, куда идти и зачем. Непередаваемое чувство.       Конечно, полноценного леса вблизи людского поселения не было. Так, не слишком частая, щедро припорошенная снегом роща. Даже на её не самой малогабаритной машинке можно было спокойно заехать в самую глубь, по обкатанной уже дорожке. Она специально упорно добиралась до места, где дорога была давно не обновляемой, иррационально не желая выбирать место, где до неё уже побывало множество незнакомых людей. И, странно, в безлюдной роще, под звуками завывания ветра и пения редких ночных птиц, при пробирающем до костей морозе, страшно не было совершенно. Скорее… Как-то уютно. Приглядев себе местечко на пригорке, где снег намело не слишком большим сугробом, она устроила себе что-то вроде лежанки, накидав прямо в снег сразу несколько тёплых пледов. Вещи было не жалко, задумываться о стирке казалось неправильным, так что и колебаний, делать это или нет, не было. Устроив место, она и сама устроилась на нём: улеглась на спине, подложила руки под голову и устремила взгляд к далёкому, гостеприимному сейчас, не пытающемуся заставить отвести взгляд яркими солнечными лучами, небу.       Так можно было пролежать до самого утра. Или уснуть случайно, а следующий день, или даже недели, проваляться с простудой. Почему-то сейчас чем-то критичным это не ощущалось. Могло быть и могло. Не в этот же миг у неё поднимется температура?  — Не спи, замёрзнешь, — долгое время спустя — часы, минуты, точно неизвестно — из липкой дрёмы выдернул колкий, как пробежавшийся по тёплой коже морозец, знакомый голос, заметно отдающий металлическим отзвуком. Звук из нереальности, но сейчас он не воспринимался чем-то через чур сверхъестественным.  — Я и не надеялась тебя застать здесь, — не впопад откликнулась она, даже не пытаясь разглядеть своего неожиданного собеседника. Опирающаяся на четыре лапы чёрная металлическая громада сама улеглась рядом, устроившись в поле зрения, на самом его краю.  — Значит, я единственный тут искал достойного собеседника и торопился, опасаясь, что тот просто замёрзнет до смерти, — глюк — а глюк ли? — выдал длинную язвительную тираду и показательно замолк, требуя от человека реакции на свои слова.  — Зачем? — на длинное предисловие последовал короткий вопрос.  — Жаловаться больше некому, белковое, — фыркнули в ответ, пожаловались чуть тише:  — Ну и придумала же, в такой холод выбраться в такую глушь… Даже у меня сенсоры подмерзают.  — У каждого свои причуды, — она даже позы не поменяла, хотя руки уже начало покалывать. Однако упомянутый холод почти не ощущался — одевалась в этот раз, учитывая особенности погоды.  — Пфф, — высказал своё мнение он и без прочих реверансов свернул к гложущей его теме, — Я всё же влез в вашу сеть. Туда, где ты тратишь недели своего отпуска.  — Тебе обязательно портить мне отличную ночь разговорами об этом?  — Да. Так что не отвлекайся, — отбрыкался на возмущения, вернулся к своему, — Почему вы к нам так лезете?  — Нашёл, кого спрашивать, — пофыркала теперь уже она. Помолчала, вздохнула:  — Не так уж «нас» и много. А почему… По-моему, вы слишком необычны, интересны и… Даже не знаю. Я не мастер философских рассуждений.  — Это не ответ, — кажется, собеседник даже шлемом мотнул, стравил облачко перегретого воздуха — надо же, у него работал обогрев, — Ладно, тогда хоть почему вы постоянно мучите только две темы? Не все, конечно, но большая часть.  — Какие?  — Интерфейс… Нет, вы действительно извращенцы, я в этом не раз убеждался, так что можешь не отвечать на эту часть вопроса, — он скривился, но быстро вернул отстранённое выражение морде, уложил её на сложенные лапы и закончил буквально на выдохе:  — И Мир. Странно, стольких предположений о том, как всё закончиться, я даже от сослуживцев и врагов не слышал. И опять всё, в основном, сводиться к коннекту.       Собеседник снова поморщился, но добавлять больше ничего не стал. Замолчал, ожидая ответа. А она молчала, подбирая слова. Долго молчала. Заговорила только когда упомянутый много выше мороз добрался до кончиков пальцев на ногах.  — Озабоченные извращенцы потому-что, — усмехнулась, не обозначая, впрочем, про кого именно речь идёт, затем посерьёзнела:  — А вообще, моё, лично моё мнение, не бери за аксиому, мы просто желаем вам Мира. Какой можем представить, такой и рисуем, описываем. Никто не любит войны. А когда картина бесконечной войны раскрывается у тебя перед глазами, какой бы забавной, нелепой или даже смешной она ни казалась бы временами, сложно не посочувствовать. Нестерпимо хочется подвести бессмысленные кровопролития — не придирайся к словам — к концу, дать победу одним, покой другим, будущее третьим. Когда есть возможность что-то изменить, даже просто на бумаге исправить плохой расклад, грех не воспользоваться этим…  — Ты засыпаешь, — как будто не он начал этот разговор, заметил собеседник. Казалось, слова его вообще не тронули, всё так же лениво развалился неподалёку. Ржавый кусок шлака. Не ржавый.  — А ты отвлекаешь.  — Ты права, оратора из тебя не выйдет, — вот он лежит недвижимо, и кажется, что его и самосвалом не сдвинешь, а вот он уже стоит на всех лапах и готовиться удрать в темноту. Неоднозначный засранец.  — Иди к шаркам, — она лениво отмахивается, всё так же не меняя позы, хотя конечности уже затекли, а желание проводить гостя, хотя бы взглядом, становилось почти обжигающим.  — От них и пришёл, — не остался в долгу он, махнул хвостом — тёмная, длинная и извивающаяся махина пролетела прямо над ней — и неторопливо свалил в тень.  — Ещё встретимся, — отзвуком его голоса прошелестело в деревьях.       Она хмыкнула, устроилась поудобнее, кое-как размяв руки, не вставая, и уставилась обратно на небо. Словно ничего не было и глюки не посещали её больную голову, забитую множеством бытовых проблем. Или не глюки.       Интересно, где-то там, среди точечек звёзд, не прячется звезда, освещающая одну поглощённую войной и хаосом планету под названием Кибертрон? Она усмехается своим мыслям, отбрасывает их так же легко, как из памяти стираются подробности только окончившегося разговора. Пора возвращаться к нормальной жизни. А обо всём сказанном и услышанном можно вспомнить и в следующий раз. Когда ершистый гость решит вновь заглянуть к ней на огонёк с пространными вопросами.