Гензель и Гретель

— Марти, я люблю тебя, но ты обкурился. Дана улыбается и нежно проводит рукой по щеке парня, коля подушечки пальцев о мелкие щетинки. Вся неловкость после разговора с Джулс, который явно оставил неприятный осадок для них двоих, улетучился, освобождая место для паранойи Микальски. — Да посмотри же, с ними явно что-то не так, — вздохнул Марти, нехотя освобождаясь от ее руки. — Джулс хоть и сучка, но как последняя шлюха себя никогда не вела, по крайней мере с нами. А Курт? С каких пор, социолог на полной академической стипендии, играет в альфа самца? Полк внимательно смотрит на Марти, безусловно, логика в его словах есть, да вот только… — Джулс и Курт просто перепили, вот и все — Я видел Курта пьяным, даже очень пьяным, и Джулс тоже. Курт никогда бы не назвал своего друга яйцеголовым. И, он бы, не стал подкалывать тебя из-за… — Марти замолчал, он не хотел поднимать эту тему. Очень не хотел. Дана лишь усмехнулась. В такие минуты она и впрямь жалеет что тогда, на школьном выпускном, не позволила совратить себя в кабинке женского туалета. Да, пять минут позора и разбитых принципов, но жить было бы несравненно легче. Подруги не подшучивали бы и не толкали ее на первого попавшегося парня, улюлюкая за спиной, Курт не сказал бы того, что сказал сейчас, не надавил бы на старую рану, потому, что раны то и не было бы. — Мы все марионетки — вдруг произносит Марти. Девушка недоуменно смотрит на Микальски. В пылу своих раздумий она и забыла о нем. У него не читаемое выражение лица и жуткий страх в глазах, настолько панический, и странный, что, кажется, передается и Дане. Она пытается быстро стряхнуть с себя это. Не выходит. Страх и осознание чего-то явного, того что не видит она, цепляет ее и не дает двигаться. Стараясь успокоиться, а заодно успокоить и Марти, Дана быстро целует Марти в колючую щеку. Дружеский жест, не более. Он моргает, просыпаясь от чего-то и внимательно смотрит на нее. — Пойдем, — девушка мягко берет его за руку и вымученно улыбается — я найду тебе книжку с картинками. — Яркими и большими? — воодушевленно спрашивает Марти Полк смеется. Сейчас он так сильно напоминает ей ребенка, в предвкушении ждущего подарка. — Да. Яркими и большими. * * * — Что общего между хиппи и хипстерами? Дана лежит вместе с Марти, на мерзкой, пропахшей каким-то старым дерьмом и уже чем-то заляпанной софе. На верх возвращаться не очень хочется. Там неправильные поцелуи, ведут только к полному разочарованию Холдена в ней как в девушке, и точно такая же грязная софа, только еще и скрипучая. С до раздражения спокойным и блевотно-правильно понимающим знатоком латыни на ней. — Странный вопрос — замечает Марти, — даже для девушки, которая лежит в обнимку, на старом диване с обкуренным красавчиком и клопами под матрасом. Марти лежит на краю, так удобнее стряхивать пепел в найденную, черт знает где, чашку. Дана лежит у стены, диванчик небольшой, потому ее голова ютиться на груди парня, а ноги, согнутые в коленях - свисают. В руках у нее книжка с пестрыми и большими (как и хотел Марти) картинками. — Тебе не кажется, что для обкуренного красавчика, ты составляешь слишком длинные и обдуманные предложения? И клопы в матрасе, а не под ним. — Возможно. — Смеется Микальски — так что общего, между хиппи и хипстерами? — Хей, это я задала этот вопрос! — воскликнула Дана — думаю тебе уже достаточно — она потянулась за дымящейся самокруткой, пытаясь выбыть ее из рук, но парень ловко вывел руку из-под ее недозахвата и притянул сигарету к губам. Дана не сдалась, и приподнявшись на локте, сделала попытку дотянуться еще раз, той рукой в которой была книга. Ни к чему хорошему это не привело, только книжка упала, опрокинув на себя пепельницу. Дана взвизгнула, она забыла про парня, который затянулся уже раз пятый и полезла доставать книгу. — Понятия не имею, мне кажется, они абсолютно разные — заговорил Марти, пока Дана аккуратно стряхивала пепел с обложки, но услышав голос она отвлеклась. Поймав недоуменный взгляд, Марти продолжил, — я про хиппи и хипстеров. Лично я ни к одному типу себя не отношу, я просто курю марихуану. — Это субкультуры — поправила Дана — Мне, собственно, похер. И Марти рассмеялся, тем самым сумасшедшим смехом, которым смеются все пьяные, обкуренные и влюбленные этого мира. И Дана честно не знает, что тогда произошло, видимо дым жженной травки затуманил ей голову, а может слова Курта задели ее сильнее чем она думала, а может настолько не хотелось возвращаться на верх, что она просто взяла, и поцеловала его. Марти с удивлением уставился на девушку, которая прижалась к его губам, у той видимо просто закружилась голова от запаха травы, вот она и выдала. Да вот только Микальски видимо и сам перекурил или паранойидальные мысли взволновали его слишком сильно. Он щелчком отправил окурок в пепельницу и не прерывая поцелуя, обнял Дану за плечи, тем самым еще ближе привлекая ее к себе. Горькие, от самокрутки, и обкусанные от нервов губы Микальски, ни в какое сравнение не шли с мягкими и медовыми губами Полк. Марти вздохнул и углубил поцелуй, отмечая, что словил самый большой кайф в своей шутовской жизни. Оторвавшись друг от друга Марти сбивчиво и не ровно проговорил: — А как же этот — парню сейчас чертовски тяжело было говорить, — на верху, с поднятым достоинством? Дана, все еще раскрасневшиеся от поцелуя, хмуриться, и за несколько чертовых секунд пытается разобраться во всем этом. Холден. В своих девичьих мечтах Дана всегда представляла себя именно такого парня, умного, спокойного, доброго, чуткого и с торсом. И Маккри мог расписаться под каждым этим словом, он был идеальной картинкой, которую ее больное, и воспаленное гормонами и одиночеством воображение нарисовало. И эта картинка ни давала ей ни-че-го. Он обращался с ней, как с фарфоровой куклой. Чуть тронешь и разобьется. Как с маленькой девочкой, у которой никогда не было секса. Не видел в ней никого, кроме трусливой девственницы. Холден безусловно прекрасный парень, но не для нее. А Марти, он всегда смотрел на нее как на равную себе, нет, не как на прожженную наркоманку, которая хиппует еще с утроба матери, а как на… девушку, что ли. Обычную девушку, совсем не особенную, которую можно пригласить закупаться бухлишком, затянуться косячком и рассказывать истории произошедшие по вине его, не всегда трезвой головы. И в которую можно влюбиться, ни за «чистоту» и «непорочность», а просто так. Дана улыбнулась, весело и чуть чуть пошловато. — Мне собственно говоря похер — выдохнула девушка — Марти, я люблю тебя, хоть ты и обкурился.