***
Кто-то прикладывает мне на лоб холодную тряпку. Мама? Нет, это не мамины руки. Не могу сдержать стон. — Марик, по-моему, он приходит в себя, — слышу мужской голос над собой и цепенею. — Что будем делать? — Ждать врача, — раздаётся ещё один. С двумя мне не справиться. Да мне и с одним не справиться. Начинаю скулить, пытаясь уползти, спрятаться. — Яшка, держи его! Он же сейчас с кровати свергнется! «Держи сучку крепче, Хорь!» — Может, его пока привязать? Явно же не в себе? «Свяжи ему руки, чтобы не трепыхался!» — Нееееет!!! — Глеб, спокойно. Мы тебе ничего не сделаем! Откуда они знают моё имя? Меня никто здесь не знает! Начинает колотить от страха. Лицо мокрое от слёз. Невидимый мной незнакомец стирает их ладонью, гладит меня по голове и шепчет что-то успокаивающее. Сознанием цепляюсь за его голос, и это помогает немного успокоиться. — Ну что ты? Мы ничего тебе не сделаем. Мы только помочь хотим, — невнятное бормотание постепенно складывается в слова и предложения. — Тише, мой хороший, тише. От ласковых интонаций в груди начинает тянуть. Как давно никто со мной так не говорил. Тянусь на голос, и меня обнимают крепкие руки. Со спины чувствую ещё одно тело. Как ни странно, меня это не пугает. Наверное, я исчерпал свой лимит страха. Второй обнимает нас обоих и начинает раскачивать из стороны в сторону, словно баюкая. Снова уплываю, но теперь уже не в черноту. В следующее пробуждение слышу ещё один голос. На этот раз — женский. — …инъекции. Питьё. Обязательно обильное. С едой не усердствуйте. Судя по его состоянию, он давно не ел. И витамины. Вот список, — слышу сквозь шум в ушах. Зачем? Зачем всё это? Мне нужен только один укол! Один, чтобы всё закончилось. Я был так близок к цели… — Надо жить, сынок, — мягкая ладонь гладит меня по лицу, по голове, ласково перебирает волосы. Не надо! Не надо касаться меня! Я грязный! И снаружи, и — что хуже всего — внутри. Испачкаетесь. Женщина, будто читая мои мысли, произносит: — Ты должен жить. Слышишь? Что бы не случилось — надо жить! — и целует меня. Всё! Плотина прорвалась. Начинаю биться в истерике, выкрикивая что-то бессвязное. Кто-то хватает мою руку и прижимает её к кровати, наваливаясь на меня всем весом. Укол — и я снова уплываю… Перед тем, как открыть глаза, прислушиваюсь. Вроде тихо. Можно осмотреться, но не выходит — вокруг темно. Я умер? Неясный шорох рядом. Поворачиваю голову, пытаясь рассмотреть, что это. Щелчок, и резь в глазах даже от неяркого света. — Спишь? — Не знаю, к кому относится вопрос, поэтому молчу, только крепче сжимаю веки. Чем себя и выдаю. — Глеб, я сейчас поставлю тебе укол. Ты потерпи. Хорошо? Ответить не могу и только киваю головой. Вернее — пытаюсь. Меня аккуратно переворачивают набок, и я понимаю, что на мне НИЧЕГО НЕТ! Дрожь выдаёт мой страх, и я ничего не могу с этим поделать. — Глеб! Глеб, успокойся, — тревожные нотки в голосе. — Бля, Марик, иди сюда! — и опять мне: — Я не сделаю ничего плохого. Только укол. Слышишь? Только укол. — Может, лучше в руку? — спрашивает второй голос. Когда он появился? Я не слышал шагов. — Нет, мама сказала — сюда, — первый настроен решительно. — Глеб, дыши, — строго, и эта строгость очень к месту. Оказывается, я не дышал, и даже сам не заметил этого. Делаю шумный вдох, и дрожь уже не такая сильная. — Молодец! А теперь расслабься. «Расслабься, сучка!» «Ну, давай же, расслабь свои булки!» — Глеб! Глеб, открой глаза! — Приказу невозможно не подчиниться. Разжимаю веки и вижу перед собой неясную тень. — Смотри! Видишь? Мы — не они! — Тень не разрешает мне вновь спрятаться. — А теперь дыши со мной. Вот так, молодец, — из голоса пропадают повелительные нотки. — Сейчас постарайся расслабить тело, чтобы Яша поставил тебе укол. — И я подчиняюсь. — Откуда?.. — только и могу выпихнуть из себя. — Ты бредил, — встревоженное в ответ. Чувствую знакомый запах спирта, мокрый мазок по ягодице и укол. Меня чуть ли не с головой закутывают в одеяло и по бокам укладываются два тела, делясь теплом. Почему-то не страшно. — Спи, — тихий шёпот в затылок, и опять я не могу противиться. Просыпаюсь от крика. Меня крепко обнимают, не позволяя вырваться. — Это сон, просто сон. Всё прошло. Всё закончилось. Ничего не закончилось! Пока я жив — это всегда будет со мной. Во мне будет! — Дурачок, — ласковое рядом. — Этого больше не будет. Обещаю. — И я верю. Еда не лезет. Желудок усох и не желает ничего принимать. Каждая попытка накормить меня заканчивается путешествием в ванную комнату на руках Марата. Да, я познакомился со своими спасителями. Иногда ещё приходит женщина с ласковыми руками. Как зовут её — не знаю. Парни оба называют её «мама». И я тоже. Правда, мысленно. Удивляюсь, почему они возятся со мной? Зачем я им? Спрашивал, а они только улыбаются и молчат. Время всё ещё неуловимо для меня. Не знаю, сколько нахожусь здесь. Да и где «здесь» — тоже не знаю. Силы медленно, но всё же возвращаются. Теперь я сам хожу на кухню, чтобы поесть. Овсяная каша — самое вкусное, что я пробовал в жизни! Яков и Марат искренне радуются каждой моей победе, какой бы незначительной она ни была. Однажды выглядываю в окно и вижу знакомый двор. Значит, я в своём доме, только вот квартира точно не моя. Надо же, меня что-то начало интересовать! «Я мыслю — значит, я существую!» — всплывает в голове, вызывая горькую ухмылку. Вот именно — существую, мешая жить другим. — Отойди от окна! — Марат усаживает меня на стул. — Даже думать не смей! — А где мы? — спрашиваю не в тему. — У нас. — Ну да, а что он мне ещё может ответить. И поясняет: — Мы твои соседи сверху. — У меня однушка, а тут… — Мы две квартиры выкупили, — перебивает меня. Значит, вот кто гремел у меня над головой… Они не оставляют меня одного ни на минуту. Мне интересно, они что, не работают? Должны же они куда-то уходить. Нет, иногда то один, то другой исчезают на некоторое время, но вместе — никогда. — Отпуск у нас. — Яшка умеет читать мысли? — Тебя бы психиатру показать. Говоришь и не замечаешь. — Вот и вся разгадка! Оказывается, я спросил вслух. — Руки у тебя больше не дрожат, так что иди сам брейся. — Марат вручает мне одноразовый станок. А я не могу ему сказать, что боюсь смотреть на себя в зеркало. Не помню своего лица. Марат подталкивает меня в сторону ванной и сам идёт за мной. Не доверяет? На себя стараюсь не смотреть, сосредоточившись на подбородке. Вожу станком по впавшим щекам, сбривая отросшую жёсткую щетину. И только в последний момент решаюсь рассмотреть лицо. Из зеркала на меня смотрит незнакомец с затравленным взглядом. Быстро отворачиваюсь и, молча протиснувшись между Маратом, сидящим на краю ванны, и стенкой, ухожу в свою — уже! — комнату. Падаю на кровать и утыкаюсь лицом в подушку. Чужак. Я сам для себя чужак! Не удивительно — настоящий я умер и остался лежать в тёмной подворотне…***
— Да почему? — кричу я, глядя в лицо Марату, перегораживающему выход на балкон. — Я просто хочу подышать воздухом! — Хочешь — значит, вечером пойдём на улицу. А на балкон я тебя не пущу. Ты ещё слаб, может голова закружиться, — врёт он, но так правдоподобно. Я-то знаю, они до сих пор боятся, что я решусь шагнуть за грань. Зря. Уже не решусь, у меня появился якорь, даже два. — Мне не в чем, — бурчу, стараясь не показать свой страх. На улице люди. Много людей. — Яшины старые вещи тебе должны подойти. И не бойся, мы пойдём с тобой. — Иногда Марик пугает меня больше всех людей, вместе взятых, своей способностью считывать мои эмоции. До сих пор не понимаю, зачем они со мной возятся, а вот как оказался в их квартире, спросил. — Шли тебе морду бить, — ничуть не смущаясь, просветил меня Яшка, — когда ты пустую тару начал из окна швырять. Марик чуть руку себе не сломал, когда с разбегу влетел в твой коридор. Ты почему двери на ключ не закрывал? — Пожимаю плечами и молчу. Яшка всё понимает без слов. — А имя моё откуда узнали? — Документы посмотрели. А до этого девушка тебя под дверью звала. — Так вот с кем тогда Лиля разговаривала. — Кто она, кстати? — Жена. Бывшая. Яшка больше ничего не спрашивает, просто обнимает меня и укачивает как ребёнка. Горечь уходит, и я чувствую к нему непонятную нежность. Они абсолютно разные с Маратом, но ощущаются как одно целое. Марик — столп. Его невозможно сдвинуть с места. Он твёрдо стоит на своём. Яшка, наоборот, мягкий и уютный. Смешливый. Всегда готовый выслушать. Но вот внешне они похожи. Оба — высокие брюнеты, только глаза отличаются. У Марата они серые, а у Яшки — скорее, голубые, хотя я и не уверен. И я всё ещё так и не понял, почему они живут вместе. Или обманывал сам себя, что не понял… На улицу мы вышли поздним вечером, когда стихли все шумы. Далеко не уходили, просто прохаживались вокруг дома. Марат тщательно следил, чтобы мы не отклонялись от света фонарей, не давая мне шагнуть в тень. Первая моя прогулка не продлилась долго. Уже на втором круге я почувствовал, что ноги стали ватными, а в голове появился звон. И всё же, несмотря на слабость, я был рад — был сделан ещё один шаг к жизни. — А если Глеб услышит? — Я не подслушивал. Просто проснулся от того, что рядом не было уже привычного тепла. — Мы постараемся не шуметь. И двери закроем. — Заткнёшь мне рот? — А ты хочешь? — Хочу… Любопытство — не порок, но лучше держать его в узде. И я в этом убедился. Тихо поднявшись, осторожно, стараясь не зацепить ничего в темноте, вышел из своей комнаты и подошёл к закрытой двери рабочей комнаты, где частенько Марат и Яша сидели за компьютером. Звуки, доносящиеся из-за неё, не оставляли простора фантазии. Я их помнил. И сам когда-то издавал. — Даааа, — и тихий стон. Я тихо провернул ручку и толкнул дверь, ровно настолько, чтобы можно было увидеть, что за ней происходит. Марат полусидел на столе, упершись в него одной рукой. Второй он запутался в волосах Яшки, который, сидя на корточках, ласкал его член. — Дааа, Яш, так хорошо… «Соси, сучка, соси. Дааа… Ещё… Вот так… Хорошооо…» Вспышка. Боль. Темнота. Очнулся я в объятьях Марата. Он крепко прижимал меня к себе и опять раскачивал из стороны в сторону. Начинаю к этому привыкать. На полу сидит Яша и смотрит на меня виноватыми глазами. — Прости… Прости… — шепчет, поймав мой взгляд. Тянусь к нему и сжимаю пальцы. — Это мои бесы. Вы тут ни при чём, — голос тихий и хриплый. Яшка кладёт голову мне на колени и закрывает глаза. — Как же ты нас напугал, — бормочет в ухо Марик. — Зачем? Я понимаю, о чём он, но ответить мне нечего. Если бы я сам знал, какого чёрта попёрся подсматривать. Вуайеризмом раньше не страдал. — Ты не бойся, мы к тебе не будем лезть, — шепчет Яшка, так и не поднимая головы. — Я не боюсь, — успокаиваю его. И понимаю, что действительно не боюсь. Вернее, боюсь не этого, а того, что они исчезнут. Только бы не бросили, не выгнали. Без них я пропаду. Я уже был на дне. Они меня вытянули оттуда, и возвращаться туда вновь я не хочу. Я готов на всё, даже тапочки в зубах носить, только чтобы эти два парня были рядом. А больше мне никто и не нужен. Теперь они моя семья. Без них я — ничто. Не будет их, и меня ничего не удержит. Я сделаю то, что должен был сделать уже давно… — Не надо тапочки носить, — тихо шепчет Марат мне в макушку, ещё крепче прижимая к себе. — Просто — живи! Не смогу обмануть их доверие. И я буду жить. Мне есть для чего. Для них. Рядом с ними… И всё у меня будет: и семья, и дети, и два друга… нет — брата!