Собеседование

Она стояла перед Инспектором, разрываясь между чувством гордости и неуверенностью. Все должно быть безупречным. Полиция мыслей не принимает новобранцев, и отказов тоже не принимает. Тут уж либо идти до конца, либо все потерять. Что именно означало последнее, точно никто не знал, хотя и подозревали, конечно. — Теперь ваша заявка свободна от старояза, — заметил Инспектор, барабаня пальцами по папке. Этого удалось добиться только с пятой попытки. Слишком уж часто в последнее время меняли слова. Но она не роптала. Даже мысли не допускала. — Граймс, — начал было Инспектор. — Я взяла фамилию матери, — вырвалось у нее поневоле. — Только не здесь, — последовал ответ. — Да, конечно. — согласилась она, стиснув дрожащие руки. Он открыл папку и углубился в чтение. — Вас выбрали благодаря безупречной работе в Министерстве. Тем не менее, здесь отмечено, что вы не вступили в Молодежный Антиполовой Союз. — Пока еще не вступила, — ответила она. — Начальник полиции мыслей глубоко заинтересован в антиполовой деятельности. Она кивнула. Инспектор перегнулся через стол, повернулся спиной к экрану в углу, и, глядя ей в глаза, тихо проговорил: — Буду откровенен с вами. Вне протокола. Понимаете? Граймс, — а именно так теперь ее звали, — кивнула, хотя и не верила, что «вне протокола» вообще возможно. — Если есть мужчина, и вас с ним поймают, вас не просто выгонят из полиции мыслей, последствия будут куда серьезнее. Всем известно, что бывают нарушения, но я не могу допустить даже тени сомнений в отношении наших сотрудников. Ясно вам? На мгновение мелькнула мысль о Люси, которая ждет ее возвращения в своей маленькой квартирке. Они не хотели рисковать и жили порознь, даже несмотря на то, что в нынешние времена подобного рода подозрения ни у кого даже не закрадывались. Люси такая хрупкая и нежная. Она не выживет в одиночку, даже недели не продержится в Городе. Именно ради Люси она и находилась сейчас здесь. Выбора, конечно же, не было, как и возможности бежать, и если бы речь шла только о ней самой, Граймс скорее согласилась бы на любые последствия, чем вступила в ряды полиции. Но ради Люси она должна оставаться живой. И будет делать все эти ужасающие вещи, повторяя себе, что иначе их все равно сделает кто-то другой. На мгновение Граймс захватила мысль о том, как рука Люси сжимает ее ладонь. Но проявлять чувства перед инспектором было нельзя. — Никакого мужчины совершенно точно нет, — ответила она почти шепотом. — И в самое ближайшее время я буду рада присоединиться к Антиполовому союзу. Инспектор откинулся на спинку стула, так что больше не дышал ей прямо в лицо. — Очень хорошо. Полагаю, как член партии, вы прекрасно понимаете, что именно подразумевает ваша новая должность. Вы должны избавиться от всякой жалости и попустительства. Мы искореняем преступные мысли, и неважно, что считаете преступлением именно вы. Если ваша мать или сестра будут высказываться против партии, вы обязаны лично донести на них. — Конечно, — ответила она. Ни матери, ни сестры у нее нет. А если бы и были… сейчас для нее имел значение только один-единственный человек. — Знаешь, что забавно? — продолжал тем временем Инспектор. — Я ведь точно знаю, о чем ты думаешь. — Что вы хотите сказать? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Ты думаешь о том единственном человеке, которого никогда не предашь. Все так думают. Всегда есть кто-то единственный. — Я не совсем понимаю… — И тем не менее, все доносят. Месяц, год спустя, когда на них доносят, — а всегда есть тот, кто донесет, — своих единственных тащат сюда. Граймс молчала. — Впрочем, это не важно. Убеждай себя в чем хочешь. Ты заступаешь на работу, завтра представишь первое донесение. — Хорошо, — ответила она. Голос ее оставался твердым, но внутри что-то сломалось. «Инспекторы врут, все вокруг построено на лжи…» Но перед мысленным взором теперь проплывала одна и та же картина — как она тащит Люси, а та вырывается из ее рук.