Don't Look

Не смотреть. С момента перевода Эмили в отдел, эта маленькая мантра становится ее личным правилом. Правилом, которое она нарушает с завидной и пугающей систематичностью, хотя и старается соблюдать этот принцип всеми силами. Она не понимает причину, из-за которой у нее не получается игнорировать его взгляд, учитывая, что он сам, как ей иногда кажется, и не смотрит вовсе. Причудливо изгибает голову и прищуривается; или бросает долгий взгляд из-под линз солнечных очков, слегка приподняв брови, но почти никогда не смотрит прямо в глаза. По крайней мере, ей так кажется. Она не понимает, что ее бесит больше: его неспособность смотреть открыто или же ее неспособность прятать собственный взгляд. Но Эмили старается. Старается не смотреть. И абсолютно, совершенно, беспомощно проваливается: физическая осязаемость его взгляда (он же не смотрит!) посылает стаи мурашек вдоль позвоночника и сдавливает горло стальной цепью, мешая дышать. Она пытается не замечать, что его глаза похожи на море во время шторма - слишком переменчив их цвет, с бирюзово-стальными отблесками вокруг радужки. Она силится не думать о шраме над его левой бровью, походившем на простую морщинку, если бы не слишком глубокий отпечаток на коже. Она чертовски старается в принципе не допускать в свою голову мыслей о новом начальнике, но с треском проваливается в данном начинании. Эмили не может понять, что с ней происходит. Джеймс Касл выбивает ее из привычной колеи, казалось бы, даже не пытаясь, и это бесит её; заставляет тайком вдавливать ногти в ладони, сжимать кулаки до белесых от напряжения костяшек, чтобы хоть как-то избавиться от наваждения. Не смотреть. Не смотреть. Не смотреть. Эмили твердит это ночами; исступленно вдалбливает в кору головного мозга. И ожидаемо терпит фиаско - все равно смотрит. Она видит очаровательную, обманчиво-ленивую улыбку затаенного хищника, от которой у него вокруг глаз собирается паутинка веселых смешинок, а у нее - ком встает в горле. Она видит искреннюю галантность с капелькой флирта, когда он открывает двери, чтобы она могла пройти внутрь первой. Она видит неподдельную заботу в том, что начинает обнаруживать чашку любимого кофе на своем столе каждое утро. Он раздражает её. Этим флиртом, этой галантностью, этой заботой. Он раздражает её своей манерой носить солнцезащитные очки. Он действительно раздражает ее. Но ей интересно. Ей интересно, чем вызвана столь острая необходимость прятать глаза. Ей интересно, почему он прикидывается шутовским клоуном, когда на самом деле, не является таковым. У него отличное чувство юмора, конечно. Разве что, иногда раздражающее, иногда неприличное. Но он гораздо серьезнее, чем хочет казаться. Джеймс Касл носит очки и маску. Первое - фактически, второе - метафорически. Эмили интересно, что он скрывает и за тем, и за другим. Он часто ночует на работе, предпочитая офисный диван собственной квартире. Торн то и дело, против воли наблюдает за повторяющейся по ночам картиной - заместитель директора Джеро тихонько проскальзывает в кабинет Джеймса, чтобы осторожно накрыть его пледом, стараясь при этом к нему не прикасаться. Сделав это, Дженнифер практически всегда отворачивается к окну и закрывает глаза, тяжело вздыхая. Она не может не наблюдать за ним, не следить за его движениями и поступками, не присматриваться к его настроению и повадкам. Поэтому она замечает шрамы, прячущиеся под ремешком часов. Она замечает, что эти шрамы опоясывают его руки почти до локтя, и не может взять в толк, почему упустила их из виду раньше. Она застает его, все еще сидящего в офисе поздней ночью, но почему-то не решается войти. Вместо этого прячется в тени приоткрытой двери. Она завороженно наблюдает; не хочет - но смотрит. То, что она видит, повергает ее в состояние немого оцепенения, граничащего с парализующим шоком. Джеймс сидит на диване: сидит, согнувшись пополам; рычит, сжимая голову ладонями, раскачиваясь, словно пытаясь преодолеть давление, стремящееся размозжить все его существо о журнальный столик, за которым он обычно работает. Он со всей силы бьет по столу ногой - мебель громко переворачивается, со звоном приземляясь ножками кверху. Осколки разбившейся кружки из-под кофе разлетаются по полу вкупе с ручками и карандашами. Торн мимолетно, - и, кажется, совершенно неуместно, успевает мысленно поблагодарить Бога (или кого угодно, там, наверху), что на столе не оставалось ничего важного или связанного с работой. Джеймс вновь рычит - звук исторгается из него сквозь крепко сцепленные зубы. Эмили вздрагивает, едва не выдавая свое присутствие. Ей хочется бежать к нему, но она сознательно примораживает себя к месту, боясь издать хотя бы звук. Смотрит. Смотрит. Смотрит. Но не двигается с места. Она видит, как Джеймс с трудом, дрожащими руками, извлекает из кармана нечто, слишком похожее на лекарство, отпускаемое по рецепту. Смотрит, не в силах оторваться, как он судорожно закидывает в рот горсть таблеток и глотает их всухую, обходясь без воды. Эмили смотрит. Смотрит на то, как его кулаки постепенно разжимаются; как напряжение уходит из его тела, сменяясь дрожью и слабостью. Смотрит, как он с трудом доходит до дивана, растягиваясь во весь рост и закрывая глаза рукой, словно слабый свет настольной лампы режет ему глаза. Она не хочет, но смотрит, как его грудная клетка дергается от слишком частого дыхания. Смотрит, как его тело расслабляется и Джеймс засыпает. Торн старается не обращать внимания на свои дрожащие колени, когда медленно пятится назад от двери. Она не сопротивляется желанию убежать в темный и пустующий спортзал, чтобы там обессиленно сползти по стене в попытке пересилить стук собственной крови в ушах. Она не знает, почему увиденное так потрясло ее. Она догадывается о причинах, но ей страшно даже думать об истинных корнях возникшей проблемы. Когда она решается бросить мимолетный взгляд в сторону его кабинета следующим утром, то обнаруживает, что сломанный ночью журнальный столик магическим образом успел смениться новым, а следов былого беспорядка нет и в помине. Новая чашка для кофе, аккуратно разложенные письменные принадлежности, ноутбук в углу - все стоит на своих местах. Сам Джеймс делает вид, будто ничего не произошло: Эмили вовремя вспоминает, что он не в курсе того, что она видела прошлой ночью. - И как Кэрри это делает? - кидает вместо приветствия Эйдан, смотря в ту же сторону, что и Эмили. - Что? - переспрашивает она, но Джейн уже исчезает где-то в недрах офиса. Эмили старается внушить себе, что ее совершенно не интересует, кто такая Кэрри. Получается, мягко говоря, отвратительно. Она думает о том, что пора звонить Нолану - все зашло слишком далеко. Нолан появляется сам. Он сваливается как снег на голову, просто материализуясь прямо посреди офиса в своем любимом стиле богатого, скучающего гения. Он сверкает глазами и упрекает ее, ласково, но со своим обычным апломбом: - Я тут недавно выяснил, что моя любимая девочка отправилась развлекаться без меня. Не соизволишь объясниться? Что толкает её изобразить из себя влюбленную дурочку, Эмили не может объяснить не только себе, но и Нолану. Она кидается Россу на шею, стоит ей только уловить приближение Джеймса периферийным зрением; сдавливает Нолана в объятиях, рискуя сломать ему ребра: тот ошеломлен, но достаточно сметлив, чтобы подыграть ее маленькому фарсу. Эмили не знает, чего, собственно говоря, добивается, но Джеймс мимолетно сжимает челюсти; едва заметно, прежде чем пожать руку Нолану. - Вау! А это и есть местный Джеймс Бонд? – Нолан приветливо протягивает руку, которую Джеймс пожимает исключительно аккуратно, с явным желанием перемолоть все косточки до единой. – Нолан Росс, можно просто Нолан. Гений, миллионер и друг этого очаровательного создания. Торн не находит лучшего способа заткнуть его, кроме как поцеловать и затащить в лифт под округлившимися взглядами остальных. Когда они остаются одни, надежно скрытые толстыми дверями лифта, Нолан, еще не отошедший от шока, смотрит на нее так, словно она лишилась рассудка; Эмили злорадно думает, что чувствует себя именно так. - Я, конечно, счастлив, что ты настолько рада меня видеть, но, какого черта сейчас было, Эмс?! - Я не знаю, - честно отвечает Торн. Нолан являлся чуть ли не единственным человеком на планете, которому она никогда не могла солгать. - Я лишь хотела посмотреть... Эмили не заканчивает предложения, когда осознает, что озвучила пугающую правду: она хочет смотреть.