imfninlvwthbron

Брендона пробивает дрожь, когда он кладёт ладонь на ширинку своих штанов, сжимая член, и да, он, блять, сумасшедший. Он стоит посреди коридора, прижавшись спиной к стене, чувствуя, буквально, в двух шагах дверь своей гримёрки. И представьте, насколько долго всем пришлось привыкать к этому дерьму, что называется: «Брендон Ури делает всё, что ему угодно, и когда он этого только пожелает» (пунктика про то, что есть какие-то определенные места, где этого делать, серьезно, не стоит — нет, но катись оно всё лесом, если он просто не знает слов: «нет», «нельзя», «иди-нахуй-брендон», и последнее, к слову, он даже ни разу не слышал). Особенно долго с этим не мог смириться Даллон Уикс, считающий, что вседозволенность, в случае Брендона, не такой уж и пиздец, но всё же. Чокнутым он не был, а если и был, то только в окружении очень близких друзей или с той отговоркой, что, ну, мне можно. Потому что если бы кто-нибудь из паники хоть когда-нибудь ввязался в серьёзный спор без участия Ури (что все споры обрубал на корню, будто затыкая уши и начиная очень громко делать это тупое «ляляляляля, я ничего не слышу»), то они бы использовали единственный аргумент: «Я дружу с Брендоном Ури, и что ты мне теперь сделаешь, придурок?». И хоть дружбу Уикс с ним водил довольно поверхностную, ведь они редко когда реально отрывались (?) вдвоем, но выпить друг с другом любили. Так что Даллон мог с гордостью заявить: — Прикиньте, ребят, я дышу с ним одним воздухом, и он даже пытается интересоваться моим мнением. Что, как ему кажется, звучало бы пиздецки жутко, но он в этом не виноват. С Брендоном всё становилось жутким*, так что это просто тупые обстоятельства, от которых он, вроде как, наконец начал хоть немного получать комфорт, но вдруг это рушится в один момент, когда он видит его, тупо стоящего у белой стены в самом конце их комнат, и пытается вспомнить хоть одну причину, зачем он сюда пришёл. Ах, да, их гримёрки почти всегда напротив. И номера в отеле. И, блять, кровати в автобусе друг над другом, потому что, вероятно, любой другой бы просто задушил Брендона. С Даллоном же у него была какая-то негласная договоренность о неприкосновенности, и они просто не лезли в чужие трусы. Брендон же сейчас, с одной прекрасно известной целью, лез в трусы к себе посреди ёбанного коридора, в котором ни души (потому что его душа уплыла вслед за той душой, которая, определённо, уже горит в аду), и просто какого хрена. Даллону придётся снова привыкать к тому, что такое может произойти в любой момент, и он даже благодарен, что это не началось прямо на сцене, ведь что-что, а в этом они преуспевали оба. — Ты норм, вообще? Он кивает, открывая глаза и продолжая толкаться себе в руку. Он не снимает джинсы, он не растегивает замок на них, просто толкается себе в руку, выдерживая некоторые паузы, просто открывая и закрывая рот. Брендону абсолютно точно плевать на случайного зрителя, потому что он, кажется, идиот. Идиот, у которого слишком много незаслуженного внимания. — Даллон… — Даже дыхание не сбилось. Просто сексуальный монстр какой-то, раз для него это так, в порядке вещей. Он сощуривается, прослеживая за его рукой. — М? На самом деле, он так жалеет, что когда-то с этим связался. — С хуя ты пялишься? И это немного стопорит его, будто какой-то рычаг дёрнули, он реально смотрит на штаны Брендона, потом ему в глаза, а затем делает шаг: то ли в сторону своей гримёрки, то ли в сторону двери напротив, за которой почему-то дрочить не представлялось возможным, раз он стоит тут и видит вот это именно сейчас. — Может потому что ты, эм, стоишь здесь, и…? Он выдыхает. К этому Даллон уж точно не был готов. И ему определённо точно говорят: — Боже, блять, мой, просто перестань мямлить и вали, если тебя что-то смущает. — Взгляд прямо в глаза, Брендон с каждым движением ладони всё чаще ударяется головой о белоснежную стену в попытке расслабиться, как самый обычный человек. Если бы его это смущало, то он давно бы заперся в своей гримёрной и начал реветь, не понимая, куда попал. Но это «если» сбивало его с толку, просто потому что это значит, что здесь есть какой-то выбор, который он, кажется, не совсем уловил, и можно отмотать назад? Даллон долго моргает, оглядываясь по сторонам, в надежде найти какую-то надпись на облезлой штукатурке или цифровой код, который откроет ему дверь, хоть он и не чёртова Лара Крофт, чтобы заниматься подобным (ну там, разгадывать тайны гробниц и пещер. Это так звучит, какого хуя?). — А если меня смущает ничего? — Пытается он подступить издалека, чтобы хоть что-то стало понятнее. Брендон матерится себе под нос, закатывая глаза, а затем тупо пялится на басиста-по-вызову, оглядывая его с ног до головы и наращивая темп. Ладно, хорошо, это уже немного совсем кромешная задница, и у него на полном серьёзе по спине стекает капелька пота. Он выдыхает и вдыхает снова, делая ещё шаг вперёд. Его намерения всё ещё непонятны ему самому, и Даллон видит, как чужой взгляд, направленный на него, сползает чуть ниже, утыкаясь в напольную плитку, снова возвращаясь к нему, и становится даже как-то не по себе, потому что, ну, знаете, когда на вас дрочит чёртов Ури, невольно хочется губки накрасить, причёску поправить да в зеркало взглянуть напоследок. Он запускает руку в волосы. Брендон сжимает пальцы в кулак, бездумно поглаживая свой член через толстую джинсу, и теперь никто не знает, сколько времени уже прошло, но его рот, его губы шевелятся. — То не стой столбом, идиот, — это даже не звучит обидно, — тебе же вроде не четырнадцать. И это сейчас довольно спорно, потому что он абсолютно точно чувствует себя на четырнадцать. За тем исключением, что ему реально предлагают что-то, что противоречит его только-что-придуманному кодексу чести, но Даллону не нужно повторять дважды. Если Брендон попросил — Брендон получит. Может, даже не попросил. Предложил. Но какая, нахуй, разница? Он не смеет отказываться. Теперь его маршрут предельно понятен, даже планировать нечего. И если бы Ури самодовольно не усмехался, это бы вряд ли был Ури, потому что, о, да, он чувствует, что победил в этой схватке. Хотя никакой борьбы и не было, никто не знал правил, а какой идиот будет играть в игру без правил (и у вас даже есть ответ). Даллон подходит близко, но не забирает у солиста свободного пространства, и со стороны даже кажется, что они просто разговаривают. Он без предупреждения кладёт свою ладонь поверх ладони Брендона, просто отодвигая её в сторону, на что тот реагирует как-то странно, и с его губ срывается непонятное шипение, но он не останавливает его. Чужие, уже более длинные пальцы почти со знанием дела прощупывают твёрдую и плотную ткань, из-за которой сам хозяин руки не чувствует ничего необычного, поэтому приходится ориентироваться почти вслепую: он смотрит парню в глаза, пытаясь уловить его реакцию. Брендон кажется совершенно невозмутимым: да, чуть покрасневшие щёки, да, приоткрытый рот. Выдыхает он рвано, дёргается под чужими руками и в какой-то момент начинает подстраиваться под ритм Даллона, толкаясь уже в руку ему, пока тот позволяет себе растегнуть ещё одну пуговицу на белой рубашке, пропитанной потом и всем, чем обычно пахнут такие рубашки. Стиральный порошок. Обычный. Он наклоняется ближе к его шее, чтобы вдохнуть, но чувствует только собственный запах. Сколько длительных контактов у них было на сцене в районе шеи Брендона? Вроде, три. Где-то около трёх, да. Теперь вместо стены голова парня встречается с такой же белой рубашкой, что, скорее всего, будет пахнуть очередным лосьоном для волос. Он позволяет пальцам давить ещё сильнее, пока в конце концов не образует из ладони полукруг, проводя ей вверх и вниз, наращивая темп. Его рука уже горит от царапающей джинсы, он даже не чувствует движения под ней. Ровным счётом ничего, кроме матерящегося перед ним парня — всё более, чем в норме. Если он подрочит Брендону Ури, будет ли это считаться изменой? Он так не думает. Ведь кто бы не подрочил Брендону Ури, особенно, если он добровольно на это согласился (если никто об этом даже и не просил). Правильно, Спенсер Смит, что самостоятельно бы распинал их по разным концам здания, при чём одновременно. Спенсер не любит всей этой чепухи (Даллон понятия не имеет, о чём именно говорит. Скорее всего о дрочке солистам всем известных групп, когда у самого семья и дети). Он наклоняется, утыкаясь носом в висок, где чувствуется бешеная пульсация, и ему кажется, что его сердце сейчас ничем не лучше. Даллон останавливается, закрывает глаза и сглатывает непонятный комок в горле, всё ещё сжимая чужой член в ладони. — Может, не лучшая идея делать это здесь? Он нервно хихикает, когда не чувствует давления там, снизу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не начать двигаться самому. — Не лучшая идея делать это на сцене. Но если тебе так принципиально… Брендон, буквально, заталкивает его за свою дверь, и Уикс на автомате закрывает её, поворачивая ключ. Ведь Уикс — такой Уикс. Парень занимает то же положение, что и в коридоре, но ноги раздвигает уже шире, а Даллона тянет на себя, чтобы тот стоял прямо напротив него. Долго бабочку не отпускает, натягивая её всё ближе к собственному лицу, пока их носы не сталкиваются, и Брендон чуть отстраняется. Отличная перспектива сегодня светит ему. Просто суперская. Нет бы самому себе подрочить — он по чужим гримёркам гуляет. Ладонь снова на исходной позиции, но Даллон решает, что этого реально мало, а потому медленно тянет собачку замка вниз, затем растёгивая пуговицу. Они никуда не торопятся, и Брендон даже почти лениво освобождает ещё несколько дюймов своей кожи. Так, хорошо, на нём есть бельё. И, оукей, он будет продолжать то, что делал раньше. Прислоняясь лбом ко лбу, они одновременно тяжело вздыхают, и Даллон уже может видеть очертания чужого органа под трусами. Он оттягивает их резинку, резко отпуская её, проделывает это ещё раз под еле слышное одобрительное мычание. Надавливает ладонью прямо на член, прижимая его к телу Ури, что чем развратнее, тем выигрышнее смотрится. Пальцы в ход пускает чуть позже, проводит указательным, нащупывая головку, медленно, растирая её, задевая нежную кожу и обжигая тканью. Затем ведёт ниже, добавляя ещё два, упираясь прямо костяшками у основания. И снова вверх ведёт, с каждой секундой всё сильнее давит, ускоряя темп. Брендон издаёт что-то наподобие «м-м-пф», срываясь в конце на фальцет, и Даллону в голову даёт. Никто из них не пил даже. Он кольцует пальцами член, натягивая ткань, отчего резинка сползает ниже, и можно даже видеть его некоторую часть. Разумеется, движение продолжается, но это чувствуется как дрочка в сухую, из-за чего Ури сжимает губы, затем разжимает их снова, и они образуют идеальную О, которая впечатывается в мозг так сильно, что уже хер там забыть; картинку, стоящую перед глазами, прогнать не получится. Даллон, наконец, чувствует результат между пальцами, сужая кольцо. — Ты же сам себе дрочил, да? И он почти засмеяться ему в лицо хочет. Конечно, он, блять, дрочил самому себе. Другое дело, конечно, коллеге с этим помогать. — И на тебя, — совершенно спокойно заявляет он, чуть приспуская бельё, чтобы видеть немного больше, и как он, блять, до такого докатился. Брендон перехватывает его запястье, сначала снимая кольцо с безымянного пальца, а затем плюёт ему на руку, проведя по ней языком. И вообще, обведя каждый палец, вылизав каждую фалангу. И смотреть продолжает, снова на ладонь плюнув. Затем опускает трусы ещё ниже, полностью открывая Даллону доступ, чем тот пользуется… и довольно неплохо. Очень даже неплохо. Какого хера, Уикс? В кулак сжимает, пропуская член через длинные пальцы, потом головка снова исчезает из виду. Доводит до основания, поднимает снова, большим пальцем проводит по небольшому углублению, снова ладонью каждую вену чувствует, словно бухой (да так, что вусмерть). Брендон машет ручкой самому себе и стонет. Типа реально стонет. И навязчивые идеи начинают мелькать прямо перед глазами, отчего реветь хочется, словно он — девчонка какая-то. Ури времени совсем не теряет и уже освобождается от рубашки совсем, а затем и пиджак чужой стягивает. Чтобы до плеч дотянуться, приближается, вынуждая остановиться, затягивает в незамысловатый поцелуй, проталкивая язык в горячий рот. И почему-то Даллону это изменой до определенного момента не казалось. Сейчас ему тоже не кажется. Он просто знает, что это, блять, самая настоящая измена, но, боже, этот острый язык ёбанного Брендона Ури. Хуй со всем, серьёзно. Он отстраняется, шепча ему прямо в губы: — Пиздецки хочу тебе отсосать. Он не знает, почему. Просто идиот, наверное. Просто потому что эти стоны. Спенсер бы повесился нахуй. Даллон, кажется, после этого всего сделает то же самое, но сейчас он опускается на колени, сжимая чужие бёдра. В глотку себе запихивать не обещает, конечно, но подразнить — с радостью. Языком сначала по головке проводит, ориентируясь лишь на то, как хотел бы, чтобы отсосали ему, затем спускается ниже, носом пересекаясь с членом, который уже и так весь в слюне Брендона. Он возвращается к тому, с чего начал и заключает в рот где-то с пару дюймов его органа, образуя вакуум. Он в порно видел. Ури в восторге дрожит под ним, запуская пальцы в непослушные волосы. — Вот блядство… Даллон. Отлично, они зашли уже слишком далеко, чтобы останавливаться, поэтому он просто ласкает его языком, с хлюпающим звуком выпуская его из плена своих губ. Брендон думает, что попытаться подрочить в общем коридоре, где почти никто не ходит, было идеей на миллион, когда мужчина заглатывает член наполовину, продолжая работать тем, чем у него просто отлично получается работать. Конечно, неумело. Брендон делает минеты в сотню раз лучше, но это чёртов Даллон Уикс, который почти ненавидит его за тупое поведение. Если тупое поведение приводит к вот такому, то он будет ублюдком пожизненно, серьёзно. Это лучше, чем дрочить. Определённо. В сотню раз. И это абсолютно точно единственная ситуация, в которой этот мистер я-чёртов-жираф-и-горжусь-этим может быть ниже хоть чего-то в этой комнате. Хоть кого-то в этой комнате. В белых джинсах на грязном полу. В белых, блять, джинсах, Даллон, какого чёрта. Позовите сюда Спенсера, чтобы он отвесил ему пару пощёчин. И довольно сильных, чтобы уж точно всю эту дрянь выбить. И если бы он только знал… Потому что на Брендона ему, ровным счётом, было бы попросту плевать. Он бы просто покачал головой, скрестил руки на груди и замолчал. «Помни, неприкосновенность и спокойствие…» Даллона бы на куски разорвал и разревелся бы над ним, как над больным ребёнком. А он больным точно не был, и, к слову, единственным ребёнком, который больно рано повзрослел, здесь был, ну, тот самый парень, у которого огромный лоб (и такой же язык с остриём на конце). И в этих мыслях он поднимает красные уставшие глаза прямо на него. Он продолжает, губами плотно обхватывает член и делает слишком медленные мелкие движения, не способный ни на что больше. Вероятно, ему бы понравилось, если бы с ним делали ровно то же самое. Брендон проводит пальцем по его щеке, чувствуя, как собственный орган упирается прямо в тонкую кожу. Сталкиваются взглядами ровно через минуту, через такой же временной промежуток, Ури кусает свою щёку изнутри, проводя тем самым языком по пересохшим губам. — Если я кончу тебе на лицо, то… Теперь Даллон полностью отстраняется, поднимая одну бровь, будто оказался совсем не в то время не в том месте, и вообще, это не его, ему подкинули. — То ты отхватишь от меня. И это всё, на что хватает запаса его огромного словаря «Как общаться с Брендоном Бойдом Ури, Том первый» к вопросу о том, что он может позволить себе как угрозу. Почти ничего. Только это и на словах, что сейчас он даже произнести не может, занимаясь тем, что отсасывает мужчине около тридцати, будучи… остановимся на том, что на этот момент он — полный идиот. Да, этого будет достаточно на первое время. Из чужого рта вылетает виноватый вздох, когда он снова проводит языком по всей длине члена, наконец понимающий, как это должно работать. Определённо, не тот навык, которым стоит гордиться, но хоть что-то. Хоть что-то, чем можно (точно нет. Даже не пытайся) похвастаться перед друзьями. Губы снова превращаются в подобие одной всем известной буквы, и челюсть начинает сводить от того упорства, с которым он пытается доставлять хоть немного удовольствия. Брендон пускает руку в путешествие по всему телу, совершенно случайно задевая волосы на чужой голове и совершенно невинно толкаясь в податливый рот. Ладонь аккуратно отстраняет Даллона за подбородок, тянет выше, пока он не останавливается, согнутый лишь на четверть, чтобы его лицо было на одном уровне с покрасневшим, но довольным. И это даже льстит. Немного больше, чем должно, но продолжает это делать даже когда пальцы проскальзывают прямо за губы, и шершавый язык проводит по ним. Затем Брендон собирает слюну с подбородка мужчины и скользит вниз, прямо к члену, который всё ещё требует себе внимания. Пока он проделывает заключительные движения, содрогаясь, удерживаемый лишь чужой рукой, сжимающей его бок, ему в бедро продолжает упираться эрекция того, кто просто не хочет это признавать… действительно постанывая от желания. И Ури не собирается этому противиться, свободно проникая в штаны, делая движения, которые спокойно можно назвать отточенными до мнимого идеала. Его пальцы знают, что делать, а Даллон просто натерпелся, а потому кончает он почти одновременно с Брендоном прямо в свои всё-ещё-белые-джинсы-с-чёрными-коленками-и-мокрым-пятном-в-районе-ширинки. Обе руки солиста в сперме прямо сейчас, и он слышит, как Спенсер говорит что-то про то, что он, наконец, оказался в своей естественной среде обитания. Брендон излился прямо себе в кулак, и Даллон сделал точно то же самое. Пиздец. В довершение к этому Уикс стонет, и можно даже подумать, что кто-то вызвал дешёвую шлюху. И это так, но её никто не вызывал, она пришла сама. Готова, кстати, также уйти, позвонить своей жене и разреветься прямо в трубку (разумеется, не рассказывая об истинных причинах), пока парень не тычется носом ему в щёку, оставляя влажный поцелуй на приветливо раскрытых губах, потому что знает, что если кое-кто заревёт, Бриззи лишь сочуствующе покачает головой, даже не делая скидки на то, что её прямо сейчас никто не видит, и знает ли она, что такое сотовая связь и как она работает, вообще. Определённо, нет. Определённо, Даллон Уикс в полном дерьме. Определённо, Брендону Ури плевать на это хотелось. Определённо, неопределённо. — Я просто… Блять. Он без труда вытаскивает свою руку из горячего плена чужого члена и грубой джинсы, имея лишь желание помыть руки и рот Даллона мылом. — Просто иди в туалет и умойся, оукей? И ему кивают, отходя от злосчастной стены, на которой осталось лишь два потных пятна. Они имеют общее желание выпить, когда приводят себя в порядок, и Брендон позволяет поцеловать себя в качестве утешения, когда они слишком лениво шагают к бару. Спенсер лишь понимающе кивает, выходя им на встречу. — Брендон, застегни рубашку нормально. — Я в курсе, что мне стоит причесаться, — опережает его мужчина. И как хорошо, что он переоделся. — А ещё у меня есть мятная жвачка, — говорит солист, вытаскивая её из упаковки и самостоятельно закидывая Даллону на язык, а потом просто пытаясь справиться с пуговицами, которые выглядят немного потрёпанными, и Уикс ловко помогает ему с этим. — Как там детки поживают? Ури показывает ему средний палец, чисто по-дружески толкая басиста в бок локтём. Это точно тот уровень отношений, на который никто из них ни разу не заходил. Спенсер Смит находит это удивительным.