Позови меня по имени

Люди называют это лучшим в мире чувством. Оно заставляет что-то переворачиваться у вас в животе, от него подгибаются колени, а в груди все взрывается от произнесенного кем-то вашего собственного имени. Для Джона все это звучит как повод вызвать неотложку. Нет, вы не в первый раз слышите его. Вам известно собственное имя. Но только вам, и больше... никому. Даже родители не знают настоящего имени. Вообще-то, не они его давали вам. Оно просто изначально у вас было. Всем известно про имена. Множество примеров в учебниках и все такое, но никто не знает личного имени. Можете хоть тысячу раз прокричать его, но окажетесь единственным, кто услышит. Напишите на чем угодно, однако буквы будут непонятны для чужих глаз. Отправьте в сообщении, но имя будет размытым. Это самая большая тайна для всех. Единственный человек, который в состоянии услышать, увидеть и узнать ваше имя — родственная душа. И в данном случае речь не о дружеском единомыслии, а именно о вашей второй половинке. Хотя даже это понятие притянуто за уши. Ведь не все влюбляются одновременно, и не всегда с первого взгляда. Мало кто влюбляется в того, в кого должен. И порой люди имеют больше одной родственной души. Такое происходит не часто. Крайне редко получается найти даже одного человека, кроме вас, который знал бы ваше настоящее имя, но именно это и случилось с Джоном. В университете он сходил на парочку свиданий с девушкой. Он называл ее «любимая», потому что... ну, как еще ему стоило звать ее? Джон был очень увлечен ею, как и она им. Вот тогда-то это и произошло. Они возвращались в общежитие, она держала его за руку, а потом сказала: — Я люблю тебя, Джон. Так странно было услышать свое имя. Земля не содрогнулась под ногами, и искры не посыпались, хотя именно этого он и ожидал. Просто его имя вылетело изо рта другого человека. Странно, но никаких кардинальных изменений в своей жизни он не ощутил. А потом она спросила, любит ли он ее. И воцарилась неловкость. Он представить не мог, как ее зовут. Не знал имени. Она стояла, сдерживая слезы, и беззвучно повторяла ему свое имя. Но он не слышал его. Они пытались продолжать встречаться, надеясь, что, возможно, Джон был новичком в эмоциональной парадигме их отношений, но... ничего. В тот момент, когда она произнесла его имя, возникла проблема. Этого просто не должно было произойти. После у него были мимолетные отношения, но такого, как с той девушкой, не повторялось. Хотя он до сих пор не мог думать о ее имени. Армия — не лучшее место цеплять девчонок, но он в любом случае не стремился к этому. Главное — долг перед королевой и страной, так что ему было не до имени. Некоторые думали по-другому. Вся их жизнь вращалась вокруг цели найти свою вторую половину. Кое-кто даже решался на размещение объявлений в газете. Тот, кто сможет прочитать их имена, позвонит по номеру и — вуаля! — мгновенный брак. Конечно, не все родственные души женились. Некоторые вовсе в этом не нуждались, считая связь их душ важнее официальной бумажки. Но и особого секрета из этого никто не делал. Многие набивали тату имени своего партнера. Окружающим она виделась в тумане, но зато все знали, что владелец татуировки не свободен. Некоторые имели привычку слишком часто называть имя своего партнера — своего рода кинк, — в общественных местах, и тогда это звучало как тарабарщина. Джон не слишком задумывался об этом. С момента возвращения из армии его мысли главным образом вертелись вокруг войны. Примерно в это же время он встретился со Стэмфордом, который познакомил его с Холмсом-младшим. Мистер Холмс был восхитительным. Совершенно удивительным. По-настоящему гениальным. Довольно скоро они превратились в доктора Уотсона и мистера Холмса, которые брались за самые сложные дела в Лондоне: раскрывали убийства и ловили преступников. Джон обнаружил, что он не так уж стремится — или имеет времени — искать того, кто знает его имя. Мистер Холмс занимал каждую свободную минуту. Он в любом случае не стал бы ничего менять. Они много лет жили вместе, и Джон изучил своего соседа как облупленного. Знал, когда Холмс оказывался в тупике, когда ему было больно, когда он был счастлив или раздражен. Но лучше всего знал, когда тот вел себя с ним как мудак. В один из таких моментов Холмс разбил его любимую чашку и оставил осколки на столе, чтобы он их нашел. В тот день Джон особо нуждался в чае. Находка в виде остатков его любимой чашки, а затем и обнаружение всех чашек в доме покрытыми черной пылью неизвестного происхождения привело Джона в ярость. Он протопал к спальне Холмса и забарабанил в дверь. — Открой дверь! Помоги мне Бог, ты выйдешь и скажешь, что все это означает. Перестань прятаться в своей комнате и открой чертову дверь! Шерлок! — Она открыта, Джон. Джон ощутил всплеск адреналина, когда ярость полностью захлестнула его. Он дернул ручку на двери, которая — он был совершенно уверен! — до этого была заблокирована, и влетел в комнату. — Ты, черт возьми, больше никогда не сотворишь подобное, Шерл... о, Боже. Ты только что... — Возможно, поэты были правы о мире, который плыл перед глазами, и воздухе, застревавшем в легких. — Ты назвал меня Джоном. — Долго же до тебя доходило, — усмехнулся Шерлок, лежа на полу, не удосужившись даже повернуться. — Я только что назвал тебя Шерлоком. — Почти дошло. — Но я... это твое имя? — Именно. — Я... Ты... Но ты... ты... — Джон почувствовал, как уходит из-под ног земля, когда секрет раскрылся в очевидный факт. — Ты знал. И давно? Давно ты знаешь? Шерлок повернулся лишь настолько, чтобы продемонстрировать легкую ухмылку на лице — кто-то даже мог бы назвать это намеком на улыбку. — С момента нашей встречи. — ЧТ... — Джон был слишком ошеломлен, чтобы издать что-то большее, чем вздох. — Как? — Я вычислил. — Ты не можешь вычислить имя. — Могу. — Нет, черт возьми, не можешь... Или можешь? Шерлок? — имя звучало непривычно, словно иностранное. Оно так чудесно перекатывалось на языке. Он повторял его снова и снова, и каждый раз выходило по-разному. — Шерлок. Шерррлок. Шерлок. Шерл... — Джон, — сказал Шерлок и звук его имени заставил сердце Джона заколотиться — громко, так, что казалось: оно выскочит из груди. — Заткнись. Джон засмеялся. Счастливым, безумным смехом, который рассеял морок, и Джон смог обойти вокруг кровати и прислониться к ее ножке рядом со своим другом — лучшим другом и родственной душой. — Ты знал все это время и молчал. — Спустя все это время ты, наконец, сказал.