Не тай, мой снег

Волосы Наоми пахнут свежестью и зимним утром. Джуничиро любит эти запахи с самого детства, ведь именно там затерялись все счастливые воспоминания: о крошечном, но уютном домике, о молодых родителях, о стареньком деде, учившем наслаждаться каждой мелочью вокруг: искристым снегом, чужой улыбкой, любым прожитым мигом. И о таких маленьких руках сестры, кропотливо и заботливо согревающих озябшие щеки. Кажется, с той поры они стали еще более ласковыми. До неправильности, с точки зрения всех окружающих, но разве Джуничиро хоть когда-то заботило их мнение? Теперь у него осталась только Наоми, а все остальное растворилось в прошедших днях. Исчезло навсегда, совсем как создаваемые способностью иллюзии. Кончики темных волос все еще влажные после душа, но уже успели завиться ровными кольцами — так приятно пропустить их меж пальцев. Обернутое вокруг талии пушистое полотенце ужасно напоминает первый, пока не тронутый шагами снег, но Джуничиро прекрасно знает, что на ощупь оно мягкое и теплое. Совсем как светлая кожа Наоми, к которой слишком хочется прикоснуться. Какая же она все-таки красивая, его Наоми, какая соблазнительная. Особенно с этими озорными искорками в глазах — ну точь-в-точь блеск солнца меж густых ветвей. Джуничиро делает вдох и замирает, любуясь. — Кажется, ты далеко не весь просыпаешься сразу, братик, — смеется Наоми. И, медленно прогибаясь, наседает сверху. От ее запаха щекочет под ложечкой. Джуничиро сам тянется вперед, скользит руками по мягкой пушистой ткани, обхватывает за талию. Солнце во взгляде Наоми разгорается ярче. — Ты разбудишь кого угодно! — шутит Джуничиро в ответ, слегка вскидывая бедра и теснее притираясь ими к ногам уже удобно устроившейся сверху Наоми. Ее довольная улыбка ослепляет еще сильнее. Это все — настоящее, внушает себе Джуничиро, неторопливо, будто страшась неловким движением развеять чары, привлекая Наоми к себе. Расслабиться не выходит, пальцы сводит дрожью, стоит им нащупать аккуратно подоткнутый уголок полотенца. Джуничиро не покидает ощущение, что он и вправду до сих пор спит. Иначе как можно объяснить то, что он добровольно впутал Наоми в свою работу, далеко не такую безопасную, как приходится иногда привирать. Выходит, даже то, что у них с Наоми все идеально — тоже иллюзия. Оба они работают на Детективное Агентство, а, значит, невозможно с точностью предсказать, что же дальше с ними случится. Не пострадают ли они в итоге, не погибнут... Не потеряют ли друг друга? Лучше уж умереть, чем добровольно отдаться во власть такой судьбе. Нужно только найти в себе силы, забыть о коллегах и друзьях, написать заявление об уходе, и тогда... Наоми осторожно стискивает между ног уже затвердевший член. — Ты что-то хотел сказать, братик? — сладко уточняет она. Джуничиро жадно и сорванно выдыхает. Он точно успеет сделать это и завтра, когда истечет заслуженный выходной. Тогда-то больше не придется подвергать риску все самое дорогое, что осталось рядом. В конце концов, работы может быть сколько угодно, а любовь у него только одна. И в этом Джуничиро уже давно убедился — больше его в этом мире не привлечет никакая другая женщина. Такой он человек, ценящий по-настоящему лишь то, что существовало рядом еще до самой первой иллюзии. Бледные снежинки кружатся с потолка на смеющуюся Наоми, плавно, словно россыпь алмазной пыли. Сияют на отливающих ночью волосах, на обнаженных крупных сосках — нежно-розовых, словно бутоны азалии. Под кустом с такими же цветами в небольшом саду у дома они с Наоми когда-то вдвоем прятались, мечтая о счастливом будущем. Тогда-то, кажется, Джуничиро впервые эгоистично захотелось оградить их от всего остального мира — да хоть морозным ветром, что частенько скребся по углам комнаты особо холодными ночами, а Наоми, такая теплая и мягкая, сама забиралась под одеяло и ложилась рядом. Джуничиро был готов убить любого, кто осмелился бы без спросу потревожить их. Да и сейчас, в общем-то, ничего не изменилось. Наоми стонет и опускает ресницы. Ерзает, прижимаясь сильнее, и сама скользит пальцами вниз: по груди, по слегка выпирающим ребрам, поджатому животу, бегло касается мягких, увлажненных складок, прежде чем обхватить член Джуничиро уже всей ладонью. — Ну что же ты такой хмурый, братик? — словно бы удивляется она и плавно опускается сверху. — Давай я развеселю тебя. Не тай, мой снег, хочет шепнуть Джуничиро, не понимая, к чему вообще теперь эти глупые, ничего не значащие слова. Только его удел — путаться в иллюзиях. А Наоми... Наоми так далека от этого — так далека от мира эсперов, что желание любить ее становится только сильнее. Умело направленный рукой член легко и привычно обволакивается влажным теплом. Наоми снова стонет, пронзительно и громко, с неловкостью делая несколько пробных движений. И тут же — склоняется, пытаясь коснуться своими губами губ Джуничиро. Рассыпавшиеся по ее плечам волосы прохладой мажут по лицу Джуничиро, заслоняя свет. И весь мир словно иллюзия тает в этом полумраке. Но Джуничиро совершенно не замечает этого, лишь теснее вжимаясь своим телом в Наоми. Он уже забыл обо всем, кроме нее.