***
Элайджа предпочитал встречаться с Хейли в местах, где их никто не мог найти. Особенно его жена. Или папарацци, которые постоянно бегали за членами семьи Майклсон — самыми богатыми людьми в Америке. Его семья имела несколько домов по всему миру, предприятия, заводы, фабрики — всё было подвластно им. Как выразился его младший брат Никлаус: «Мир уже пал к нашим ногам. Осталось только управлять». И все Майклсоны разделяли это мнение. И маленькая подрастающая Хоуп, ничего не подозревая, становилась наследницей всего богатства семьи. — Элайджа... — раздался соблазнительный шёпот рядом с его ухом, а по щеке скользнули влажные губы. Хейли была прекрасной любовницей: стройное тело, милое лицо с карими глазами, в которых плясали чертята, и прекрасные ночи секса и похоти. Пускай она была матерью его племянницы, но Никлаус даже не думал о ней, утопая в объятиях Камиллы. А Элайдже девушка приглянулась ещё в первую встречу. — Элайджа, я хочу тебя... — её ловкие пальчики пробежались по его рубашке, опускаясь к ремню, пока губы осыпали мокрыми поцелуями шею. Майклсон усмехнулся, облизывая губы. Его властная рука удерживала девушку за тонкую талию, прижимая к телу, чувствуя каждое движение мышц. Ему нравилось ощущение опасности и власти. И он получал это. Ведь его фамилия — Майклсон. — Хейли, может потерпишь до отеля? На нас уже косо смотрят. — усмехнулся мужчина, оглядевшись по сторонам. — Мне плевать. Конечно, на них никто не смотрел. Никто бы не рискнул встать на пути Элайджи Майклсона, а уж тем более — стать его врагом. Все помнили Марселя Жерара, который пытался противостоять этому неубиваемому семейству. Сейчас его тело, по слухам, гнило на дне реки в Новом Орлеане. Разделить с ним судьбу никто не хотел. Как и с Тристаном де Мартелем. Или Люсьеном Каслом. Первого до сих пор не нашли, из-за чего его младшую сестру Аврору заперли в психиатрической лечебнице, когда та чуть не вырвала глаза Элайдже на одном из благотворительных вечеров. А Люсьен... участь бедняги была жестока. Его тело нашли через неделю после пропажи на каких-то старых задворках, подвешенным за ноги с изуродованным лицом. Из этих и многих других историй о семействе Майклсонов все уяснили одну вещь: «Никогда не будь врагом Майклсона. Даже одного. Потому что если начинаешь бой с одним — начинаешь войну со всеми.» — Хейли, правда, sweetheart, потерпи. И в отеле получишь вознаграждение. — в качестве стимуляции Элайджа поцеловал её, проводя языком по нижней губе, отчего Маршалл простонала, вызвав его усмешку. Музыка сменилась на более откровенную, медлительную, но вместе с тем ритмичную. На сцене появилась дымчатая завеса, из-за которой сексуальной походкой выходили девушки, твёрдо ступая на каблуках на тонких шпильках. Их тела блестели от света разноцветных софитов, привлекая к себе внимание даже с дальних рядов. Бельё почти ничего не скрывало, даже не оставляя места фантазиям, когда они нагибались или разворачивались спиной к залу. Их распущенные волосы были уложены, но после первых покачиваний становились растрёпанными. Встав к шестам, девушки начали своё представление, будоражащее мужчин в зале. Сексуальные движения в музыку, раскрытые губы и затуманенный взгляд. Несколько девушек спустились в зал, увидев зелёные купюры в руках богатых мужчин, и стали танцевать лично для них. Оставшиеся на сцене крутились на шестах, поднимаясь и выделывая невообразимые трюки. Одна девушка привлекла внимание Майклсона, чем взбесила Маршалл, которая продолжала соблазнение. Тёмные упругие кудри, стройное тело с аппетитными формами, но главное — татуировка ласточки на ключице — что-то напомнило Элайдже, но он никак не мог понять или вспомнить. Прокручивая в голове сотни вариантов, Майклсон сосредоточенно вглядывался в танцовщицу, лицо которой было закрыто маской. Как и остальных девушек. Музыка постепенно стихла, и танец окончился. Зал аплодировал девушкам, которые друг за другом уходили со сцены, за кулисы. Девушка с татуировкой бросила цепкий взгляд на Элайджу и тут же зашагала по лестнице. Что-то знакомое было в этом взгляде. Но что?***
Майклсон вернулся домой только вечером следующего дня. Проведя бурную ночь с Маршалл, он планировал вернуться домой, но отец позвонил и велел срочно приехать в офис, чтобы решить проблемы с испанцами, которым не нравились пункты в договоре. Напомнив о множестве бедняг до них, Элайджа удовлетворённо выдохнул, когда увидел подписанный документ. Майкл устроил небольшой семейный праздник с сыновьями, и ближе к ночи Майклсон ехал домой. Открыв дверь, он вошёл внутрь, снимая пиджак и бросая ключи на тумбочку. Не разуваясь, он сделал шаг и крикнул: — Я дома! Пройдя по коридору к кухне, где хранился его запас выпивки, Элайджа взял стакан и налил себе бурбон. Залпом осушив его, Майклсон насторожился. Обычно Кэтрин сразу бежала его встречать, целовать и спрашивать про работу и родственников. Но что-то было не так. — Кэтрин?! Оставив стакан, мужчина вновь вернулся к прихожей и прошёл в другую часть дома, проверяя гостиную. Пусто. Поднялся на второй этаж, натыкаясь на их свадебную фотографию. Они улыбались, обнимая друг друга. Но Элайджа помнил, что это был постановочный кадр, чтобы не нужно было объяснять сыну, почему его родители такие не счастливые. Услышав кряхтение ребёнка, доносившееся из их общей спальни, Майклсон выдохнул и направился туда, натягивая свою самую лучшую улыбку. Открыв дверь и прислонившись плечом к косяку, он наблюдал за такой картиной: Кэтрин, сидя на кровати, держала их сына и что-то пыталась у него выведать, хотя тому было только чуть больше года. А Райан с детской невинной улыбкой смотрел на мать и посасывал свой маленький пальчик. Когда Элайджа прикладывал свою ладонь к ладошке своего сына, он каждый раз удивлялся, как кто-то, порождённый им, может быть таким маленьким и хрупким. «Он — Майклсон. Подрастёт и поймёт всё в этой жестокой жизни,» — так говорила его старшая сестра Фрея и, как считает Майклсон, была абсолютно права. — Привет. — произнёс он, складывая руки на груди, отчего рубашка на его плечах натянулась. — Прости, у отца возникли проблемы с договором. Пришлось помогать. — Угу. — просто ответила девушка, не поворачивая голову к нему, а продолжая нянчиться с сыном. Элайджа изогнул бровь, наблюдая за женой, которая вела себя не как обычно. Не смотрела на него. Отвечала одним «угу». Не задавала вопросы. — Кэтрин, что случилось? Давай решим это сейчас, потому что я не хочу говорить об этом в постели. — резко произнёс Элайджа, отчего Райан повернулся к нему с напуганными глазами. — Не пугай ребёнка. — сказала Пирс, вставая с кровати и направляясь к чемодану, в который уже упаковала все свои вещи и вещи сына. Благо на это у неё было много времени. Майклсон с непониманием уставился на чемодан, который Кэтрин держала рядом с собой, направляясь к двери. Что-то внутри него перевернулось и орало остановить её, что он и сделал. Загородив проход своим телом, Элайджа выставил руки вперёд, произнося: — Воу, Кэтти, я... — Уже «Кэтти»? Вау, Элайджа, мы добились успеха. За два года и месяц брака ты впервые назвал меня «Кэтти». Это прогресс. — произнесла обыденным тоном девушка, но в её голосе так и проскальзывали нотки упрёка. — Господи, ты можешь объяснить всё? Потому что я не понимаю, какого чёрта ты собрала чемодан... — Нечего объяснять, милый. — пожала плечами она, прижимая к груди сына, который положил головку на её плечо. — Всё предельно логично и понятно. Мы уезжаем. Два слова, обрушившиеся на Майклсона и сломавшие что-то внутри. Два слова, принесшие ему боль. Два слова, что будут преследовать его до конца дней. Два слова, которые не дадут ему нормально жить. — В... в каком смысле? Кэтрин, лучше прекрати шутить. — предупреждающе произнёс мужчина, кладя руки на её плечи. — Я не шучу, Элайджа. — Нет-нет, ты не можешь забрать у меня сына. — его начало трясти. — Добро пожаловать в двадцать первый век, любимый. Дети остаются с матерями. Ты бы об этом лучше думал, когда трахал Хейли Маршалл. — в его взгляде проступила паника и безысходность. — Ты, действительно, думал, что я ничего не знаю и не замечаю? Я не тупая. И я видела, как ты на неё смотрел, как она на тебя смотрела. Я знала про все твои подарки для неё. Я знала, когда ты был на работе, а когда с этой шлюхой. И я знала, что вчера ты пойдёшь в бар, чтобы встретиться с ней. Слушая всё это, Элайджа бледнел и едва дышал, услышав последнее предложение. Все фрагменты встали воедино. Его мозг не издевался над ним, а лишь пытался отгородить от правды. Кэтрин всё знала. И сейчас вся вина, накопившаяся за это время, упала тяжёлым камнем на него, придавливая в грязную землю. Воздух будто выкачали из лёгких, а сердце отключили от проводов. — Боже, Кэтрин, я... — Избавь меня от этого, пожалуйста... — девушка сама едва сдерживала слёзы, но воспоминания о Маршалл придавали сил хотя бы голосу. — Если ты хоть чуть-чуть любишь меня... уйди с дороги. И никогда не ищи нас. Я не хочу для своего сына будущего в этой семье. С таким отцом, который подаёт отличный пример. — Нет... нет, это мой сын... — Это наш сын. Прошу, Элайджа, уйди. Ты забудешь о нас. Обещаю. Смотря в её глаза, он осознал, что именно они были родными, близкими, тёплыми. Именно в них была вся любовь к нему, которую он растоптал в песок, когда перестал обращать внимание на вкусные ужины, влюблённые взгляды, заботу и домашнее тепло. Он потерял ту нить человечности, которая была в его жизни. И потерял навсегда. Протянув руки к сыну, он умоляюще посмотрел на жену. Кэтрин передала Райана мужчине и повезла чемодан на первый этаж, вывозя его наружу, где уже у ворот стояло такси. Билеты на ближайший рейс лежали в кармане рядом с деньгами на дорогу и небольшую квартиру. Оглянувшись на дом, Кэтрин погрузилась в воспоминания, приносящие радость и счастье, но теперь они были испачканы грязью с именем «Хейли Маршалл». Из раздумий её вывела фигура мужа, прижимающего к себе их сына, который проснулся и дотрагивался пальчиком до отцовской щетины. У них всё могло пойти по-другому, но судьба — сука, которая не может дать всем счастливый конец. Элайджа держал сына на руках и не мог представить, что не увидит его первых шагов, не услышит заветное «папа», не проводит впервые в школу, не будет учить ездить на велосипеде и многое другое, что могло у них быть, но он растоптал это. — Райан, помни, что папочка тебя любит. И всегда будет помнить о тебе. — Элайджа коснулся губами лобика сына, сильнее прижимая малыша к сердцу. Кэтрин не смогла сдержать слезу, но быстро вытерла её рукавом кофты. Поднявшись по ступенькам, она подошла к мужу. Бывшему мужу. — Нам пора. Иначе опоздаем в аэропорт. — В аэропорт? — Майклсон поцеловал сына в макушку, зажмуриваясь и делая шаг навстречу жене. — Вы улетаете? — Элайджа, я ничего тебе не скажу. — Я знаю. Ты всегда была умной. Просто я не замечал. Или не хотел замечать. Кэтрин забрала Райана с рук Элайджи и прижала к себе. Развернувшись и спустившись на несколько ступенек, она тяжело выдохнула и, развернувшись, вернулась к мужу. В Майклсоне зародилась надежда, что она передумала. Что это была истерика и всё вернётся на круги своя. Кэтрин прильнула к его губам, стараясь передать всю свою любовь и боль, которая преследовала её все годы. Поцелуй был отчаянным и надрывным, как и их теперешние отношения. Элайджа притянул её ближе к себе, запутавшись руками в её волосах. Она чувствовала его тело, чувствовала его губы на своих и это одурманивало. Сносило крышу. На короткое мгновение ей показалось, что она готова простить ему измену. Но... — Нет... — произнесла Кэтрин севшим голосом, отстраняясь от манящих губ и тела. — Нет... будь счастлив. Его руки держали её лицо, но упали, когда она отбежала от него и ушла прочь торопливыми шагами, в темноту. Хотя для него темнота наступала, когда она удалялась, унося сына и его сердце. Ворота открылись, выпуская её на волю. Он почувствовал, как свободно она задышала. И как его дыхание перехватило. Машина скрылась, а он всё продолжал стоять на крыльце. Войдя в дом, Элайджа закрыл дверь и в следующую секунду на всю округу разнёсся крик ярости и скорби. Кулак встретился со стеной, пробивая её. Сервиз, подаренный матерью, оказался разбитый на полу; картина Никлауса брошена к камину, диваны перевёрнуты, кофейный столик разломан пополам, стаканы разбиты на тысячи осколков. Но ничто не могло залечить рану от потери жены и сына. Кэтрин ехала в такси, утирая слёзы и прижимая Райана, который заснул на её плече. Через открытое окно влетал свежий ночной воздух, который будто радовался за неё. Но крик, раздавшийся со стороны дома Майклсона, заставил её вздрогнуть и заткнуть свои чувства под замок.***
Боль... Вот, что испытывал Элайджа Майклсон, когда сидел среди хаоса в собственном доме со сбитыми костяшками. Когда семья расспрашивала его о случившемся, а он не мог объяснить. Когда Она исчезла бесследно и никогда не появлялась и не упоминалась нигде. Каждую ночь он видел кошмары, заставляющие его уничтожать себя каждый день. Бывали светлые дни, когда ему снилось счастливое будущее с Кэтрин и Райаном, которое могло бы быть у них. А он разрушил... А Кэтрин Пирс отомстила за боль. Но боль не отпустила, а только усилилась, живя с ней бок о бок все годы в Швеции, в Риме, в Болгарии и других городах. Боль не ушла, а лишь пустила крепкие корни, чтобы дать возможность вырасти дереву...