Превратности воспитания

Распущенность — следствие дурного воспитания. Вседозволенность — итог слабого надзора. Наглость — вина сердобольной расточительности. Особенно, когда «чадо», если таковым можно было назвать Михаила в его «переходные» семнадцать лет, родилось с позолоченной ложкой во рту. Не то что бы Юрия Слепцова — своей преданностью к двадцати пяти годам дослужившегося до начальника охраны, сильно коробило от одного вида родительской отрады. Просто ему, как человеку уже почти шесть лет вхожему в семью Арбатовых: в их быт, дела и нравы… Такому исполнительному, самодостаточному, покорному под указкой босса, мягко говоря — было не по душе это бунтарство с большой буквы. Берцы, кожаная куртка, едкое словцо сквозь ухмылку передавшуюся от одного из родителей будто бы по наследству — Михаил был для уже взрослого, самодостаточного мужчины какой-то иной вселенной. И тем, на кого сознание поневоле точило конкретный зуб. По какому поводу? Да хотя бы по тому, что этот спиногрыз едва окончивший лицей, буквально на днях со всего маху заехал футбольным мячом по лобовому стеклу машины, только-только по распоряжению его отца пригнаной из авто-салона. «Случайно», конечно. « Футболист хреновый из тебя, Мишка… Ой, хреновый… » — Юрий давил на эту мозоль при любом удобном случае почти месяц после того инцидента. А что? Хоть так парня могла помучать совесть. Впрочем, слыша равнодушно-короткое « Не бузи, старик» — Слепцов всё сильней становился не уверен в том, что та вообще имеется у подростка в комплектации. Так или иначе — чем меньше тот находился дома всё время шатаясь где-то со своими дружками, тем чаще Юрий начинал получать «намёки вскользь» от босса, что и за ним, ему, как начальнику охраны, тоже не мешало бы «присматривать». Так. По немногу. Для общего порядка. В то время как мужчина в свою очередь всё чаще и чаще ощущал некую странную нетерпимость к Мише. Которая иногда давала знать о себе не в самом лицеприятном свете. Например, вчера его ввёл ступор пирсинг в ушах явившегося домой почти в одиннадцать вечера парня. — Сегодня он уши проколет. А завтра что с ним будет? — Юрий считал, что это как минимум не по-мужски. Гвоздики, три «кольца» на правом. И с этим было, увы, было ничего не поделать. Живой интерес к глупостям, в которых ведом толк лишь молодым, в сухом результате по мнению мужчины «старой закалки» мог породить только одно. Мусор. — Кого вы хотите из него воспитать? Продолжателя ваших начинаний? Или же тупую бестолочь, что при первой же возможности сядет вам на шею? — резко умолкший под конец начальник охраны, потупил взгляд в пол. — Простите..— извиняясь, зная наперёд, что многие слова в своём резком котексте были лишними. Особенно перед Владимиром Викторовичем. Отцом Михаила. — Я, кажется, спросил тебя где он был, Юрий. А не что он учудил вчера, — тон мужчины за столом был размерен, до предела скуп конкретные эмоции. Что ни говори, а собственные «упущения» признавать очень тяжело. И Виктор не собирался подобного делать даже перед своей дорогой супругой. Что уж говорить о каком-то сопляке, смеющем говорить поперёк его слова. Однако, что ценил в Слепцове Арбатов старший, так это его обоснованную осторожность, с умением в последние секунды сгладить острые углы. — Михаил, парень ещё совсем молодой. Ветер в голове гуляет. — спустя долгую, от части неприятную паузу продолжил он, — Впрочем, в ты прав. Спускать это дело на тормозах — нельзя. Ни в коем случае. Юрий быстро кивнул. Добавлять ему было всё равно нечего. Да и с одной стороны — себе дороже. — И есть у меня одна любопытная мысль по этому поводу…- Босс довольно-таки многозначительно посмотрел на своего подчинённого. Так, что тот напрягся как если бы сейчас ему объявили смертный приговор. Виктор Петрович и раньше говорил Юрию, что не плохо бы к Мишке кого-нибудь приставить. Чтобы и учил, и следил, и звездюлей давал когда надо. Сейчас же глядя на него, он всё ловил себя на мысли, что от прошедшего спец подготовку Слепцова — хорошего стрелка и не плохого бойца, в целом, наверняка было бы куда больше пользы, чем того же плюгавенького тренера по пулевой стрельбе, что был нанят за несусветные бабки ради каких-то там двух занятий в неделю, -.Думаю тебе будет полезно не надолго сменить «профиль». Ты у меня лицо ответственное, важное. Оклад я увеличу. Ну... Что скажешь? — заданный вопрос одной своей интонацией подразумевал согласие. И ничего кроме него. Это по достоинству было, наверное, самой элегантной «ловушкой» в арсенале Абратова старшего. А ведь от всей смысловой цепочки, что под конец резко сложилась в голове у окончательно стушевавшийся мужчины, он чуть не поперхнулся. Воздухом. — В смысле? — было, конечно, бесполезно косить под дурочка. Но в такой момент Юрий был готов на всё что угодно. — В коромысле, — насмешка не заставила долго себя ждать, — Всё очевидно. У меня катастрофически нет времени на воспитание сына. — он вновь пододвинул к себе папку с бумагами, открыл её, — Ты это видешь. Так почему бы этим не заняться тебе? Деньгами я не обижу. Ежовые руковицы — это именно то, что необходимо Михаилу. В точности как строгость и упор на тренировки. Посыл ясен? — Ясен, Виктор Петрович. Предельно, — Юрий коротко кивнул, скрипнув зубами. Был ли он против? Да, чёрт возьми, да! Одно дело костерить «младшенького» баловня судьбы глядя на все его пакости со стороны, не переваривая, но зачастую «проглатывая» все ребячьи подколы и спесь, под предлогом « ну — это же сын босса». И совсем иное — каждый день, находится рядом с ним в режиме нон — стоп, отвечая за него своей же головой. Будучи ни каким-то там охранником или сопровождающим, а в прямом смысле слов нянькой! Что, если пересчитать на пальцах все «выкрутасы» Михаила, начиная от побегов из дома, по мнению Юрия, было той ещё лотереей. Отнекиваться было поздно. Идея была как быстро «подана», так и воплощена в жизнь. И стоило признать что Миша, на коего всё это вылили ушатом ледяной воды тем же вечером, за ужином, был возмущён не меньше. И в отличии от Юрия вслух, без толики стеснения. Его можно было понять. Кто вообще был бы рад в свои беззаботные семнадцать лет балласту, в виде постоянно серьёзного, что-то себе без умолку ворчащего под нос «надзирателя»? Молчаливого, хмурого, у себя на уме. Хотя и исполнительного на столько, что непреднамеренно сводило скулы. « Ты же понимаешь, что слушать я тебя не собираюсь?» — их первая совместная тренировка буквально на следующий день началась с резкого толчка в грудь. Михаил был не в духе. Его разбудили в шесть, вместо завтрака пинком под зад отправив в спортивках во двор. Ради чего? Ради разминки, а после пробежки. Длиной аж в пять километров. « Хм… Дай-ка подумать. Если ты не будешь меня слушаться, и делать то что я говорю, то будешь отчитываться перед своим отцом. Так, что будь паинькой и не выёбывайся. Лады?» — спор продолжался минут пятнадцать. И единственное, что смог целостно вынести для себя из того абстрактного перехода на личности Юрий так это то, что у хозяйского сына оказывается безумно красивые глаза. Такие яркие, пускай и блестящие от переполняющей его на данный момент злобы. Глупо? Наверное, даже немного безумно. Но, это резко ударившее в голову озарение не давало мужчине покоя ещё пол дня. Если не нагоняло ментальной, подсознательной жути. Ведь для него было как минимум странно. Подмечать такое у парня. Шли дни. Был очевиден только один факт. Отношения настраивались туго. Юрий после той ерунды старался стойко держать «на всякий пожарный» некую дистанцию, и так не прийдя к довольно очевидному выводу о том, что с парнем легче подружиться, чем пытаться сломать под армейской муштрой. Михаил же в свою очередь по-юношески при любом более менее удобном моменте дерзил мужчине, сквозь зубы, как-бы давая понять, что его, «чужака», не примут. По крайней мере так просто, не замечая как же на него порой странно смотрят. Украдкой. «Свободному гражданину — свободная жизнь » — говорил он. В итоге всё больше и больше выводя из себя старшего. Хотя казалось бы, с чего такая острая реакция на каждое слово отбившегося от рук «недоразумения»? Юрий не знал. Он всё уверял себя, что это лишь обострившееся чувство долга. Желание оправдать ожидания босса. Ну, или не оказаться без работы. С таким-то подопечным. Когда, Михаил вдруг неожиданно стал воспринимать его всерьёз, слушать, не разбавляя указания в своих шуточках — изрядно удивлённый данными изменениями мужчина с облегчением пологнал, что наконец дальше всё будет идти как по маслу. Даже не думая о том, что это лишь затишье перед бурей. Прошла целая неделя тишины и прилежания… А потом тот возьми, да улизни из дома. Вечером. Под шумок. На столько нагло, на столько аккуратно, что хватились только перед ужином, на который между прочем были приглашены важные гости. Хм… В тот момент, когда обнаружилась пропажа, даже самому Юрию казалось, что перелопатит весь город, но найдёт парня. Ради того чтобы придушить. Как минимум. Ведь кому как ни ему досталась первая оплеуха, за отсутствие одной персоны за столом? Михаил подставил под удар авторитет всей семьи, но винили в этой «детской шалости» именно Юрия. Как первого, кто попал под горячую руку. Его уже чертовски давно не размазывали так по стенке, смешивая с грязью, после - грубо выпроваживая прочь, в сторону гаража собственными силами исправлять этот промах. Хорошо ещё что за время прошлых «слежек» были составлены маршруты передвижений «беглеца». Это помогло Юрию не прокататься до семи утра. Два часа ночи. Клуб « Орхидея». Музыка долбящая навязчиво по перепонкам. И светлая макушка у барной стойки. Юрию явно улыбалась удача. А вот для Миши, это было наверное самой неожиданной кульминацией «культурно- развлекательной» программы. — Пусти, а! Я сам идти в состоянии! — мужчина не вслушивался в то что, брыкаясь, лепетал парнишка. Как он вытащил его из клуба за шкварник, так до машины и вёл. Плюя с высокой колокольни на любой протест. — Ага. Щас. Семнадцать лет, а мозгов нет! Ещё указывать он мне будет! Пьянь! — и впрямь чуть не придушив воротом от футболки, парня не церемонясь затолкали на заднее сидение. «Блять.» — и кажется, при не самом удачном приземлении Миша ударился об что-то. Впрочем, какая разница? Верно — никакой. Хотя, при всей экспрессии и не желании ехать, Михаила наверное только через десять минут торкнуло осознание того, что он в машине. И, что та движется. Сокращая расторяние между ним и выносом мозга. Как он думал. -Я бы всё равно к трём часам приехал, - через пару минут «плотных» раздумий, так, к слову, пробубнел парень. Оправдание перед экзекуцией? Мда. — Лучше заткнись, — Миша присев, долго ещё смотрел на недовольного Юрия. На его хмурое выражение лица. И венку, что колышется прямо у виска. Как до побелевших костяшек сжат руль. Ещё не понимая, что ждёт его там — дома. Стоило пересечь пределы поместья — стихшая ругань возобновилась с новой силой. Михаил за час езды мало по малу дошедший до кондиции опять начал упираться, не имея особого желания идти в дом. А Юрий…А что «Юрий»? Признаться, дальшейшие обстоятельства ночи произходили для него будто бы в плотной пелене тумана. Перепалка. Темнота. Вскрик. Толи парень сам в темноте за что-то зацепился. То ли он его как-то дёрнул. Кровь. Раздавшийся секундный лязг стали об забетонированную дорожку. Мат. Громкое «больно!» и «отвали!» на всю улицу. Отец Михаила, встречающий у порога , на взводе. Потом самая дальняя комната на первом этаже. Обеспокоенные возгласы Натальи Андреевны, матери, успевшей до сыта за пару часов наслушаться что будет Мишей, стоит ему показаться на пороге . Хлопок двери. И розга которую хладнокровно всучил Юрию босс, под остервенелый стук в дверь и мольбы "не трогать" , говоря о том, что наказание должно быть под стать поступкам. И это правда казалось ему правильным. До первого удара, что оставил в воспоминаниях на оголённой спине «виновного», ярко красный воспалённый след и сдавленный крик, эхом рассеивающийся в воздухе. На первых порах больше от шока, нежели от от боли. Дальше..Ровно тридцать ударов. По бугрящимся мышцам. По нервам и опущенному ниже плинтуса самолюбию. Отец Михаила присутствовавший при всём этом, по достоинству оценил как в в буквальном смысле вспоротую розгой кожу, так приложенную Юрием силу. Но, был ли он рад подобной похвале? Оторопело глядя на изуродованную спину лежащего почти без сознания Михаила — вряд ли. Внутри него в один момент что-то неожиданно перевернулось, сломалось. « Наказание — лучшая из метод воспитания» — говорил он сам когда-то. Теперь же в его глазах это утверждение казалось более чем сомнительным. Ведь обыкновенно не свойственное чувство вины за совершённый поступок, теперь давило неоспоримым грузом, сжимая в своих когтистых лапах не только сердце, все фибры души стоило хоть раз за день невольно пересечься с медсестрой, что делала парню перевязки. Муками совести прошло пара дней.. А после, пока суть да дело, и вовсе - неделя. В среду были опять возоноблены тренировки. Хотя если честно, была бы воля Слепцова он бы ещё месяц даже близко не подходил к Михаилу. Которому между в тем как раньше, приходилось выполнять "норму". Тридцать. Тридцать один. Сердцебиение где-то за двести двадцать. Мышцы натянуты, напряжены, как стальные тросы. И даже свежие шрамы на всю спину не кажутся столь устрашающими, как та же бешено колотящаяся в судороге аорта. Подбородок чётко на перекладину. Замирание — всего тела, сердца, души что едва держится в плевре, в часто сжимающейся диафрагме. Тридцать два. Не правильно. Заново. Всё заново. Силы импульсами то и дело покидали Михаила. Руки дрожали. Соскальзывали . Но упасть на мат не позволяла ни гордость. Ни то что именуется «честью». Сомнительный стимул для истезания. Но всё же. Пять. Или всё же тридцать семь? Юрий молча смотрел за техникой выполнения. И даже не ухмылялся, сложив руки на груди. Что вдвойне было странно для Михаила, который и подумать не мог насколько сильно мужчина переживал с свою невольную причастность к тому случаю недельной давности. За по не осторожности выдранную с кровью серьгу, за каждый рассекающий воздух удар. Рывок. Мише кажется ещё чуть-чуть и точно порвутся сухожилия. Пять. Тридцать восемь. — Сколько ещё? — слова схожи с хрипом перед предсмертной агонией. Лицо его красное, волосы всклокочены, сердце отплясывает чечётку. — Двадцать пять, — короткая фраза звучит как приговор. Мужчина коротко окинул всю перекладину взглядом после возвращаясь к «телу» — Давай, Миша. Я знаю — ты можешь. Продолжай. Иронии вроде бы нет. Хотя какая к чёрту ирония? От запредельного притока крови, от давления в ушах несусветный гул. Парень едва расслышав сказанное, коротко стиснул зубы, силясь подняться ещё раз. Не вышло. — Тридцать — мужчина облокотившийся о стену с лютым «интересом» наблюдал чужие потуги. Ещё попытка. Провал. — Тридцать пять — слово за слово, будто бы и впрямь изголяясь. Мнимо. Он как никто другой знал , что чем быстрее парень сдастся и пошлёт его, тем быстрее окончится это самоистязание. — Всё. Нахер! —Ожидание несмотря на поразительного свойства упёртость было всё-таки «вознаграждено». Восемь? Сорок один? Да, плевать. Хлопок. Протяжный стон. Прямо на спину. На исполосованную, блять, спину. В тон чужих, тяжёлой поступью, шагов. — Ну что, Миш.Устал? — Юрий осторожно склонился над лежачим. « По-родительски» убрал с чужих глаз налипшую чёлку. И, даже чуть улыбнулся ему, с явным проблеском вины. Михаил же в это время обессиленно хватал ртом воздух. Измотанный, без особого намерения пошевелить хоть пальцем, он до поры до времени молчал пялясь то на горе-тренера, то на потолок перед тем как замудрённое, едкое слово в мыслях, переросло в очевидное и такое простое.. — Сука ты, Слепцов, — выдох. После короткий смешок. От части нервный. Неделю назад — избиение, сегодня — заботливая улыбочка. И смех и грех. Хотя..Умом-то парень всё же прекрасно осознавал, что это было лишь исполнением приказа. На его месте мог быть любой другой. Но.. — Натуральная. - прибавил он, припомнив Юрию пару смачных подзатыльников двух годичной давности. — Знаю — мужчина немного помявшись присел рядом, задумчиво глядя на лежащего — Под стать тебе, дорогой. Тут Миша не мог не согласиться.. Как раз — под стать друг другу. Хотя от "дорогой" его покоробило не меньше чем от спокойного « Ну что, мир?» —из уст Юрия. Будто бы с невольным предчувствием того, что ничерта хорошего из этого не выйдет. Однако, когда к ним Миша прислушивался? Ни-ко-гда . Ладонь с остатками последних сил сжала чужую. - Ладно..Мир.