***
Тем холодным вечером середины месяца Огня Очага мужчина нежился в деревянной лохани, наполненном горячей водой. Ах! Каким бы противным, коррумпированным и грязным ни был Рифтен, даже здесь можно было найти что-то хорошее, а именно — стоящий посреди огромного озера город никогда не испытывал недостатка в воде, и потому Эйрин часто баловал себя горячими ваннами, смывая с себя фигурально и буквально грязь порочного Рифтена. Он ставил лохань для купания в подвале, как самом большом помещении дома, куда суета города не проникала за каменным фундаментом здания и мог предаться своим мыслям под мерный плеск воды. Мьол, будучи нордийкой, не была такой же чистюлей, а стезя путешественницы-воительницы делала её непривередливой к грязи. Эйрин, выросший в Сиродиле, всегда дивился её способности спать на земле и не замечать сочащиеся кровью страшные раны. Мьол и Эйрин были в этом смысле противоположностями, но именно это и притягивало их друг к другу. Мьол, эта могучая неустрашимая женщина питала слабость к нежному мужчине, жадно вдыхала его пропитанные ароматными маслами каштановые волосы и заводилась, проводя рукой по его гладкому выбритому телу. На людях ей, конечно, приходилось стыдить мужчин, ведущих себя (по меркам нордов) немужественно, но по вечерам, задыхаясь от нетерпения, она срывала с Эйрина одежду, стремясь дорваться до его женственного тела. Эйрину, чтобы возбудиться, было достаточно одного только запаха Мьол. Как уже упоминалась, Мьол не была чистюлей, а учитывая, что она не расставалась со своими тяжёлыми доспехами, и ходила так целыми днями по тёплому, влажному и туманному Рифтену, нетрудно догадаться, какой запах оседал на её теле к концу дня. Но Эйрин жадно вдыхал её дневной пот, буквально ощущая через него её уверенность и неустрашимость. Эйрин был единственным, кого Мьол допускала к своему телу, и от чьих прикосновений ей хотелось податься в барды и петь о любви. Женщина, с любовью глядя на Эйрина сверху вниз, позволяла ему снять с неё доспехи и нижнюю одежду и даже по-девичьи стеснялась его жадного вожделеющего взгляда. Светлое тело нордийки было обтянуто массивными, крепкими мышцами, как бронёй, и орнаментом этой брони служили кривые шрамы, ожоги и прочие свидетельства битв и передряг, по которым можно было прочитать прошлое воительницы. Мьол имела роскошные светлые волосы не только на голове — подмышки, лобок и ноги также имели буйную светлую поросль. Злые языки поговаривали, что-то была одна из причин, почему Мьол прозвали Львицей. Но Эйрин любил Мьол именно такой — высокой, могучей, покрытой шрамами, волосатой и пахучей. Он чувствовал себя с ней в безопасности, и даже когда они лежали голые в постели, он знал — Мьол не нужны доспехи и оружие, чтобы защитить его, Эйрина, если прямо в этот момент из тени на них накинется наёмный убийца; она свернёт шею любому врагу голыми руками. Этими сильными, прошитыми венами, могучими… — Ох… — Эйрин почувствовал, как напрягается под водой его пенис. Не стоит сейчас вспоминать Мьол. Впереди целый вечер, и ему нужно ещё приготовить ужин и сходить на мессу в храм Мары. Эйрин перелез через бортик лохани и встал во весь рост. Струи воды стекали по его телу — начинаясь в волосах мелкими разрозненными капельками, они подхватывали капельки-союзников, собирали всё большее войско по мере продвижения вниз, погруди, упругому животу и лобку, пока единой, переливающейся в пламени свечей каплей не замерли на кончике пениса. Когда Эйрин потянулся за халатом, пенис заколыхался, и капли воды одна за другой стали стекать с его головки. Отбросив длинные волосы назад, Эйрин почувствовал, как вода, подобно влажным змеям, извивается по спине и, мягко огибая ягодицы, продолжает свой путь по ногам. — А вдруг сегодня тот самый день? — подумал вдруг Эйрин и, отложив халат, взялся за горшочек с ароматным маслом. Обмакнув два пальца в душистой субстанции, он сделал несколько мазков — по одному на каждое запястье, позади ушей, на соски и, наконец, самое важное прикосновение — к интимной ложбинке между пенисом и яичками. Под «там самым днём» он, конечно, подразумевал момент возвращения Мьол, и мужчина хотел, чтобы, переступив порог дома, воительница увидела его чистым, опрятным и благоухающим. Увидев, что он всё это время тщательно ухаживал за собой в ожидании её, Мьол ринется к нему, на ходу дёргая подвязки тяжёлых доспехов. Со звучным металлическим стоном они обрушатся на пол, а Мьол, облегчавшая на несколько десятков килограммов, жарко будет целовать его лицо, щёки и губы, а потом подхватит мужчину на руки, как великан свою добычу, и отнесёт на верхний этаж, в спальни, где и будет разыгран финальный акт столь долгожданной для них обоих встречи. Эйрин знал, что так всё и будет, ведь они не в первый раз тоскуют друг по другу — то он, то она выезжали из города по личным делам или по поручениям ярла Лайлы. В разлуке они предавались мечтам друг о друге и мастурбировали, а по возвращении набрасывались друг на друга как изголодавшиеся саблезубы в месяц Восхода солнца. Когда все приготовления были завершены, Эйрин запахнулся в халат и, довольный и благоухающий, поднялся по лестнице в гостиную. Но, погружённый в свои мысли, он не заметил подвижных теней на стенах, и только кинжал у горла вернул его к действительности. — Мы тебя уж заждались, дорогой Эйрин, — раздался знакомый женский голос. — Ох, ты благоухаешь, как высокородная дама, — встрял другой, также знакомый, женский голос, а за ним и нос, погрузившийся в его волосы, и тёплые пальцы, проскользнувшие под ворот халата к груди. Ноздри мужчины обдало запахом черноверескового мёда. Обладательница первого голоса вышла из тени в освещённую пламенем маленькой жаровни часть гостиной, и Эйрин узнал в ней Векс — среброволосую имперку, подобранную и важную, как и всегда. Его рывком развернули, и он увидел лицо второй женщины, схватившей его — то была Сапфир, нордийка с сальными тёмными волосами до плеч, как и Векс одетая в поношенный тёмный доспех Гильдии Воров. Вместе с ней в поле зрения попала ещё одна женщина, незнакомая ему — нордийка с гривой светлых волос, убранных назад, облачённая в облегчающий чёрно-красный доспех Тёмного Братства. Подумать только — она стояла в дверном проёме на лестнице, и Эйрин ухитрился пройти мимо неё, даже не заметив. Две воровки и одна наёмная убийца в его доме… Эйрин испуганно начал нашёптывать молитву богине Маре. — Не трать время богини, она тебе не поможет, — засмеялась Сапфир. — Мавен Чёрный Вереск передаёт тебе весть, Эйрин, — как обычно прямолинейная Векс перешла сразу к делу. — Она попросила нас напомнить тебе, кто является хозяйкой Рифтена. Мьол Львица сильно мешает делам семейства Чёрный Вереск. К сожалению, нам не удалось образумить её. Таких упёртых противников нам ещё не попадалось — она неподкупна и твёрдо стоит за искоренение наших порядков. — Её также непросто убить, — впервые подала голос Тёмная сестра, — слишком велико её влияние на жителей Рифтена. И в ведении боя она стоит нескольких Тёмных братьев. — Поэтому мы решили действовать через тебя, — подытожила Сапфир, всё ещё прижимавшая кинжал к горлу мужчины. — Пока твоя медведица была в городе, к тебе тяжело было подобраться, но сейчас… — холодная сталь врезалась в кожу и потеплела от выступивших капель крови. — Сейчас ты нас выслушаешь, — поставила точку Векс. Эйрина толкнули на стул и связали руки за спинкой. Не связанные поясом полы халата разошлись, едва-едва не обнажив мужской орган. Мужчина свёл ноги, пытаясь не допустить постыдного обнажения, а Векс и Сапфир тем временем веселились от души. Разворошив буфет, они достали несколько бутылок мёда и, громко чокнувшись, они отхлёбывали хмельной напиток большими глотками. Тёмная сестра же не сходила с месте и не мигая следила за Эйрином. — Я не слышал, как вы проникли в дом… — сам не зная зачем промямлил Эйрин. — Разумеется! — хохотнула Сапфир. — Мы ведь воровки, забыл? Бесшумное проникновение и взлом — наши хлеб и мёд. — Вы передали послание, — дрожа, продолжил мужчина. — Я всё понял, честное слово! Я скажу Мьол, когда она вернётся, и мы уедем из города. Вам больше не придётся угрожать и тратить время на меня. — Мы рады, что ты нас понял, — удовлетворённо кивнула Векс. — Да, да, конечно понял. Так… Вы теперь отпустите меня? Сапфир с сомнением покачала головой. — Милый Эйрин, видишь ли, если бы госпожа Мавен ограничивалась тем, что журила пальчиком своих врагов, она не смогла бы прибрать к рукам весь город. Взять в плен дорогого человек, угрожать членам семьи, поджечь дом, выкрасть фамильную ценность — только так можно добиться послушания. Так устроены люди. Кожа Эйрина покрылась холодным потом. — Забирайте что хотите и уходите. — Мы уже обыскали дом, — с убийственным равнодушием отозвалась Векс, — и не нашли ничего ценного. — Ты — единственная ценность здесь, Эйрин, — дыхнула ему в лицо хмелем Сапфир. От дрожи, прошедшей по телу связанного мужчины, заколыхался и халат, и одна из пол соскользнула на пол, обнажив бедро. Эйрин закусил губу, а Сапфир часто задышала и прильнула ещё ближе. — А вот и самое ценное сокровище… — и лёгким движением сбросила вторую полу. Взорам женщин предстал мирно покоящийся на левом бедре пенис. — Ты остался совсем один, Эйрин. Тоскуешь, поди, по своей медведице? Эйрин сцепил зубы и ничего не ответил. — Я давно на тебя глаз положила, Эйрин. Такой очаровательный молодой человек, такой вежливый и обходительный. В храм Мары ходишь, беднякам милостыню подаёшь. Не могу налюбоваться с тебя, сладкий. Ты словно звезда Меридии, сияющая в ночи и указывающая путь бестолковым смертным! С этими словами женщина медленно пододвигалась к сидящему мужчине, пока ему не пришлось отстраниться, чтобы не уткнуться носом в живот возвышающейся над ним Сапфир. Улыбающаяся женщина положила руки ему на плечи и уселась на его колени, широко расставив ноги. Теперь она казалась выше всего только на голову и могла доверительно дышать ему в лицо, щекоча его щёки своими тонкими сальными волосами. — Моё восхищение тобой уже с полчаса наполняет мои трусы… Попробуй угадать, сколько раз я мастурбировала на тебя. — Знать не хочу, — Эйрин облизнул дрожащие губы. — Пожалуйста, Сапфир, скажи, чего ты хочешь? — Тебя! — женщина снова жарко обдала его запахом кислого черноверескового пойла. — Я теку, Эйрин, обильно теку, когда ты рядом. И ещё обильней, когда ты перепуган и молишь о пощаде, как сейчас. Но как ты можешь требовать пощады, когда сам так нещаден к бедной женщине? А? Ответь мне, Эйрин. — Я люблю Мьол! — набрался смелости мужчина. — Когда она узнает, что ты сделала, тебе несдобровать. Ох, не стоило ей угрожать… Сапфир скривилась. — Ах, Мьол? Мьол, Мьол, Мьол — только и слышу ото всех, что о Мьол! Защитница Рифтена, утешение и надежда Рифтена! Все только и талдычат об этой волосатой зверюге, а чем я хуже? — Не смей говорить так! — крикнул ей в лицо Эйрин, за что тут же схлопотал звучную пощечину, от которой чуть не слетел со стула. — Где же твоя Мьол, а, Эйрин? Где она, когда так сильно нужна тебе? Сапфир, судя по всему, заводилась всё сильнее, а её штаны начали явственно темнеть в промежности — женщина явно теряла контроль над своим вожделением. Она хлестала мужчину то по одной, то по другой щеке, размазывая мужские слёзы и наслаждаясь его беспомощностью и своей властью над этим хрупким существом. Среди нордов практически не встретишь слабых мужчин, все сплошь воители, ремесленники или крестьяне — крепкие, ладно сложенные, отважные и верные. Верные чему? Да всему подряд — семье, долгу, родине, ярлу. Их не волнует, что ярл — продажная крыса и лжец, а семья верна предателю и бунтовщику. Они будут защищать свои нелепые идеалы с мечом в руках и до последнего вздоха. И женщины Скайрима ничем в этом не уступают мужчинам — такие же дуры. Сапфир была нордийкой, но ещё в детстве на собственной шкуре поняла, что восхваляемые бардами ценности не стоят и септима. Поэтому она и стала воровкой, и всю жизнь презирала тупоголовых нордов, и особенно — мужчин. Эйрин был прекрасным объектом для отвода души — имперец, хорош собой и слаб, как девица. Она слышала, что Мьол приходилось его обучать фехтованию. Сапфир текла от одной мысли о том, как воспользуется мужской слабостью, как когда-то мужчины пользовались её слабостью. И теперь ей подвернулась идеальная возможность. Мьол укатила с Драконорождённым, вроде бы к Ульфрику-предателю, и Мавен Чёрный Вереск захотела воспользоваться её отсутствием для шантажа. — Меня не волнует, чем вы его запугаете, — как всегда холодно приказала Мавен, — но он должен остаться жив, со всеми пальцами, конечностями и родственниками — я не хочу давать ему и Мьол поводов для мести. Но он должен либо захотеть покинуть город, либо приструнить свою цепную суку. Услышав это, Сапфир сразу поняла, какому наказанию хочет подвергнуть Эйрина. Векс эта идея тоже понравилась. Третьей они взяли Астрид из Тёмного Братства, чтобы та следила за обстановкой, пока они будут развлекаться с мужчиной. Быть может, это было не то, что имела ввиду Мавен, но ей этого знать и не следовало. И сейчас, стоя над плачущим имперским мужчиной, она чувствовала себя всесильной. Сапфир взялась за ремешки своего нагрудника. Эйрин сквозь слёзы наблюдал, как женщина стаскивала через голову кожаный доспех, и краснел всё гуще по мере того, как его взору открывалось всё больше нагого женского тела. Казалось, что мужчина физически не мог покраснеть сильнее, ибо от пощёчин вся кровь и так прильнула к лицу, однако и лицо, и уши, и шея сделались жгуче-красными, когда, отбросив в сторону нагрудник, Сапфир явила присутствующим в комнате маленькие бледные груди с торчащими коричневыми сосками. Лиф воровка категорически не признавала — он сдавливал грудь, мешая глубоко и мерно дышать; в её деле малейшее неудобство приводит к ошибке, а ошибка стоит в лучшем случае тюрьмы, в худшем — жизни. Стыдливость мужчины раззадорила и Векс. Пока Сапфир нетерпеливыми движениями дёргала за шнуровку бридж, она также первым делом схватилась за нагрудник. Единственной, кто не потерял голову, была Астрид. Она взирала на раздевающихся женщин равнодушно и вообще выглядела отстранённой. Она стояла в дверном проёме, скрестив руки на груди, и время от времени бросала взгляд на входную дверь. На неё была возложена какая-то особая роль — охранять женщин, стоять на шухере или, быть может, даже убить Эйрина, если тот попытается сбежать или закричать. «Какая щепетильность!» — в бессильном гневе подумал Эйрин. Конечно, Гильдия воров хвалится тем, что не убивает своих жертв, максимум может подстроить их арест. Но эта женщина из Тёмного братства — совсем другое дело. Она убьёт Эйрина хладнокровно, после чего профессионально избавиться от трупа, а Векс и Сапфир не придётся унижаться перед Мерсером Фреем, а тому — перед Мавен. Однако даже её непроницаемое лицо дрогнуло в момент, когда Сапфир раскрыла халат Эйрина. Теперь, когда она не следила за входной дверью и не прислушивалась к шумам за стенами дома, она скользила своими холодными глазами по нагому телу мужчины, и этот холод Эйрин чувствовал даже за несколько шагов от неё. Наконец, одежда была отброшена за ненадобностью, и перед Эйрином стояли две голые женщины. Удивительно, насколько разными они казались внешне, будучи одетыми, настолько же походили друг на друга телами. Словно две сестры-близняшки, Векс и Сапфир были одинаково поджарые — худощавые, но вместе с тем крепкие и жилистые. Они ходили вокруг Эйрина медленно и грациозно, плавно покачивая бёдрами и столь мягко ставя ступни, что обыкновенно скрипучие подгнившие доски не издавали ни звука. Тела обеих были бледные, по-кошачьи гибкие, и так же по-кошачьи волосатые (особенно выделялись лобки, покрытые густыми и спутанными кустами жёстких волос, тёмными у Сапфир и серебристо-белыми у Векс) и пахучие. Их доспехи, по-видимому, были пропитаны каким-то составом, скрывающим запах тела, что было невероятно полезно при проникновениях в жилища, ведь их могли учуять не только чуткие носы домашних животных, но и сами хозяева. Но, отлепив кожаные доспехи от взмокших тел, женщины распространяли кисловатый запах пота и мягкий, но довольно ощутимый, запах женского возбуждения. По внутренним сторонам бёдер Сапфир медленно стекали капли смазки, начавшей сочиться ещё давно. В дрожащем свете свечей эти капли были почти неотличимы от капель пота, выступавших на разгорячённых телах. Стараясь не утыкаться взглядом в промежности женщин, Эйрин всё же не мог отвести взгляд от их тел, и беспорядочно скользил по нагой коже, отметив про себя важную деталь — кожа повсюду была ровной и гладкой, не отмеченной почти ни единым шрамом, ожогом или иным повреждением, что говорило об их исключительной одарённости на стезе вора. Бесшумные, незаметные, прозрачные словно дымка, они легко растворялись в тенях и ускользали от любой погони. Они и сейчас, сделав своё дело, испарятся в ночи, удовлетворённые и базнаказанные. — Смотри Эйрин, мы раздеты, — ворковала Сапфир, проводя пальцем по его шее и опускаясь на ключицу, — теперь настала твоя очередь. Разве в правилах такого галантного молодого человека оставаться одетым, когда дамы рядом с ним светят своими прелестями? С этими словами она схватила кинжал и распорола на нём халат, оставив полностью обнажённым. Эйрин отворачивал лицо и закрывал глаза, но не мог совладать с предательски наливающимся кровью пенисом. Чем больше крутились вокруг мужчины воровки, чем теснее прижимались нагими частями тела к его коже, тем больше крепчал и поднимался его орган, бессовестно стыдя и обличая бедного молодого мужчину. Он несколько недель не был с женщиной, а любвеобильное мужское тело, в котором он родился, не терпит подобного к себе пренебрежения. Чем дольше отсутствовала Мьол, тем ярче вспыхивали в голове образы из их любовного прошлого, и тем чаще он хватался за пенис и мастурбировал. И теперь, когда перед глазами плавали бледными полутенями стройные женские фигуры, покрытые волосами, как у Мьол, распространяя терпкий запах женского пота, как у Мьол, глядящие на него сверху вниз, как Мьол, Эйрин не выдержал. Его пенис напитывался силой и поворачивал головку, неотступно следуя за движениями фигуристых теней. — Интересно, что сказала бы Мьол, увидя тебя сейчас? — ухмыльнулась Векс. — Я знала, что ты разборчивей в женщинах, чем пытаешься показать, — сказала Сапфир. Их половые губы, жирные от смазки, влажно поблёскивали в пламени камина. Сапфир ещё несколько раз потёрлась о нагое мужское тело, после чего, сглотнув, хрипло скомандовала: — Уже не могу… Тащим его наверх! Оставив до поры верёвки на руках, Векс взяла мужчину за ноги, а Сапфир — под мышки, и вдвоём они потащили мужчину на верхний этаж. Эйрин не сопротивлялся, по большей части от вида непроницаемо холодной Астрид, идущей на ними и держащей правую руку на прикрепленному к поясу кинжалу. Эйрин уныло размышлял, что же хуже — быть изнасилованным или убитым? Оба этих исхода не вызывали радости, однако, оставшись в живых, он снова будет с Мьол. Они уедут из этого проклятого города и, быть может, когда-нибудь он забудет этот кошмар.***
Воровки взялись за дело с холодным профессионализмом. Брыкающегося и заливающегося слезами мужчину кинули на кровать. Сапфир и Векс без слов (не иначе, как сговорившись заранее) навалились на него сверху, прижав своим весом его конечности, и помогая себе руками — Сапфир оседлала его таз, заведя руки за спину и прижимая его лодыжки к кровати, а Векс уселась на лицо, перекрыв ему дыхание своей промежностью. Из-под промежности женщины раздалось глухое мычание, и Эйрин попытался стащить её с себя связанными руками, но Векс на секунду подняла таз, чтобы затем придавить задом его руки. — Ничего-ничего, малыш, скоро привыкнешь, — успокаивала мужчину Векс. — Это только поначалу дышать тяжело. Тебе понравится моя щель, вот увидишь. Но Эйрину она не нравилась. Векс, пахнущая едким потом, стекающим по немытому телу, грязными взлохмаченными волосами и медовыми парами, не вызывала его приязни, но её вагина была ещё хуже. Нижние волосы, такие же спутанные и грязные, как и на голове, неприятно кололись, а из-под нижних губ раздавался запах ещё более едкий, чем из губ верхних. Щель женщины уже была маслянисто-мокрой — какой бы сухой и бесчувственной ни старалась казаться Векс, ей не были чужды простые человеческие эмоции, и она возбуждалась так же скоро, нетерпеливо и обильно, как и Сапфир. Но её половые губы были смазаны не только женскими соками, но и мочой — жалкие, еле ощутимые пары, оставшиеся после давнего мочеиспускания. Эйрину сделалось дурно от этого букета женских испарений. Со слезами он вспоминал Мьол. Она тоже текла, и тоже распространяла запах немытого тела, но то была Мьол, его милая Мьол, которая, чем грязнее была, тем больше возбуждала Эйрина. Эйрин дёргался и стонал, но это было единственное, что он мог делать. Он ничего не видел — глаза утыкались в жёсткую копну волос на лобке Векс, и ему пришлось закрыть глаза, но веки продолжали царапаться о колючие волоски Векс. Связанные руки не могли выбраться из-под тяжести зада Векс, а пальцы могли только щекотать её анус, отчего она дёргалась и нервно хихикала. Он почти ничего не слышал — Векс позаботилась о том, чтобы её бёдра плотно прилегали к его ушам, так что все звуки стали гулкими и словно далёкими. Но он сохранил своё чувствование. Он чувствовал, как на кончик его стоячего пениса капает горячая маслянистая жидкость — смазка Сапфир. Она тут, возвышается прямо над ним, стоит на коленях, разведя ноги. — Пожалуйста, не надо! — хныкал Эйрин, но его слова, благодаря заботам Векс, невозможно было разобрать. — Не заставляйте меня! Я люблю Мьол! Ох, Мьол! — имя Мьол замерло на его губах, когда Сапфир опустилась на него, покрыв горячим скользким влагалищем его пенис. Он пытался кричать, но чем больше он пытался, открывая и закрывая рот, тем сильнее возбуждал Векс. Его нос упирался ей в клитор, а губы — как иронично! — скользили по нижним губам Векс. Стоило ему раскрыть рот, как очередная мясистая, скользкая складка кожи оказывалась в его рту. Он хотел укусить её, причинить боль своей мучительнице, заставить её бояться засовывать ему в рот свои гениталии — единственное бессильное сопротивление, на какое он был способен в своём ограниченном положении — но и тут он сдался. Будучи джентльменом с великой душой и добрейшим сердцем, он не был способен причинить кому-то боль, чем и заслужил любовь Мьол Львицы — она ласково называла его «мой лев». Поэтому вместо отчаянного укуса, у него получилось лишь легонько сжать зубами болтающуюся половую губу и мягко пожевать. Вкупе с продолжающим елозить по клитору носом, это вызвало такой неистовый восторг Векс, которого она не могла вынести и застонала. Заставить стонать эту холодную и высокомерную женщину было сродни чуду, и остальные женщины заулыбались. Но в этой музыкальной партии не только перебирающие движения губ по чувствительным нижним женским струнам вызывали восторг Векс. Эйрин исполнял также партию духовых инструментов, покрывая отчаянным и жарким дыханием всё те же женские струны, а его приглушённые стоны и мольбы быть может и были услышаны богами, но возноситься им приходилось через нутро Векс. Отчаянно вибрируя на кончиках её половых губ, мольбы возносились выше, проходя сквозь влагалище горячим раскатистым вибрато, поднимались всё выше, отталкиваясь от пульсирующих стенок влагалища и заставляя их податливо дрожать. Векс ещё чувствовала отголоски этой звучной мелодии в области матки, и эта приглушённая песнь казалась ей слаще любого члена или даже языка. Эйрин не пускал в ход язык, ведь он не хотел, чтобы его мучительница испытывала удовольствие. Но всё же она его испытывала, и сама не могла сказать наверняка — было ли дело в необычности этого способа, или же Векс скорее упивалась вседозволенностью и властью над красивым молодым мужчиной, узником в тюрьме из её крепко сведённых бёдер, выход из которой имелся только один — использовав всё своё искусство взлома, вскрыть неприступный замок, коим является её вагина, своим языком-отмычкой. Однако эту власть она понимала скорее умом, поскольку её тело чувствовало себя отнюдь не хозяйкой. Эйрин, сам того не подозревая, играл на женщине, как на музыкальном инструменте — терзал зубами и носом её внешние и внутренние струны; прижимая губы к её мокрому отверстию, он надувал мехи её нутра своим жарким звучным голосом, который, проходя по внутренностям Векс, выходил через другое, ротовое отверстие женщины в виде прерывистого хриплого дыхания и стонов, так не свойственных ей. «Ну и кто из нас в чьей власти?» — думала Векс, отчаянно истекая соками в рот своей «жертве». Эйрин, понимая, что может захлебнуться, вынужден был глотать смазку, благо прибывала она вяло и медленно, да и то большей частью стекала по щекам и подбородку мужчины. Тем временем внизу Сапфир продолжала нагло использовать его пенис в своих целях. Эйрин чувствовал, как ускоряется таз женщины. По мере того, как всё чаще она наседала на него, тем больше вытекало смазки. Эйрин чувствовал, как наполнено горячее нутро Сапфир — пенис занимал всё свободное пространство, и обильно сочащейся смазке приходилось посторониться. По лобку мужчины ручьями стекали густые ручейки, скользили по ляжкам и затекали под попу, заставляя мужчину ёрзать по насквозь мокрой кровати, сбивая ткань в грубые мокрые складки. Тело самой Сапфир покрывал липкий пот; стекая по талии на бёдра, и по пояснице на попу, отчего взмокшие ягодицы звучно шлёпали по тазу мужчины. Руки женщины постепенно теряли профессиональную отточенность движений, грубость и цепкость — они стали трястись, охваченные возбуждением, и не могли более держать ноги мужчины по мере того, как ей самой требовалось сменить позу, иначе она не сможет кончить. Она положила руки на живот Эйрина и с силой упёрлась, заставив его глухо охнуть в отверстие Векс, отчего и та, в свою очередь, тоже охнула. Теперь Сапфир сгорбилась, пытаясь найти точку опоры — вспотевшие ладони скользили по потному, аритмично вздымающемуся животу, и она была вынуждены скрести ногтями по животу и груди мужчины, чтобы вцепиться в любую подвернувшуюся складку или мышцу. Конечно, проще было бы вцепиться в маячащую перед ней спину Векс, ухватиться за её плечи или положить руки на её талию — это придало бы Сапфир устойчивости. Но всё же Векс была женщиной, а Сапфир хотелось наслаждаться только мужчиной, и не каким-нибудь, а именно Эйрином. Член молодого мужчины был сладок и опьянял, как черновересковый мёд. Он стоял прямо и крепко, полный жизни, так что Сапфир вертела тазом, скребя твёрдой головкой о стенки своего влагалища, находя всё новые и новые точки удовольствий в глубинах своего нутра. Пока… Пока в её голове не мелькнул вопрос: «Чем он возбуждён?» Сапфир замедлила движения. В его дом ворвались трое пьяных женщин, воровки и убийцы, раздели и накинулись на его. Но его член поднялся легко, женщинам не пришлось даже спаивать ему специально приготовленный эликсир из мухомора и жира тролля для резкого повышения либидо. Неужто его возбуждает грубость и вероломство, с которой действуют женщины? Или он тайно засматривался на кого-то из них? Но кого — на неё, Сапфир, или Векс? Или его так возбудила впервые увиденная Астрид? Или, зажмурясь, он представляет свою Мьол, и это позволяет ему перенести тяготы этого насильственного акта? Последнее предположение вызвало вначале укол ревности в сердце Сапфир, а потом — злость. «Я здесь не для того, чтобы беспокоиться об этом», — со злостью подумала Сапфир. — Член стоит — прекрасно. Не брыкается — ещё лучше. Он лишь мужчина, такой же, как те, что насиловали меня в юности.» Желания мужчины не должны учитываться — женщины напились, возбудились, накинулись на Эйрина, кончили и успокоились — вот и весь сказ. Разозлённая, Сапфир стала двигаться резче и яростнее. Она твёрдо опускала зад и наклонялась всем телом то вперёд, то назад, не заботясь о том, легко ли члену даются эти движения. Член Эйрина был инструментом, с помощью которого Сапфир удовлетворяла себя, как кинжал направляют в строго определённые точки тела, от которых зависит, будет ли жертва убита мгновенно или будет медленно истекать кровью. И Сапфир предпочитала проворачивать кинжал медленно, наслаждаясь танцем его лезвия. Она наклонилась назад, оперевшись руками на лодыжки мужчины, и почувствовала, как член упирается во внутреннюю часть её лобка — сладчайшую их всех точек. Чувствуя, как головка члена нажимает на тонкую стенку, отделяющую влагалище от мочевого пузыря, женщина взвыла. Мочевой пузырь женщины был ощутимо наполнен, но именно это чувство слегка покалывающей боли всё сильнее распаляло её внутренний огонь. В попытках сдержаться, не обмочившись на живот Эйрина, она сжимала влагалище, чувствуя его стенками все изгибы и выпуклости мужского члена. Не находя пристанища, смазка выдавливалась со смачным чавканием. Вдруг в её нутро ударила струя новой жидкости — Эйриного семени. Горячая сперма выбрызгивалась мощными, густыми толчками и, стекая вниз вперемешку с женской смазкой, следовала по уже намеченному мокрому маршруту — по лобку и дальше вниз, между бёдер по яичкам, местами — по внешней стороне бёдер и под попу. Это горячее вторжение в её нутро вызвало такую бурю чувств, что оргазм женщины, маячивший в нескольких минутах ходьбы от совокупляющейся пары, в два прыжка подскочил к ним и поглотил Сапфир. Женщина вскрикнула, стенки влагалища сокращались, выдавливая из себя все интимные жидкости, а после — и обмякший член. Не справившись со своим телом и извергая сперму, Эйрин отчаянно замычал. Его пенис чувствовал себя в Сапфир как в капкане — она сжимала его стенками влагалища. Мужчина задыхался от нахлынувшего оргазма, влагалище Векс давало дышать только её собственными испарениями, и Эйрин забился. Векс, уже близкая к высшему блаженству, не могла стерпеть то, с каким рвением затёрся нос мужчины о её клитор и то, как его голос и слюни заполняли её нутро. Векс затряслась, отчего ещё отчаянней взвыла её вульва, и тело женщины стало сильными толчками выдавливать в рот Эйрина последние порции смазки. Тяжело дыша, женщины неуклюже слезли с Эйрина, оставив его лежать, сплошь вымазанного женскими выделениями. А вместе с тем из его уретры продолжали стекать по пенису капли спермы, а из глаз лились слёзы. — Это было предупреждение, милый Эйрин, — продолжая тяжело дышать, Сапфир присела над наполненной водой бадьёй, широко разведя бёдра и позволяя раскрыться вульве. — Этот город принадлежит семье Чёрный Вереск. Так всегда было и всегда будет, — вставила Векс. — Здесь хозяйничает Мавен, а не ярл Лайла, и уж точно не твоя Мьол. — Так и скажи своей медведице. Пусть убирается из города. Или помалкивает, — Сапфир не удавалось совладать с дыханием, поэтому она говорила короткими фразами, тяжело набирая в грудь воздух после каждой. Одновременно с этим она зачёрпывала ладонью прохладную речную воду, плескала на свою вульву и растирала быстрыми грубыми движениями ладони. — Ты всего лишь мужчина, Эйрин. Твоя женщина ушла на войну, а ты остался тут, одинокий и беззащитный. Так что будь хорошим мальчиком, слушайся Мавен, а когда вернётся Мьол, передай, что ей в этом городе не рады. Пусть убирается или помалкивает. — Это Скайрим, имперец, — подала голос Астрид. — Здесь женщины так же сильны и независимы, как мужчины. Единственная твоя защита здесь — это Мьол, но и она не бессмертна. Так что у тебя только один выход — подчиниться. А хочешь правосудия или чтобы твоё слово, как мужчины, было кому-то важно — беги обратно в свой Сиродил. А здесь правят женщины. — В чём ты только что имел удовольствие убедиться, — нахально улыбаясь, Сапфир поднялась с корточек и пошла за разбросанной одеждой.***
— Оправь халатик, сладкий, — со смехом сказала Сапфир. — Для всех рифтенцев ты по-прежнему остаёшься приличным мужчиной. Ты ведь не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал, что ты изменяешь Мьол в её отсутствие? — Я… не изменял… — слабо воспротивился Эйрин. Сил на то, чтобы угрожать или хотя бы прикрикнуть на воровок у него не было. — А как же это называется по-твоему? Здесь три женщины. Мы все будем свидетельницами на суде ярла Лайлы, если до этого дойдёт. Усмехнувшись, Векс сделала испуганное лицо и тоненько залепетала: — О, справедливая ярл! Мы знаем этого мужчину много лет, и мы и подумать не могли, что он способен… на такое. Он набросился на нас, слабых женщин, вложив в руки всю свою силу, повалил на землю, связал и затащил к себе в дом. Он… ох, мне так трудно это говорить… Он изнасиловал нас всех по очереди! Вероломно, вульгарно, без сожалений. Молю, предайте суду этого изверга! Женщины едко захохотали и, еле переставляя пьяные и ослабленные сексом ноги, доковыляли до входной двери. — Что-то подсказывает мне, что ты плохо запомнил то, что мы тебе попытались втолковать, — обернувшись напоследок, бросила Сапфир. — Быть может, мы к тебе ещё заглянем. Освежим твою память. И хохочущие воровки вывалились в тихую темноту рифтенской ночи. Эйрин в два прыжка достиг двери, запер её на ключ, задвинул засов и привалил стул, после чего сполз на пол и, свернувшись клубком, заплакал.