Грязная кровь

Костер почти догорел, и Кора подвинулась ближе к огню, чтобы подбросить сухих веток. Но Ункас ее опередил. Пусть он и был дикарем, но в то же время и галантным рыцарем, и не мог позволить белой даме самой кидать ветки в костер. «Белая дама. Ха! — усмехнулась собственным мыслям Кора. — Интересно, как бы он себя повел, если бы узнал подробности о моем происхождении?» Хотя, скорее всего, ничего бы не изменилось. Ей казалось, что Ункас выше подобных глупостей. Или ей просто хотелось так думать? Кроме них двоих в лагере все спали. Тихонько посапывала Алиса, завернувшись в два одеяла (Кора отдала ей свое). Соколиный Глаз даже во сне сжимал свой верный Оленебой. Давид бормотал что-то, а, возможно, и напевал. Дункан едва слышно храпел (Кора невольно улыбнулась, подумав, что Алисе в будущем придется привыкать к его храпу или пытаться отучить). Чингачгук спал, прислонившись спиной к дереву, и наверняка был готов вскочить по первой тревоге. Ункас стоял на часах, а Коре просто не спалось. Тревоги последних дней не давали покоя, стоило сомкнуть глаза, как она снова видела искаженное злобой лицо Магуа. Ей чудилось, что он тянет к ней руки, собираясь вцепиться в горло… а может сделать с ней кое-что другое, что для благородной девушки гораздо страшнее смерти. В очередной раз вспомнив свои кошмары, Кора вздрогнула и протянула руки к начавшему разгораться костру. А через миг рядом возник Ункас и безмолвно укутал ее плечи одеялом. При этом он обнял ее. Прикосновение длилось всего один удар сердца, ровно столько, чтобы не показалось оскорбительным. Но Кора прекрасно понимала, что это — не случайность. Мужчины часто оказывали ей знаки внимания, поэтому она легко смогла распознать в том, что для других было проявлениями вежливости Ункаса, робкие ухаживания. В конце концов, какого бы цвета не была у него кожа, мужчина остается мужчиной. В поведении Ункаса не было ничего предосудительного. Все-таки он был джентльменом даже больше, чем некоторые настоящие английские джентльмены. Он всегда первым подавал Коре руку, когда нужно было взобраться на возвышенность или перелезть через какую-нибудь корягу. Помогал ей спешиться или залезть на лошадь. На привалах устраивал для нее постель из веток, листьев и мха — удивительно мягкую для ложа из таких материалов. Кора иногда чувствовала, что Ункас пристально смотрит на нее. Пару раз ей даже удавалось поймать его взгляд в такие моменты, и его темные глаза опаляли ее огнем. Самой себе Кора могла признаться, что тоже не равнодушна к Ункасу. Ее восхищала его храбрость и та особая первозданная мужественность, которой уже почти не осталось у изнеженных белых, живущих в комфорте городов. Однажды Кора случайно увидела, как Ункас умывался в ручье. Он снял рубаху, и капли воды блестели на его медной коже. У Коры перехватило дыхание, и она поспешила убежать, прижимая руки к горящим щекам. Алиса потом долго пыталась дознаться, что ее так взволновало. Но даже сестре Кора не могла рассказать о своих смутных чувствах и фантазиях. Пожалуй, из всех мужчин, которые пытались за ней ухаживать, Ункас единственный мог рассчитывать на что-то больше, чем вежливая улыбка. Это-то и пугало Кору. Потому что несмотря на все свои манеры, Ункас оставался дикарем. И то, что ее тянет к нему, Кора могла объяснить лишь одним. В ней заговорила ее грязная кровь. Конечно же, в семье полковника Мунро тема происхождения его старшей дочери никогда не поднималась. Кора не чувствовала себе ущемленной или лишенной любви. Вторая жена отца, миссис Алиса, упокой Господь ее душу, подарила Коре море любви и навсегда осталась в ее памяти светлым ангелом. А отец бы пристрелил на месте любого, кто посмел бы намекнуть на то, что в его дочери течет нечистая кровь. Собственно, однажды почти так и произошло… До восьми лет Кора не подозревала, что с ней что-то не так. Но как-то раз во время молитвы недавно нанятая отцом новая няня — образованная женщина, выпускница частного пансиона для девушек — сказала сочувственно: — Кора, детка, помолись за свою покойную матушку особо усердно. — Почему? — недоуменно спросила Кора. Она всегда молилась за упокой души и мамы и миссис Алисы, но не знала, что это нужно делать как-то по-особенному. Няня погладила ее по голове и печально сказала: — В ней ведь текла кровь богомерзких язычников. И в тебе тоже, бедное дитя. Да, да, и она, и ты не виноваты, что ваши предки не знали истинного Бога, но незнание не избавляет от греха. Молись усердно. Для Коры ее слова прозвучали как гром среди ясного неба. В один миг ее жизнь разделилась на «до» и «после». Оказывается она, Кора, плохая девочка. Богомерзкая язычница. И ее мама, которую папа так любил, тоже плохая. Она с трудом смогла сдержать слезы. Уже тогда гордость не позволяла ей плакать на людях. Только оказавшись одна в своей комнате, она зарылась лицом в подушку и заревела. Каждое слово няни навсегда осталось выезжено у нее в мозгу, точно письмена, начертанные рукой Бога на пиру у Валтасара. Кора держала боль в себе, ни словом не обмолвившись о произошедшем никому. Но Алиса, мало что понявшая в речи няни, за обедом простодушно пересказала все отцу. Такого выражения на лице отца Кора с тех пор больше никогда не видела. Оно будто окаменело, а глаза превратились в две колючие льдинки. В этот же день няня исчезла из их дома. По шепоткам слуг Кора поняла, что отец выставил ее вон, не заплатив положенного жалования, и даже грозился высечь. Кора подслушала, как кухарка в красках пересказывала эту историю конюху. — По мне, так зря хозяин на девку напустился, — весомо сказала кухарка, подпирая кулаками пышные телеса. — Сам спутался где-то за морями с какой-то ненашенской бабой, изменил миссис Алисе и ребенка прижил, а теперь бесится, что ему правду говорят. Нет, Кора, конечно, хорошая девочка. Добрая и не задирает нос, как иные господские детишки, да все одно видно, что не наша она. Чернявая какая-то, как энти, которых привозят господа из-за морей. Не наша кровь. Грязная. Отец потом не раз рассказывал Коре, что ее мать была благородной дамой, отправившейся за свои многочисленные добродетели прямиком в Рай. Иначе и быть не могло, Кора бы никогда не поверила, что ее дорогой отец мог бы жениться на недостойной женщине. Но, что бы отец ни говорил, все равно в ее памяти навсегда осталась лишь одна мысль: ее кровь — грязная… — Стоит отдохнуть. Завтра — трудный переход. Кора едва не подскочила, почувствовав на плече руку и услышав голос Ункаса. Прежде, чем она успела сообразить, с губ сорвалось резкое: — Не смейте ко мне прикасаться! Через миг она поняла, что захваченная чувствами, которые вызвали старые воспоминания, оскорбила Ункаса, да еще совершенно незаслуженно. Кора оглянулась назад, Ункас уже отошел от нее, скрываясь во мраке за кругом света, очерченным костром. Она с трудом могла различить его статную фигуру. — Простите, друг мой, — покаянно произнесла Кора. — Я задумалась обо всех испытаниях, которые выпали на нашу с сестрой долю, вспомнила злодея Магуа, и ваше прикосновение напугало меня. — Ункас понимает, — последовал короткий ответ. Его голос был лишен всякого выражения. Пожалуй, он понял Кору даже слишком хорошо. Вдруг раздался голос Чингачгука, видимо, его чуткий сон потревожили даже тихие слова Коры. Он произнес что-то на индейском наречии, наверное, подзывал сына, потому что Ункас быстро подошел к нему. Они о чем-то заговорили, Кора не разбирала слов и не видела лиц, но могла догадаться, о чем идет речь. Отец предостерегает сына от вспыхнувшего интереса к белой женщине. Все правильно. Белые и краснокожие должны держаться друг от друга подальше. * * * Вокруг высились деревья, напоминая колонны старинного храма, в котором Кора когда-то была в Европе. Темно-зеленые кроны куполом смыкались в вышине. Здесь царила такая же атмосфера, как в том храме. Прохладный полумрак, пронизываемый лучами света, которые казались особенно яркими. Аромат хвои и свежести. Ощущение бесконечного покоя и единения с миром. Кора смутно припомнила, что вроде бы всего минут назад стояла на коленях и умоляла Господа решить ее судьбу. Вспомнила и острый нож, и резкую боль в груди. Внезапно она поняла, что умерла. Но эта мысль не принесла с собой ни страха, ни печали. Лишь осознание, что теперь все правильно. Больше нет войны, больше нет ненависти. И нет грязной крови. Теперь она — просто Кора, а не дочь полковника Мунро, которая обязана идеально исполнять свой долг, чтобы никто не вспомнил о ее происхождении. В этом прохладном лесу она могла быть самой собой. Из-за деревьев бесшумно вышел Ункас и протянул Коре руку. — Пойдем к нашему очагу, жена моя. Наши матери ждут нас. И она без колебаний вложила тонкие белые пальцы в его сильную загорелую ладонь. Это тоже было правильно. Теперь они могли быть вместе. Так, держась за руки, они пошли к раскинувшемуся на поляне за деревьями лагерю, где их ждали предки Ункаса и предки Коры. Сюда вскоре придут и Чингачгук, и полковник Мунро, и Соколиный глаз, и Алиса, и Дункан, и даже Магуа. Потому что в Земле Счастливой Охоты нет хороших и плохих. И не важно, какой у тебя цвет кожи.