Возьми меня в плен

      Одинокая старая лампочка слегка качалась на толстом проводе под самым потолком. И без того тусклый свет еле пробивался через толстое пыльное стекло. Тёмные плотные шторы полностью скрывали хоть какие-то очертания ночного города. В комнате был слышен редкий треск перегораемой лампочки, спёртое дыхание, прерываемое недовольным шипением, и какие-то движения. Колени прусса уже ощутимо затекли, что только добавляло тупой злобы от бессилия. - Брагинский!.. – Тихо шипел Гилберт, дергая крепко связанными руками. Фуражка эсэсовской формы съехала на глаза и мешала обзору. Байльшмидт видел перед собой только тёмный паркет и бесился ещё больше. – Развяжи меня, чёртов ты псих! - Тише, Гилберт. Что ж ты так голосишь... – Мягкий голос раздался над самым ухом, и треклятая фуражка полетела куда-то в сторону. Прусс недовольно вскинул взлохмаченную голову. Алые глаза прищурились. - Я связан и сижу в одной комнате с полностью поехавшим алкоголиком! Скажи ещё, что не видишь повода кричать. - Но тебя всё равно никто не услышит. – Иван с неподдельным недоумением рассматривал сидящего на коленях Байльшмидта. Гилберт тихо зашипел, прожигая русского взглядом, но тут же пожалел об этом: на глаза легла плотная чёрная ткань, полностью лишая обзора. В комнате повисла мёртвая тишина, нарушаемая лишь неровным дыханием немца. - Брагинский! - Да-да? – Насмешливый бархатный голос доносился откуда-то со спины, невольно подчиняя своей напускной лаской. Альбинос закусил губу, опуская голову. - Отпусти меня. - Не сегодня, Гилберт. – Горячее дыхание обожгло кожу. Прусс тихо вскрикнул, ощущая влажные поцелуи вдоль шеи и властные объятия за талию. Он всё ещё сидел на коленях, прижимаясь спиной к русскому, и невольно запрокидывал голову, стараясь получить больше ласки. – Какой ты покладистый… - З-заткнись, чёртов коммунист. – Байльшмидт пытался восстановить вконец сбившееся дыхание. Получалось из рук вон плохо. – Извращенец. - Ещё соври мне, что тебе это не нравится. – Ловкие тонкие пальцы уже расстегнули военный китель и теперь расправлялись с рубашкой. – Если будешь хорошо себя вести, я буду осторожнее. - Я убью тебя, Брагинский! – Гневное шипение плавно переросло в хриплый стон, когда широкая ладонь скользнула под рубашку и несильно сжала сосок. – Отпусти меня, пока не поздно. - Отпустить? – Иван на секунду будто бы задумался. Альбинос замер, пытаясь унять дикое сердцебиение. Он спиной ощущал мощную грудь русского, да и горячее дыхание на шее трезвых мыслей не добавляло. Гилберт пытался понять, что делает пепельный блондин, но момент, когда тихо звякнула пряжка собственного ремня он всё равно пропустил. – Как же я тебя отпущу, когда ты уже успел возбудиться? - Ч-чёрт… Брагинский… - Еле сдерживая хриплые стоны от ощущения прохладной ладони на своем члене, прошипел Байльшмидт. – Перестань… - Да ты же сам толкаешься, Lieben. – Иван с ухмылкой погладил головку большим пальцем и толкнул немца от себя, вынуждая лечь на пол грудью. Гилберт пару раз дёрнул связанными за спиной руками и зашипел от бессилия, невольно выставляя пятую точку сильнее. - Брагинский, сука, Hündin, Luder! – Севшим голосом хрипел прусс, ощущая собственнические поглаживания на бёдрах. – Тебе другие не дают, решил до меня снизойти? Иван снисходительно улыбнулся и несильно шлёпнул по заду альбиноса, без труда спуская уже расстёгнутые брюки вместе с бельём до колен. - Ну, Гилберт, тише. Чего ты снова заголосил? – русский ласково провёл вдоль позвоночника пальцами, вынуждая немца прогнуться в удовольствии, и пару раз плюнул на пальцы, смачивая слюной. Байльшмидт, стараясь раствориться в собственном тяжёлом дыхании, попытался расслабиться, но, когда в него вошли сразу два пальца, невольно вскрикнул. - В-Ваня… - О, даже Ваня? – Усмешка в голосе русского читалась огромными буквами, а пальцы тем временем уже нащупали простату и вовсю давили туда, заставляя прусса почти кричать сорванным голосом. – Какой же вид мне открывается, ты бы знал… - Б-Брагин…ский… - Тихо простонал Гилберт, неосознанно насаживаясь на пальцы. – Трахни меня уже, чёртов коммунист, я сейчас взорвусь. Вопреки вскрикам альбиноса, Иван с довольным видом вытащил пальцы, с садисткой усмешкой слушая жалобный скулёж немца. Медленно, чтобы ослеплённый Байльшмидт мог услышать каждый шорох, русский снял с себя брюки, педантично сложив их рядом с собой. - Брагинский! - Да тише ты. Твои крики в Берлине слышно. – Пристроившись сзади, пробормотал Россия, сам находясь уже на грани, и резко вошёл в расслабленного прусса, намётанными движениями попадая по простате. Оттянув за волосы довольно стонущего Гилберта, пепельный блондин почти сразу взял быстрый темп, прижимая немца к себе. Альбинос, прогибаясь в спине и стараясь как можно сильнее насадиться на немаленький член русского, приоткрыл рот, позволяя слюне стекать с уголков губ, почти в бессознательном состоянии хрипя тихое «Иван» сквозь стоны. Толкнувшись особенно сильно и прикусив затылок Байльшмидта, Брагинский излился внутрь, продолжая придерживать прусса за волосы и протяжно простонав. Гилберт, почувствовав в себе горячую жидкость, последовал вслед за русским, обмякая в его руках. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием обоих любовников. - Руки развяжи. Иван, с хриплой усмешкой отпустив немца на пол и плавно выйдя из него, потянул за узелок на руках. Байльшмидт с трудом сел, разминая затёкшие запястья. - Чёрт, я голос сорвал. Вы тот ещё садист, Герр Брагинский. – Хрипло мурлыкнув, прусс прижался к сидящему рядом русскому, утыкаясь тому в шею. - Ну, ты сам просил ролевые игры. – Мягко погладив альбиноса по волосам, Россия прикрыл глаза, довольно улыбаясь. - Вань. - Мм?.. - А сдайся ко мне в плен?