Juvenile

- Я абсолютно точно не могу этого сделать! Тамаки взволнованно бьет копытом по ни в чем не виновному булыжнику поблизости. Неджире вздыхает, в который раз приглаживая топоршащиеся перья - очередной до безумия жаркий выдался день. Небольшая полянка, на которой они сейчас стоят, также не была спасительным оазисом. Единственное дерево, окупированное ей же, слишком хлипкое и тени почти не дает. Тамаки все ходит беспокойно по кругу и уже протоптал своими копытами небольшую тропинку, окольцовывающую этот клочок земли с немногими сохранившимися еще цветами. - Да не будь же ты таким мямлей, Тамаки! - она говорит уже почти сердито. Разговор тянется с самого рассвета. - Мирио уже давно не малек, а ты не жеребенок. Если он действительно хочет на поляну с цветами, то лучше бы тебе отвезти его. А то с него станется сделать это и самому. Тамаки смешно дергается. Задрожав всем своим неуклюжим еще телом, шепотом кричит: - Ты права! Права! Скорее, к пруду! И скачет бодрым галопом, поднимая по пути целые столбы пыли. Неджире сидит на своей ветке еще с минуту, сдержать рвущийся смех получается с трудом - ну какие же они оба дурачки - и поднимается в воздух. ****** Неджире становится совсем не до смеха, стоит им только добраться до русалочьей бухты. Собственные слова неожиданно оказываются пророческими. Уже издалека она может разглядеть бессильно трепыхающуюся на раскаленной полуденной земле русалочью тушу. Мирио и вправду вылез, превзойдя все ее ожидания. Тамаки, прискакавший к нему едва ли не быстрее, чем она успевает прилететь, бледнеет до крайности и поджимает губы, когда Мирио устало поднимает взгляд и вяло улыбается: - Ой, а я тут... Хотел сделать тебе сюрприз. Тамаки только нервно мотает головой, стряхивая слезинки, и поднимает его на руки. Неджире подхватывает его и как может помогает перекинуть через круп. Русалочий хвост душераздирающе тусклый и едва заметно трясется в такт стремительному бегу. Мирио приходит в себя уже ближе к вечеру. Виновато улыбается, тараторит без умолку и нарезает круги в воде, то и дело подплывая к уныло примостившемуся на самый край берега Тамаки. Лучи закатного солнца задорно играют на его вновь пестром хвосте, и Неджире даже почти не злится на него. Хотя устроить ему трепку себе все же обещает - на бедняге Тамаки до сих пор лица нет. Впрочем, Мирио, очевидно, понимает все и сам. В очередной раз подплыв ближе, он вываливается кое-как на песок. Его мокрые руки скользят по гладкой шерсти, изящному крупу, плавно переходящему в сгорбленную спину, чтобы замереть на лопатках в неловком объятии. Уткнувшись влажным лбом в заходившую ходуном чужую грудь, извиняется. - Я такой дурак. Так хотел удивить вас, что совсем ни о чем не подумал. Простишь меня, Тамаки? У Тамаки губы дрожат, и слезы вот-вот польются из глаз, но он неловко кивает и все же начинает плакать. Мирио теряется - всего чуть-чуть - но тут же спохватывается, притягивает к себе и обнимает уже по-настоящему. Привычно крепко обернув руки вокруг дрожащих плеч, он мягко сцеловывает крупные жемчужины чужих слез, тихонько нашептывая утешительное: - Мне очень жаль. Только, пожалуйста, не плачь. Другие гарпии полупрезрительно зовут Неджире любопытной сорокой. Да, может быть, в чем-то они и правы. Но уж точно не в этот раз. Сейчас она взмывает в воздух, чтобы улететь подальше и вернуться попозже. Мирио посылает ей вслед теплый благодарный взгляд, и громко кричит-извиняется и перед ней тоже. Неджиро бодро кричит в ответ и улетает, думая, где же в такую жару можно раздобыть цветов, чтобы те не завяли, пока они с Тамаки донесут их до реки.