Воображение

«У тебя такое богатое воображение, Освальд!» — восклицала с улыбкой мама и вся словно светилась от гордости. Её мальчик так умён, так красив, развит не по годам! В детстве Освальд тоже считал своё воображение — умение сотворить что угодно из пустоты — достоинством. Эта черта характера, во всяком случае, помогала ему избегать одиночества, прятаться от боли и обид; он придумывал себе друзей, играл с ними, разговаривал, смеялся и до каких-то пор действительно верил, что они настоящие. Они были лучше настоящих. Не кололи его злыми словами. Не насмешничали над тем, как он выглядит, говорит, одевается, из какой он семьи и какая у него мать. Воображаемые друзья утешали его, если он плакал, охотно шли ему навстречу в любых играх и всегда были на его стороне. Потом, повзрослев достаточно, чтобы не выдумывать больше людей-невидимок, Освальд всё равно пускал в ход свою богатую фантазию. Он мог посреди мрачной улицы города, под тусклым светом старого фонаря, придумать страну ярких красок и дивных чудес. Мог отправиться в кругосветное путешествие — по всем океанам и континентам, — если хотел. Мог за пару минут состряпать в голове целую вселенную — и нырнуть туда, поверив, что всё происходит по-настоящему. Почти поверив. Теперь Освальд слишком взрослый, чтобы верить в реальность миражей, но воображение, которым так гордилась мама, всё ещё с ним. И порой, отослав Ольгу, допив последний глоток вина и глядя, как искры от огня в камине пляшут на прозрачных боках, он позволял себе… замечтаться. Просто сбросить ненадолго с плеч вещи реальные — проблемы, которых стало куда больше с вступлением на должность мэра, — закрыть глаза и представить… Может, фантазия у Освальда была действительно богатая, но крутилась она в последнее время возле одного-единственного предмета. ...Он сидит в своём любимом кресле, и за спиной у него тихо хлопает дверь; не оборачиваясь, слушая шаги и шорох одежды, Освальд знает, кто пришёл. Нигма вернулся со свидания со своей ненаглядной Изабеллой, он наверняка сияет, как новенькая монетка, и готов излить влюблённую душу лучшему другу. Освальд ему не откажет, как всегда, будет слушать, старательно изображая интерес и понимание, чувствуя, как от фальшивой улыбки немеет челюсть. А Нигма — опять же, как всегда, — ничего не заметит. Но, против обыкновения, Эд, садясь в кресло напротив Освальда, не заводит тут же речь о безумно любимой женщине, с которой знаком несколько дней. Он на Освальда не смотрит вовсе, почему-то отворачивается и выглядит намного более неуверенным, чем обычно; да неужто Эдвард Нигма может в чём-то сомневаться, чего-то… бояться? Он действительно похож сейчас на испуганного мальчишку: сидит, крепко сжав губы, и мрачно пялится в огонь. Освальд начинает разговор первым: — Как поживает Изабелла? Ему совсем не хочется этого знать — одно имя вызывает жгучее желание кого-нибудь пристрелить, — но молчание стало уж слишком неуютным. Нигма бормочет что-то невнятное и по-прежнему отводит взгляд. С десяток возможных объяснений проносится у Освальда в голове, но ни одно из них и близко не связано с тем, что делает Нигма, очнувшись от загадочной летаргии. Резким движением он вскакивает с кресла, делает шаг, наклоняется и прижимается губами к губам Освальда. Они целуются как ненормальные, вслепую стягивая друг с друга одежду, и Освальд на секунду отрывается от Эда, чтобы вздохнуть и прохрипеть: — Да ты… сама неожиданность, Эд! Нигма улыбается в своей излюбленной манере и прижимает палец к его губам. — Меня нельзя купить, но можно почувствовать с первого взгляда. Я ничего не стою для одного, но бесценна для двух. — Любовь, — отвечает Освальд тихо. Он вспоминает, как слышал эту загадку от Нигмы в первый раз; теперь она имеет смысл для них обоих — тот самый смысл. Каким-то образом они оказываются на полу, и оранжевые пятна света от камина пляшут по лицу Эда, когда он целует Освальда снова, так жадно, словно давным-давно об этом мечтал. «А как же Изабелла?» — хочет спросить Освальд — он всё ещё не верит, но Нигма предупреждает вопросы, разводя его ноги коленом и прижимая запястья к полу. Нет никакой Изабеллы. Нет и никогда не было. Есть они вдвоём, и только так правильно. ...Освальд открыл глаза и посмотрел на угли, догорающие в камине. В комнате становилось прохладно; нужно позвать Ольгу… Богатая фантазия с ранних лет позволяла Освальду Кобблпоту подменять реальность более светлыми, более счастливыми картинками. Он мог замечтаться так сильно, что почти верил в свои мечты. К сожалению, «почти» — не совсем то, что нужно. За спиной у него хлопнула дверь, раздались размашистые шаги, и Эд появился на пороге, счастливый, с лихорадочным блеском в глазах. Он пришёл со свидания с Изабеллой и сгорал от желания рассказать Освальду, своему лучшему другу, как сильно любит эту девушку. И никакие фантазии, никакое, даже самое богатое, воображение ничего тут изменить не могли.