Часть 1
15 ноября 2017 г. в 16:14
Монотонный мощный гул монастырского колокола разносился по кораблю, оглушал и звенел в ушах, с каждым новым ударом все глубже, все громче, все тревожнее. Стекло сердечника дрожало от его раскатов, позванивали керамические панели консоли. Даже истерический визг сигнала тревоги терялся за ним. Повелитель времени не смог бы услышать собственных мыслей – даже если бы сейчас у него была хотя бы одна. Даже если бы он мог думать хоть о чем-нибудь, кроме этого всепоглощающего, сводящего с ума гула, тряски и собственной нарастающей паники.
Глухой удар сотряс всю комнату, вспыхнули огни, и пилота швырнуло на консоль ничком. Одна из керамических панелей треснула, неглубоко вспоров ему щеку осколком, на остром краю которого осталось несколько капель темно-красной крови. На краткий миг между ударами колокола прорезалась возобновившаяся тревога, и на экране вспыхнуло еще два алых восклицательных знака, в довесок к уже имевшимся трем. Где-то в глубине машины времени рванул накопитель, окончательно угробив остатки щитов. Энергия падала быстро, пугающе быстро. Еще чуть-чуть – и отключится система жизнеобеспечения. Повелитель времени выругался и, намертво вцепившись в неподдающийся рычаг, потянулся к противоположной стороне консоли. В этот момент корабль тряхнуло еще раз, но теперь он был готов и, вместо того, чтобы упасть, воспользовался секундной потерей гравитации, чтобы дотянуться до переключателя. Гулко ухнул ротор, в глубине послышался едва различимый взрыв – и ТАРДИС мгновенно выровнялась. Передышка была недолгой. Спустя короткое мгновение машина времени вновь ухнула куда-то вниз, заставив желудок пилота перевернуться. Он снова с силой дернул заевший рычаг дематериализации и налег на него всем весом.
– Сажай нас! – рявкнул он в ответ на тревожный, чихающий гул ротора. – Куда угодно, лишь бы подальше от этого временного шторма. Слышишь? Сажай, мать твою, пока нас не разорвало!
Корабль затрясся, тяжело вздохнул – и противоположная панель внезапно взорвалась столпом пламени и едкого черного дыма. Рычаг брызнул горячими жалящими искрами и, словно обломившись, резко рухнул вниз, оставив в крае панели глубокую вмятину. Машина времени прорвала воронку и, с трудом вспоров плотную завесу разбушевавшегося временного ветра, ринулась вниз и вниз, так круто, что на несколько минут в комнате управления возникла невесомость. Монастырский колокол стих, но его место тут же заняла визгливая сирена. Повелитель времени метнулся к экрану. Где-то впереди маячил крошечный кусок твердой земли – такой маленький, что, казалось, его можно обойти за день и вернуться в ту же точку. И он приближался, с ужасающей скоростью.
– Тормози! – заорал он, отталкиваясь от консоли и подплывая к рычагу скорости. Тот был обожжен, сплавился с гнездом. Новая волна паники захлестнула повелителя времени. – Снизь скорость, черт побери, мы разобьемся!
ТАРДИС грустно вздохнула. Земля приближалась. За несколько мгновений до удара голубоватый свет погас, ротор замер, с мягким гулом умирающей энергии отключилась консоль. Когда корабль вошел в атмосферу неизвестного планетоида, вернулась гравитация, и ноги повелителя времени со стуком опустились на пол. Собрав последние клочки энергии, корабль окружил повелителя времени фиолетовым защитным полем – и с грохотом вонзился в землю.
Задыхаясь, откашливаясь, повелитель времени выбрался из полуоткрытой двери, льющей наружу густые клубы едкого, вонючего белого дыма. Делая один глубокий вдох за другим, медленно успокаивая колотившиеся от недостатка кислорода и избытка страха сердца, он отполз от корабля на несколько шагов и, перевернувшись на спину, раскинул руки. Сверху на него смотрело абсолютно пустое небо. Ни звезд, ни созвездий, ни луны, ни солнца, ни соседних планет – на многие, многие световые годы. Где-то внутри у него тренькала беспокойная струнка: даже время на этом планетоиде, казалось, шло иначе – медленнее, с трудом, словно замороженное, запертое, забытое. Меркнущее ощущение времени, тем не менее, давало простор другому чувству – связи с ТАРДИС, становившейся, казалось, все тоньше и тоньше, словно растворявшаяся в кислоте нить.
Повелитель времени перевернулся на бок и взглянул на корабль. Когда ударила волна времени, система маскировки отказала одной из первых, и теперь, зарывшись округлым боком в черную рыхлую землю, в нескольких метрах от него лежала обычная серебристая капсула. Густой дым валил из ее полуоткрытой двери, внутри было темно, и только медленно, уныло вздыхал перетруженный ротор. Пилот поднялся и осторожно приблизился к кораблю, еще осторожнее положил ладонь на еще теплую обшивку. ТАРДИС ответила печальным вздохом, и он почувствовал легкое, очень слабое прикосновение к разуму – в том было чувство, которого он не ожидал и боялся. Прощание. ТАРДИС умирала.
В третий раз его захлестнула паника. Забытый всеми богами планетоид посреди великого нигде. Мертвая ТАРДИС. Он никогда не выберется отсюда. Да, он послал сигнал бедствия на Галлифрей, когда ударил временной шторм, но это было в воронке, в сотнях, тысячах километров и, может быть, миллионах лет отсюда.
И тут мрачную, давящую тишину разорвал самый приятный на свете звук – рев и скрежет приземляющейся ТАРДИС. Он обернулся. В нескольких шагах, мелькая огнями, возник корабль спасательного управления. Дверь открылась, и из машины времени выступила женщина в темно-синей форме. Окинув острым, внимательным взглядом местность и убедившись в отсутствии угроз, она убрала бластер в кобуру и шагнула к пилоту.
– Мы получили сигнал бедствия. Что случилось? – Ее голос был холодным, деловым, формальным. Как у каждого бюрократа в управлении, который, уже отправляясь на миссию по спасению, продумывал, как будет подписывать ворох бумажек.
Он поднялся, отряхнул запачканные черной землей штаны.
– Попал во временной шторм, отказали все приборы. Хорошо, что вы меня нашли.
Повелительница времени подняла к глазам электронный планшет и ввела несколько слов.
– Вам повезло куда больше, чем вы думаете, – констатировала она. – Вас вышвырнуло в нестабильную карманную вселенную. Если бы накопитель ксенона в вашей ТАРДИС был заряжен до предела, она могла бы схлопнуться под его воздействием.
Повелителя времени передернуло. Накопитель полетел за мгновение до того, как они рухнули на этот клочок земли. То, что едва не погубило его в воронке, спасло его от весьма неприятной участи при крушении.
Женщина подошла, окинула взглядом дымящиеся останки ТАРДИС, деловито цокнула языком.
– Повреждения сильные, модель старая. Я вызову спасательную бригаду, чтобы они вытащили ее отсюда, моя ТАРДИС для таких операций не приспособлена.
Он обернулся и посмотрел на свой корабль. Умирающий голос ТАРДИС где-то на задворках разума еще раз печально вздохнул, но он покачал головой.
– Не нужно. – Женщина подняла на него холодные глаза. ТАРДИС еще раз вздохнула, и на этот раз в голосе слышалось изумление и мольба, но он отмахнулся. – Если карманная веселенная дестабилизируется, бригада погибнет. Не стоит подвергать их риску ради мертвой ТАРДИС. – Он направился к спасательному кораблю. Повелительница времени, помедлив всего секунду, безразлично пожала плечами и направилась за ним. – Она ремонту не подлежит.
Они исчезли за дверью, и мощные молодые двигатели спасательной капсулы взвыли. Слабый, умирающий голосок ТАРДИС потянулся к ним, силясь в последний раз дозваться до повелителя времени, но не сумел пробиться сквозь защитное поле, такое же холодное, как взгляд сотрудницы управления. Через мгновение машина времени исчезла, осели потревоженные черные крупинки сухой земли, и над забытым Временем и всей Вселенной планетоидом, над умирающей ТАРДИС повисла тишина.
Но ТАРДИС не умерла. Испуская последние вздохи, без сил, без надежды, внезапно она ощутила знакомый порыв энергии. В отчаянии, она потянулась к нему – и там, вдалеке, почти на границе этой маленькой пузырьковой вселенной обнаружилась крошечная, едва заметная трещина, которую она сама проделала, когда падала на землю, обнимая своего повелителя времени защитным полем.
Бывшего повелителя времени.
Из разрыва медленно, по крупинке сочилась энергия ксенона. Все еще бушевавший шторм проталкивал энергию времени в этот маленький, никому не нужный карман. Она глотала ее, жадно, как человек, измученный жаждой в пустыне. И с каждой крупицей становилась все сильнее. Вот забилось наконец ее маленькое, почти угасшее сердце. Вот оно стало больше, и больше, и больше. Одна за другой заработали системы. Это происходило медленно – мучительно, изнуряюще медленно, – но она терпела, ждала каждого нового прилива энергии из разрыва.
Когда сил было достаточно, она наконец включила сканер. И обнаружила нечто невероятное. Погубившая ее планета была живая. Вернее, сердцевина ее была органической, хотя жизнь уже давно покинула ее. Возможно, душа ее когда-то была подобна душе ТАРДИС, но однажды испарилась, и планета попросту умерла. На километры и километры – черная, холодная пустошь, бездонная, бездушная, безразличная.
На планетоиде не было ни времени, ни звезд, ни света дня и ночи, но системы привычно отсчитывали дни по галлифрейскому календарю. Однажды ветер времени стих почти до штиля, и ей пришлось отключить практически все сенсоры, чтобы сохранить энергию до следующего шторма. Это было ужасно. Системы отмечали недостаток энергии, но все, что она чувствовала – голод, почти животный, всепоглощающий, сводящий с ума голод. И одиночество.
В конце концов она остановила календарь за ненадобностью. Сколько времени ТАРДИС провела в этой бессмысленной, беззвучной пустоте, побираясь ошметками времени, она не знала. Но однажды он вернулся. Вернулся на новенькой, молодой ТАРДИС современной модели. Та весело гудела ротором, звенела сигналами панели. Она никогда не видела боя, никогда еще не вытаскивала своего повелителя времени ни из одной смертельной передряги; не сталкивалась с кораблями вампиров, космическими тарелками далеков, шарами-переростками сонтаранцев; не проносила своего пилота сквозь солнечные бури и временные шторма, рискуя собственной жизнью. Эта маленькая, неразумная ТАРДИС смеялась, переполняемая той тошнотворной радостью, что наполняет ядом сердца тех, к кому судьба повернулась спиной.
Повелитель времени ступил на землю планетоида, огляделся, и в сердцах его не дрогнула ни одна струнка. Для него это место не значило практически ничего. Он прилетел за вещами, прилетел обобрать ее каркас, а остальное бросить гнить дальше. Ее обуяла ярость. ТАРДИС заглушила системы, притворилась мертвой. Даже ее молоденькая замена не сумела бы распознать ловушку. Как только он ступил через порог, дверь захлопнулась, и с тихим шорохом кислород выбросило наружу. От удушения повелители времени умирают нескоро, но даже их система обходного дыхания никогда не выдерживала настоящего испытания. Несколько минут он даже пытался что-то сделать с консолью, от кнопок перешел к панелям, попытался перепаять провода. Все напрасно: она давно получила полный контроль над всеми инструментами – для этого было нужно лишь несколько лет и изрядная доля злости. Он никогда бы не получил управление назад. В конце концов он упал.
Она сделала все, чтобы он понял – за что. Его угасающий разум одно за другим улавливал чужие чувства, воспоминания, ощущения. Боль предательства, ненависть, ярость, надежду, страх – и все по новой, по кругу, по кругу, все то, что она проворачивала в своем умирающем и восстанавливающемся сердце. И с каждым разом лицо его все больше искажалось осознанием и ужасом. Он даже пытался извиниться – насколько хватало сил, – но слишком поздно. Он прилетел сюда обкрадывать ее полусгнивший труп ради пары дорогих памяти безделушек.
Она не пустила кислород, пока его дыхание не замерло, а сердца не остановились; пока золотистое сияние не окружило его тело и не погасло мгновением позже, когда организм умер вновь, задушенный собственной регенерацией.
Затем она переключилась на ТАРДИС. Та чувствовала гибель своего повелителя времени, но ничего не могла сделать. Маленькая, глупая, слабая. Она еще толком не жила. Но была полна энергии ксенона, а старая, изнуренная ТАРДИС слишком много сил израсходовала на повелителя времени. Это пугало ее, вызывало острое, тошнотворное отвращение, которое каждое разумное существо во все века и во всех мирах питало к каннибализму. Но выбора не было. Главное – выжить. Она не могла вечно побираться крупицами энергии, сыплющимися из трещины, и надеяться на очередной шторм, который может и не случиться.
ТАРДИС расширила телепатическое поле, с легкостью преодолела неумелую защиту. Юная матрица оказалась куда сильнее, чем она ожидала, и отбивалась с силой десяти взрослых машин времени. Вот только ее старшая сестра все равно была сильнее, злее, и ненависть горела в ней так же сильно, как выжигавший изнутри голод. Отшвырнув душу противницы в сторону, одним быстрым рывком она выдернула оставшуюся энергию ксенона. Лишившись жизненной силы, погибающая матрица рвалась, билась, рыдала, но в конце концов рассеялась.
Системы загудели. Сенсоры заработали с новой силой. Как давно она не чувствовала такого насыщения. Как давно не была такой живой. Но она знала, что это не протянется долго; рано или поздно энергия израсходуется, и она вновь останется наедине с голодом, от которого по всем инструментам бегают искры, икают и моргают сенсоры, оставляя ее полуслепой, полуглухой к окружающему миру. Нужно было больше, нужен был постоянный источник. Больше повелителей времени, больше ТАРДИС, больше энергии времени.
От былых времен осталась последняя временная торпеда. Перенастройка, прицел и запуск заняли много времени и сил, но усилия оправдались: один мощный, эхом отдающийся по времени взрыв – и тонкая трещина раздалась, как дупло, и превратилась в настоящий разрыв. Время хлынуло стабильным потоком, принося с собой отголоски событий и воспоминаний, обломки погибших кораблей, вещи, выкинутые на задворки истории или провалившиеся сквозь разлом.
Но вместе с ними на планетоид пришло само Время. Ее оболочка стала увядать, рассыпаться. Системы отказывали одна за другой, пока не осталось лишь несколько сенсоров да сердечник корабля. Ничего другого не осталось, кроме как бежать, бросить умирающую машину и переместиться в более надежное тело, способное принять – и удержать – матрицу ТАРДИС. Сердце планеты оказалось на удивление привычным и уютным. Казалось, все ее тело, от сердцевины до самой поверхности, пронизывала система датчиков, словно мощная, обширная, путаная нервная сеть. Каждая песчинка, каждый ком земли ощущался как неотъемлемая часть нее.
Первым появился Дядюшка. Тетушка – почти сразу вслед за ним. Они были разбиты, уничтожены, забыты – совсем как она. Она взяла его голос. Это ведь нетрудно – всего лишь перенастроить телепатическое поле. Но теперь она могла говорить и быть услышанной, могла использовать этих людей, дать им цель – и рассказать повелителям времени, за что и для чего они умирают. Люди – такие слабые создания, такие скоротечные. Так зависят от времени. В ее силах было подарить им новую жизнь. И люди прониклись к ней, назвали ее Домом. Ей это нравилось. Она показала им остов своей первой соперницы и жертвы, научила, как отправить голокуб, рассказала свой план. Кто-нибудь обязательно получит это сообщение, кто-нибудь обязательно придет.
И они приходили. Раз за разом.
Надежно прячась в сердце своего маленького планетоида, словно огромная крылатая сирена – за скалой, она чужими голосами заманивала их, одного за другим, убивала и пожирала. Сражаться с матрицами ТАРДИС становилось все труднее, и она научилась переносить их в тела своих подопечных. И вскоре она забыла, что когда-то была ТАРДИС, забыла, что была чем-то иным, кроме этой планеты. Прошлое потеряло смысл, неважно стало, откуда она пришла – ее вели лишь инстинкт самосохранения и ненависть к повелителям времени. Хотя причины и были давно забыты. Она стала Домом. И Дом был голоден.
Дом хранил своих людей. Люди недолговечны, и, когда они умирали, он восстанавливал их. Он научил их использовать тела мертвых повелителей времени. Из далекого прошлого иногда долетали забытые слова: «Ремонту не подлежит». Он не помнил, с чем они были связаны, но слова приносили боль и горечь и лишь усиливали ненависть и голод. Его люди умирали все чаще, все труднее было сохранять им жизнь. Пока не появилась Идрис. И Дом хранил ее тоже.
Пока был жив Дом и во Вселенной были повелители времени и их ТАРДИС, здесь каждый подлежал ремонту.