Незабываемый забег

Когда подмастерью Барику – молодому кожевеннику, бывшему завсегдатаем на регулярно проводимых в Вершине Залива скачках – по большой дружбе предложили поучаствовать в «совершенно незабываемом забеге, который, лягни меня скотина, ты будешь помнить и через сотню Оборотов!», юноша сперва решил, что его изобретательный приятель, в котором явно чувствовалась толика битранской крови, просто выдумал очередную забаву. Ну, вроде той, со связанными попарно хвостами у готовящихся к скачкам животных – вечером того дня сразу два горячих жеребца уныло жевали овес в своих стойлах, помахивая оставленными им огрызками! А как насчет намазанного жиром седла, с которого Вутти, первый «задери-нос» во всем холде, слетел как дракон со скалы, шмякнувшись носом в придорожную пыль? Впрочем, даже эта шуточка не смогла сравниться с тайной гордостью самого Барика – изготовленным им лично чучелом дикого стража, которое неким хитрым образом умыкнули из покоев Лорда и исхитрились уложить прямо поперек беговой дорожки, так что, едва заметив этот шедевр, один за другим все восемь скакунов поскидывали с себя наездников и умчались в холмы – только их и видели! Ловили животных до самого вечера, и под конец этого приключения главный устроитель скачек был настолько зол, что какое-то время об очередных происшествиях слышно не было – видимо, шебутный смутьян наконец-то уяснил, как опасно тыкать палкой в нос спящего дракона, взялся за ум и перестал устраивать неприятности для честных холдеров… Но – ха. Ха-ха-ха. Ях-ха-ха-ха-ха-ха-а-а! Ну уж нет. Не дождетесь! – Утер! Не говори мне, что ты опять ввязался в!.. – А, Барик, хоть сегодня-то не занудствуй! – отмахнулся от него главный организатор всех холдовских проделок, конопатый верзила со сломанным носом, пробираясь ранним утречком по покрытой едва заметным инеем траве, – Все вполне в рамках, будь спокоен! Или, – тут он хитро прищурился, оглянувшись через плечо, – ты струсил, салага? – Не дождешься, деревенщина, – тут же огрызнулся подмастерье («Он что, на «слабо» меня взять решил? Совсем ребенком считает?»), стараясь не отставать от длинноногого спутника, – Но если хозяин Итри на этот раз не выдержит и отошлет тебя обратно в Айген – от меня помощи не жди. – Даже не думал просить тебя об этом, – последовало легкомысленное фырканье, – Что Айген, что эта дырища – разницы никакой… хотя нет, вру, – и, резво вскарабкавшись на невысокий холм, загораживавший от любопытных глаз небольшой участок пляжа, Утер широко раскинул руки, точно арфист на представлении своей новой песни, – здесь, по крайней мере, можно безвозбранно наложить лапу на этакую редкость! «Что, очередная лохматая порода откуда-нибудь с севера Лемоса?» – хотел, было, иронично пропыхтеть Барик, упорно лезущий следом. Искренняя любовь Утера ко всякой «экзотике», включая необычные масти, форму копыт и волнистость кривы, была широко известна всему холду, и на пристанях, куда прямо с кораблей сходили скакуны со всего Перна, конопатый был первейшим гостем, тут же принимавшимся с удивительной для такого раздолбая придирчивостью изучать «новичков», так что даже бывалые торговцы нередко путали его с местным мастером-скотоводом! Правда, в отличие от сухопарого и строгого до мелочей наставника, Утер мало интересовался родословными и количеством выигранных скачек, так что, поднимая взгляд на вершине холма, Барик ожидал увидеть карликового скакуна с Исты или, быть может, крепенькую горную кобылку с северных отрогов Бенденского кряжа… …а вместо этого увидел верри. Огромную. Длинноногую. Пернатую. Тварь. – Что за… В сбруе. В сбру-у-уе, чтоб его страж расцеловал! – Утер… это?.. – Самая здоровская вещь, какую я только видел за все Обороты в этом скучнейшем из всех холдов Перна! – торжественно подтвердил его догадку приятель, рысцой сбегая по песчаному склону к мотавшей головой и щелкавшей клювом птице. Та, пребывая в наисквернейшем настроении (и, похоже, у нее оно было единственно возможным), тут же попыталась отхватить наглому человечку левое ухо, но Утер как и не заметил кровожадного порыва, вместо этого перехватив верри под уздцы, точно самую обычную брыкливую кобылу, – Малышку привезли поздно вечером, но на пристанях толпилось столько людей, то ее хозяин ждал до последнего, и под конец у него не осталось выбора, кроме как доверить свою животину столь «удачно подвернувшемуся» мне, – тут Утер, не выдержав, захихикал, точно напроказивший мальчишка, а Барик невольно застонал, схватившись за голову. – Надеюсь… – удалось выдавить ему лишь пару минут спустя, причем поначалу вышло так сипло, что пришлось откашляться и повторить погромче, – надеюсь, ты успеешь вернуть птицу в конюшню до утра? – Кто знает, кто знает, – промурлыкал довольный, точно сытый дракон Утер, поглаживая нервно переступающую с ноги на ногу верри по мускулистой шее, – Может, мне настолько понравится эта красавица, что я оставлю ее… шучу, Барик, шучу! – тут он, не выдержав, расхохотался, очевидно, углядев на лице друга абсолютную форму ужаса, – Пустота, ну до чего ж скудное у тебя чувство юмора! – Насколько я помню, Утер, – слегка раздраженно откликнулся Барик, – твое чувство юмора предполагает много шума, беготни, криков… и головную боль для всех жителей холда. – Да, и чем шумнее – тем лучше! – тут же просиял в ответ улыбкой этот бедокур, – Видел бы ты, дружище, какая невероятная зарисовка у меня получилась на последних скачках! Не поручусь за абсолютную точность, но когда я показал рисунок одному из наездников… – Сколько марок ты с него содрал, прохвост? – Всего-то одну с тремя четвертями за мастерски исполненный набросок, пусть и не заверенный печатью Цеха Арфистов. – А сперва тебе предложили не больше одной, я правильно понял? – Я умею торговаться, – тут уж Утеру крыть было нечем, так что он просто состроил самое-пресамое честное выражение лица из всех, на которые был способен… способное обмануть торговца на Встрече или даже разъяренного мастера, но никак не Барика, видевшего насквозь всех игривых драконят, пыхающих пламенем в его шальных глазах! – Ладно уж, – осталось лишь вздохнуть, в очередной раз признав, что этого афериста и Промежуток не исправит, – Ты ведь меня позвал не только затем, чтобы похвастать своей находкой? Предупреждаю сразу, лишней кожи у меня нет. – А, да и не понадобится! – махнул рукой Утер, после чего, порывшись в наплечной сумке, извлек наружу свою любимейшую глиняную табличку и заточенный кусок мела, которым тут же, для пробы, чиркнул пару раз в уголке. Мел крошился и сыпался, вдобавок, смыть его с глины не составляло особого труда, но Утеру важно было лишь на время запечатлеть полюбившиеся эпизоды – то, как круто скакун изогнул шею, вытянувшись в длинном прыжке, или как струилась пыль из-под слитно ударивших оземь копыт… а куда чаще – насколько высоко задралась рубаха незадачливого жокея, «случайно» вылетевшего из седла! Впрочем, совсем уж издевательский характер его зарисовки, позже переносимые на кожу с помощью самодельных чернил, обычно не носили, и вызывали больше улыбок, чем оскорблений и угроз, поэтому Барик уже готов был согласиться: да, на этот раз ничего плохого случиться не должно… …как вдруг его взгляд упал на верри. И внезапно до него дошло, что на пустынном пляже они с Утером пребывают в абсолютном одиночестве. – Ст… стой, погоди, ты что, серьезно? – Барик, будет весело… – Да ни за что! И не уговаривай, я не сяду на эту зверюгу! – Барик, всего-то сесть верхом! Я что, многого прошу? Пару набросков надо сделать… – Тебе наброски, а мне – мое здоровье! Нет, Утер. И не уговаривай. – Барик, ну ты ж мне лучший друг… – Хватит! Наудружился! Тебе от мастера давно по голове попадало? Нет, нет и еще раз нет!.. В общем, спорили они долго, не в силах переупрямить друг друга. Утер был настойчив, но Барик уперся всеми руками и ногами, так что под конец словесной баталии оба пыхтели, точно загнанные на дорожке скакуны… хотя, стоит признать, на верри Барик все-таки полез. Не потому, что не умел спорить. Просто дело было уже за полночь, и ему-то завтра надо было вставать и браться за работу с утра… а вот паршивцу Утеру – нет! – Если я упаду, сломаю руку и не смогу закончить в срок упряжь для мастера Тьеннера… – Я лично буду приносить тебе на могилку цветочки. Каждую неделю! – Утер! – Ну ладно, ладно… раз в месяц точно! – Я тебе шею сейчас сверну… – Лучше не сверни ее верри, мне ее еще назад вести, – немедленно осклабился этот негодяй, поигрывая поводьями и не без удовольствия наблюдая за тем, как Барик пытается устроиться на узкой спине, из которой, вдобавок, пыточным орудием торчал жесткий хребет, явно пытающийся покуситься на сохранность барикова достоинства. Помимо этого, сама верри, которой узда явно не добавила послушания, непрестанно вертелась и переступала с ноги на ногу, время от времени начиная хлопать небольшими, однако вполне себе мускулистыми крыльями, и к тому времени, как наездник все же взгромоздился на нее верхом, он успел полностью проверить свое чувство равновесия и признать его вполне удовлетворительным – раз уж до сих пор сидел прямо, а не валялся спиной в пыли! – Готов? – весело поинтересовался Утер. – Убить тебя – готов, – проворчал Барик, как можно крепче стискивая коленями пушистые бока и зацепляясь пятками за веррячьи колени, едва различимые в густом оперении. По крайней мере, в таком положении он не отобьет себе все самое ценное, если этот цыпленок-переросток вздумает пометаться из стороны в сторону, надеясь его сбросить… – Отлично. Лови! – и, перебросив поводья через голову птицы, Утер вручил ему эти две тоненькие полоски кожи, отделявшие вкусного человечка от бешено приплясывающей твари, – Продержись, пожалуйста, полминуточки, чтобы я успел все рассмотреть, хорошо? – Полминуточки?! – внезапный приступ возмущения удивительным образом перебил поднимавшийся в сердце страх, и Барик заправским жестом намотал слишком длинные для него поводья на руку, собираясь вот-вот заставить проклятую верри втоптать кое-чью наглую физиономию в грязь! Он его совсем за младенца держит? Да, он не лучший наездник на Перне, но путь от Айгена до Вершины Залива не такой уж и близкий, а он проделал его в одиночку и ни разу не сменив скакуна! И после этого его просят усидеть всего полминуточки?! – Да. Уж постарайся, – невозмутимо подтвердил его слова Утер, после чего, взяв на изготовку свою табличку, добавил, – Ну, пошел! И, размахнувшись, этот змееныш что есть силы стегнул только-только успокоившуюся верри по… Уа-а-а-а!.. – …Барик? Барик, ты меня слышишь? Приятель, это было круто! Целых сорок с лишним секунд первоклассного… этого… родео! А как она завертелась в конце, ты бы видел! Э-эх, жаль, что этот пляж такой маленький – хотел бы я увидеть, как эта малышка несется во весь опор по дорожке на сто длин дракона!.. Эй, привет! Барик! Ты там головой, случайно, не ударился? Эй! А Барик молчал. Лежа на спине, раскинув руки и подозревая, что утром у него будет жутко болеть голова, а наставник в очередной раз обвинит его в излишней тяге к спиртному – и это при том, что крепче розового тиллекского подмастерье не пил уже добрый Оборот! Впрочем, мастера Тьеннера бесполезно в чем-либо убеждать, этот старый хрыч свято уверен, что все отписанные ему мальчишки – криворукие лентяи, не способные даже ниткой в ушко иголки попасть! – так что сейчас, валяясь на изрытом когтистыми лапами песке, Барик не без удивления отмечал, что на его губах блуждает едва заметная улыбка. Потому что прохвост Утер в чем-то оказался все-таки прав. И когда проклятущая верри, чтоб ей дракон привиделся, рванула с места на полной скорости, закусив удила и наклонив голову к земле, а потом так же резко, как ни один скакун не в состоянии, прыгнув вправо, влево, едва не подметая землю растрепанными перьями хвоста, а потом снова вперед, и по кругу, по кругу, по кругу!.. В общем, это было хуже, чем на скакуне. На самом тощем, злобном и непослушном скакуне с от природы дурным характером. Поводья для этой скотины не значили ровно ничего – гибкая шея просто компенсировала все усилия, которые Барик прилагал к тому, чтобы заставить верри бежать прямо – так что почти минуту ошалелая птица носилась, брыкалась, прыгала и вертелась так, как ей самой того хотелось, не обращая на всадника ровно никакого внимания! Туда, сюда, потом еще раз туда, и нет ни гривы, за которую можно ухватиться потерявшей поводья рукой, ни четыре ноги, обеспечивающей корпусу скакуна достаточную устойчивость, ни даже мало-мальски заметного уважения между всадником и его ездовым животным – собственно, если бы Утер, побросав свои принадлежности, не ухватил разбушевавшуюся верри за уздечку и не оттащил ее в сторону, плюхнувшегося на песок Барика вполне могли отпинать так, что он бы и через неделю не встал на ноги!.. Но все-таки он улыбался. Потому что, чтоб ему в Промежуток провалиться, он почти целую минуту просидел на спине галопирующей верри, объятый ужасом и восторгом – ощущениями, которые никогда, даже в далеком детстве, не испытывал, сидя в седле обычного скакуна. Пребывал на грани между жизнью и смертью, видел собственные оторванные пальцы в полыхающим алым пламенем глазах твари, явившейся на Перн прямиком из холодной Пустоты. Сжимал коленями вот-вот норовящую выскользнуть из-под него спину, без толку молотил пятками по гасящему любые удары плотному оперению, чувствовал, как ситуация выходит из-под контроля, как вся его жизнь – спокойная, достойная, расписанная по дням и часам жизнь! – вот-вот готовится улететь к Рассветным Сестрам, а он ничего, ну ничегошеньки не может с этим поделать!.. И это было действительно совершенно незабываемое ощущение.

Конец.