Endling

У Локи больше ничего не было. Только ледяная злость. Огонь, который всегда отогревал его изнутри, иссяк. *** Когда-то все видели в его глазах надменную гордость, коварство, зависть, злость, ярость. Бог лжи мог по собственному выбору непринуждённо сыграть любую из этих страстей, скрыв, что он чувствует. Мог хохотать, когда больно, и сочувственно пускать слезу, ликуя в душе. Но чувствам, идущим из глубины сердца, союзничать с мыслями Лафейсон не давал. Его репутация, его искренность — всё было под сомнением. Его амбиции и самолюбие видел каждый. *** Народ Асгарда расступался перед ним в горестном молчании. Все смотрели на принца; все знали о нём то, что было им же создано. Каждый, мимо кого он прошёл, желал убедиться, сохранил ли бог лжи свою тонкую змеиную улыбку. Но выражение лица Локи было неизъяснимо. Бог не походил на самого себя. Его черты стали острее, отточенные костяным зубилом смерти. Облачённый в траурные одежды, он шёл позади плывущего над полом катафалка с телом павшего Тора. *** Никто не мог заметить в его глазах заботу или тревогу. Никто не видел в глазах Лафейсона счастье. Тор Одинсон не всегда понимал, за что Локи отталкивал его, но всегда знал, когда он ему нужен. В этот миг Локи никогда не закрывал глаза. Соединяясь с телом брата, наполняя его своим жаром и нектаром жизни, Тор смотрел в расширившиеся зрачки Локи, изнемогавшего от его мощи и желавшего вместить в себя ещё больше. Тончайшая плёнка рокового безумия заволакивала взгляд Лафейсона, пока он беспомощно содрогался в оргазме, и первый чистый, незамутнённый взгляд, когда спадала пелена, был наполнен счастьем. Тор видел его. Когда-то Тор не мыслил себя без Локи. Когда-то он любил его так напористо и слепо, что готов был во всём признаться Всеотцу и разделить с братом участь изгнанника. Лафейсон продолжал делать всё, чтобы Один покарал лишь его одного. Тор долго ждал, что Локи надоест лгать, юлить, строить козни и предавать, когда ему это выгодно. Как долго он хотел этого, забыв, что они с Локи подобны звёздам, возникшим из первозданного огня, и подчиняются притяжению вселенной. Каждому своя дорога. И Локи всегда хотел, чтобы Тор понял его и отпустил. И Тору хватило сил. Они отдалялись всё дальше и дальше, чтобы однажды чувство тревоги за брата прошло. Тор больше не боялся потерять его. И теперь он доверял Локи больше, чем когда-либо. Сердце Тора теперь было спокойно. *** Он смотрел, как гибнет Асгард, как гибнет Локи. Он послал его на смерть — поместить корону Суртура в вечный огонь, чтобы тот уничтожил Асгард и вместе с ним Хелу. Он ждал, пока все уцелевшие жители взойдут на корабль, и отдал приказ взлетать. *** Брат стоял перед ним безиллюзионным парадоксом — вряд ли воскресшим из пепла, но неоспоримо живым и настоящим Локи Лафейсоном. И Тору казалось, что это его награда — за Мьёллнир, за потерянное царство и глаз. Но разве же жизнь его чему-то учит! Локи первый заметил беду. Прочитав в глазах брата безысходный, самый постылый ужас, Тор лишь после этого ощутил, что с ним что-то не так. А потом позволил сказать Локи, чего слышать не хотел, но был готов. — Её клинок был отравлен магией мёртвых. Она распространится не скоро, пока будет бороться с твоей собственной. Сотню лет, брат, я тебе обещаю. *** Сотня лет рассыпалась искристыми шариками былого в вечность, слетела, как роса алмазной, холодной и режущей глаз остротой с сорванной виноградной грозди, обнажив вместо упругих ягод налёт гнилостной плесени. Мир вокруг не рассыпался осколками, не замутнел от отчаяния. У Локи больше ничего не было. Только ледяная злость. Огонь, который всегда отогревал его изнутри, иссяк. Внутри у бога лжи было пусто и одновременно наполненно. Он сам не понимал, как такое возможно. Локи сделал шаг к ложу Тора. Лафейсон не был готов. Не успел привыкнуть к мысли о разлуке, слишком уж счастливыми, хоть и трудными, вышли эти года. Как воин он скорбел по павшему в неравном бою с тьмой Тору. Как маг Локи был уязвлён — он не смог бороться против самой сильной магии. Как любовника и брата его тяготило ощущение незавершённости. *** Катафалк остановился у лестницы к возвышавшемуся постаменту из чисто-белого, лишь кое-где с золотыми прожилками, мрамора, на котором тело Одинсона должно было лежать для прощания. Горе утраты было тяжёлым для всех, но прощание прошло торжественно. Жители и воины нового Асгарда отдали дань уважения и любви своему царю. После церемонии все склонились в глубоком почтении перед телом Тора, прощаясь с правителем. Лишь Локи остался стоять, тяжко опираясь рукой на край мраморной плиты. Всю церемонию он простоял прямо, с гордо задранной головой с неизменно гладко зачёсанными назад чёрными волосами. Он знал, что его никто не посмеет за это осудить. Для него прощание уже произошло. Он ждал, пока все покинут зал, чтобы остаться наедине с Тором. *** Локи сделал шаг к ложу Тора. Взошёл, пристально глядя ему в лицо. Распустил пояс, выскользнув из шёлкового халата, и прильнул к брату, ложась головой ему на грудь. Тело громовержца ещё не начало остывать. Локи запустил холодные пальцы в отросшие золотые волосы Тора, приподнимая ему голову и шепча в закрытый рот: — Ты — последний царь Асгарда, как и я. Локи оплёл могучее тело воина и царя руками и ногами, вжимаясь в него, будто грея своим выстуженным теплом, целуя и нашёптывая слова желания. Тор был безмолвен, но эрекция на ласки и потирания чувствовалась между ног всё явственнее. Локи привстал, опираясь на колени. Он провёл рукой по пенису Тора, сжимая его, оттягивая и заставляя окрепнуть текущей с пальцев магией. Закрыв глаза и изогнувшись, Локи опустился на член. Почувствовав внутри себя желаемое, Локи нетерпеливо задвигался, со стоном напрягая мышцы. К собственному вставшему пенису он не прикоснулся. С каждым рывком он болезненно вскрикивал, шире раскрывая рот в гримасе наслаждения и отчаяния. У них так давно не было друг друга. Когда магия, отравлявшая Тора почти сто лет, стала сильнее, стоило Локи приблизиться к нему, и она крепла ещё больше, прошивая тело громовержца конвульсиями. Локи насаживался до изнеможения. Пот тёк по жемчужной коже. Яд, сожравший силы ещё молодого бога, был заперт в его теле. Локи, с хриплым воем торжествуя над побеждённым врагом, вгонял в себя член Тора, с трепетом чувствуя, что тот наполняется оставшимися соками. Он двигался, направляя ритуал к экстазу, который, переродившись в семя, оплодотворит его. Член внутри него вздрогнул, скудно излившись семенем, и смертоносная мощь Хелы, к которой Локи был готов, ворвалась в него, смешав оргазм и магию воедино. Конвульсии выкручивали тело Лафейсона, вырывая из груди рваные вопли, пока всё не схлынуло, отбросив бога на постель в бессознательном состоянии. *** Локи выпрямился. Траурный чёрный балахон, который он носил по Тору уже полгода, скрывал округлившийся живот бога. Лафейсон оперся на надгробие с барельефом, склонив голову и целуя камень. Он опустился у подножия и сел, запрокинув на камень черноволосую голову, опутанную паутинными седыми нитями, приготовившись вновь беседовать с Тором всю ночь. Ночное небо вспыхивало ослепительными огнями звёзд. — Последний раз я смотрел на звёзды, когда поджигал твой погребальный костёр, брат. Локи на пару минут затих и зажмурился: внутри него бойко толкнулся наследник. Он успокаивающе погладил живот рукой. — Слушайте оба. Искры кружили так высоко, что смешались со звёздами. Но больше я на них не смотрю. Смотреть на звёзды — смотреть в прошлое. Красные, синие, жёлтые. Они давно умерли, прежде создав нас. Но это тоже не важно. Будущее будет иным. У Асгарда будет новый правитель, не такой, как мы с тобой, Тор Одинсон. И я наконец-то спокоен. Локи любовно прижал одну руку к животу, а ладонь другой приложил к высеченному на камне лицу Тора.