Паучьи кружева.

- Кира, ну что ты пристал ко мне? - немного нервно бросил молодой мужчина с чёрными, как смоль, волосами, вытатуированной на щеке цифрой шестьдесят девять и тремя рассекающими правый глаз и половину лица глубокими шрамами. Туша сигарету, Хисаги порывисто наклонился всем корпусом вперёд, из-за чего облил косоде и шаровары вином и теперь зло шикал, пытаясь оттереть расплывающиеся по форменной одежде синигами мокрые вишнёвые пятна. - Рангику-сан замужем, никаких чувств я к ней испытываю, дальше, чем друга, я её попросту не вижу. Уверен, как и она меня. - Ну-ну, - голубоглазый блондин тряхнул головой - жест, ставший его постоянной особенностью после того, как он изменил причёску после окончания Духовной Академии Синигами и отрастил длинную чёлку. Выражение лица Идзуру Киры - товарища Хисаги Шухея, при этом было очень интересным: взгляд прищуренных глаз забавно сочетался с приторной такой улыбочкой, которой обычно улыбаются, когда не верят сказанному. - Сказки ты мне будешь ещё рассказывать. Весь Готей уже шепчется про то, как вы кружите друг возле друга, и вот-вот рога моему капитану наставите. Шухей закатил серые глаза. Идзуру Кира, его разговорившийся сейчас товарищ, когда выпивал, порой был просто невыносим. На трезвую голову это был очень интеллигентный, вежливый, и порой даже чрезмерно застенчивый молодой человек, но алкоголь иногда превращал его в приставучего болтуна, каким Кира и стал ныне. Ну вот, спрашивается, зачем ему приспичило вообще завести столь старательно замалчиваемую Шухеем тему?.. Он и сам уже не знал, куда деваться, как противостоять своим душевным метаниям и не довести до греха, не вкусить того самого запретного плода, который манил к себе, как сумасшедший. Рангику... При одном звуке столь обожаемого им имени Хисаги воскресил в памяти образ фигуристой рыжеволосой красавицы с голубыми глазами, предмет его давнишних и, как он думал, тайных воздыханий - Рангику Мацумото, служившей лейтенантом в отряде номер десять. Откинувшись на спинку дивана, на котором он сидел, и наплевав уже на то, что свою лейтенантскую форму он безбожно залил вином, Шухей понял, что поплыл он вовсе не из-за выпивки. О, едва придя в Готей 13 ещё студентом Академии и начав принимать участие в миссиях от воинского подразделения Сообщества душ, Хисаги понял, что голову от этой своеобразной девушки он потерял окончательно и бесповоротно. Если брать чисто возрастные мерки, Рангику была на пару лет помладше Шухея, но сложилось так, что в Готей 13 она попала уже давно, просто у синигами всегда ведь жизнь замирала на определённом возрасте, по достижении которого они не менялись внешне очень долго. Вот и ходила красотка Мацумото, радуя глаз служивших в Готее мужчин и вызывая зависть у женщин. Общались Рангику и Хисаги достаточно близко для того, чтобы зваться хорошими друзьями, часто проводили время вместе, выпивали и коротали вечера за чашкой чая, когда спиртное уже в глотку не лезло, также рыжая любила взять с собой Шухея и отправиться на Грунт, как в Сообществе Душ звали землю и мир людей, да погулять там на славу... Да только дальше дружбы дело не зашло - отчего-то вбив себе в голову, что лейтенант его внешности, изуродованный шрамами, нафиг ей не сдался, Хисаги так и не осмелился признаться в любви девушке. Она, хоть и догадывалась, что парень к ней неровно дышит, тоже не осмелилась сделать первый шаг потому, что девичья гордость взяла верх... "Вот и кончилось тем, что, пока ты вокруг своей рыжей круги наворачивал, она усвистала замуж за другого", - примерно так комментировал дальнейшие события Казешини - духовный меч Хисаги, колдующий магией ветра и выглядевший в шикае очень грозно - два заточенных до завораживающего блеска острых серпа на длинных цепях в руках Шухея становились просто смертоносным оружием. О да, Хисаги на всю жизнь запомнил тот день, когда в его домик прилетела бабочка с посланием от Рангику. Он ещё, перелезая через заснувших у него после очередной гулянки Ренджи и Рукию, удивился, зачем Рангику прислала бабочку, если могла просто СМС написать, позвонить, или прийти, в конце-то концов. А, раскрыв послание, Шухей так и плюхнулся прямо на пол возле своего огромного и не единожды прожжённого сигаретами из-за его привычки курить в постели дивана и схватился за сигареты, пытаясь переварить новость, которая радостной для него вовсе не оказалась. Нет, разумеется, всё это не с бухты-барахты произошло, Рангику, считая его не больше, чем другом, рассказывала ему про то, как за ней ухаживает Гин Ичимару, капитан третьего отряда, улыбчивый худощавый блондин, который постоянно щурился так, что и не разобрать было, какого цвета его глаза. Ну, если припомнить слова трещавшей без умолку о своём новом ухажёре в ту пору Рангику, то, кажется, глаза у капитана Лиса, как за глаза звали Ичимару и рядовые, и офицеры, и даже кое-кто из капитанов Готей 13, за его постоянную привычку "скалить зубы" даже тогда, когда ситуация была накалена до предела, и не мешало бы хоть немного посерьёзнеть, были голубого цвета. В общем, умение держать лицо, присущее капитану Ичимару, все порой расценивали как издёвку - мыслимо ли, когда речь идёт о чём-то серьёзном, а человек улыбается нагло и уверенно!.. Да плевать, если честно, Хисаги было на глаза, на улыбку Гина, и на всё, что с ним связано. Его выбешивало лишь одно - Белый Лис (за цвет волос к прозвищу капитана пятого отряда тут же приклеился звучный эпитет) добился Рангику, особых усилий для этого не предпринимая. А это могло значить лишь одно - Рангику никогда бы точно не ответила Шухею взаимностью, решись он признаться первым ей в своих чувствах, возьми да обгони пройдоху Лиса... "А может, и наоборот", - поддел своего и без того морально раздавленного синигами его обожающий использовать каждую возможность продемонстрировать свой сварливый характер дзанпакто. - "Может, подкатил бы ты бубенцы к своей драгоценной Мацумото, она бы растаяла, и повёл бы её под венец ты, а не эта ходячая кость". Признаться честно, Казешини тоже не любил Ичимару. И не просто за то, что тот взял и практически из-под носа увёл у Хисаги девушку, которую тот до безумия любил. На уровне какого-то внутреннего чутья Казешини был уверен в том, что улыбчивый и умевший язвительными шуточками кого угодно до белого каления довести капитан Ичимару что-то скрывает, что-то задумал и вообще сволочь ещё та. Причём внятно объяснить свою неприязнь дзанпакто не мог, эта его ненависть к Гину чисто "на клеточном уровне зародилась", как говаривал сам Казешини. Но даже не просто приглашение на свадьбу тогда совсем морально раздавило Шухея. Он даже усмотрел некое издевательство со стороны Рангику в том, что он был избран свидетелем на этой свадьбе. Мало этого, в свидетельницы была назначена капитан второго отряда - миниатюрная брюнетка с эффектным каре Сой Фонг, чей жалящий дзанпакто вызывал немало опасений у любого, ведь, реши она ударить два раза в одно и то же место, противника ждала неминуемая и мучительная смерть, и возможности исцелиться или как-то изменить ход событий после двойного попадания духовного меча своенравной и стремительной в бою девушки просто не было. Да не в дзанпакто её даже проблема вся заключалась. А в том, что Шухей знал - смелая и деловитая девица имеет на него виды, причём достаточно давнишние и глубокие. И вполне так себе может использовать их назначение в свидетели как шанс сблизиться. Шухей долго мучился, размышляя, что же делать - грубить, отказывая ей категорически, не хотелось, всё-таки негоже девушек обижать, но и переступать через себя и завязывать с Сой Фонг близкие отношения он совсем готов не был. Впрочем, на свадьбе Сой Фонг его приятно удивила. Мужественно выдержав все официальные церемонии, не понимая, как у него хватило сил прямо во время венчания не схватить Рангику на руки и не умчаться прочь отсюда, оставив оплёванного Лиса и опешивших гостей предоставленными самим себе, Хисаги плюхнулся наконец за стол и принялся самозабвенно топить в виски своё горе. Старавшийся держать лицо, а внутри чувствующий поднимающуюся бурю животного, первобытного и тёмного гнева на самого себя за свою нерешительность, Шухей старался не разговаривать ни с кем, а, если и приходилось изображать из себя улыбчивого гостя на чужом празднике жизни, парень старался как можно скорее отделаться от желающих навязаться к нему в собеседники и сматывался в какой-нибудь дальний угол банкетного зала, выискивая для отлучек благовидные и не очень предлоги. Увидев то, как бедный парень уже не знает, куда деваться от то выражающих ему липовое сочувствие, а на деле потешающихся над тем, как же дурачина Шухей такую красотку проворонил, то вообще нещадно утомлявших его бессмысленным и никчёмным трёпом гостей, Сой Фонг даже решительно отвлеклась от неспешной беседы с подвыпившим капитаном Хисаги - Мугурумой Кенсеем, коротко стриженым мужчиной крепкого телосложения и не менее крепкого, временами даже упёртого до непробиваемости норова. - Кенсей-тайчо, прошу меня простить, буду вынуждена вас оставить, - серые глаза брюнетки загадочно блеснули, когда она покосилась на добившего очередной стакан лейтенанта: - А то, смотрю, наш свидетель совсем что-то затосковал, надо бы его развеселить... - Ты-то развеселишь, кошка хитрая, - по-отечески потрепал Мугурума смущённо фыркнувшую Сой Фонг. Никому капитан разведывательного отряда не простила бы такой фамильярности, кроме разве что своей обожаемой госпожи Йоруичи Шихоин, в прошлом занимавший тот самый пост, на котором сейчас она сама и пребывала... Ну и Кенсей входил в список тех самых людей, которым можно было доверять, по мнению одной из самых опытных разведчиц Готей 13, которая по мастерству уступала если только самой Богине Скорости, как прозвали в Сообществе Душ загорелую Йоруичи, выплясывающую умопомрачительное танго с пьяным, счастливым и влюблённым Кисуке Урахарой, бывшим капитаном двенадцатого отряда. Помахав аристократке, брюнетка решительно направилась к решившему приправить свою горькую тоску порцией никотина Хисаги, взяла его за руку и под удивлённые, но одобрительные перешёптывания присутствующих уволокла его прочь из зала. Понимая, что сейчас ставить в неловкое положение капитана второго отряда попытками упираться и оказывать сопротивление никак нельзя, парень покорно проследовал за ней. Правда, напоследок не отказал себе в возможности ещё разок потравить и без того жестоко раненое сердце - обернулся и посмотрел на болтающую с гостями в обнимку с Гином Рангику. Чёрт, закусил губу Хисаги, нервно сглатывая и чувствуя, как хмель вместе с каким-то рвущим на части изнутри горестным чувством ударяет в голову, до чего же она прекрасна... В этом белом свадебном платье, эффектно украшенным разноцветной оторочкой возле линии груди и неким подобием такого же яркого шарфа, небрежно наброшенном на плечи, Мацумото сошедшим с небес ангелом пьяному, расстроенному и готовому добровольно голову в пасть Пустому засунуть, только бы не видеть того, как любовь всей его жизни выходит замуж за другого, Хисаги казалась. Да что там, ангелом немного разнузданная, но добродушная и смелая девушка влюблённому Шухею казалась всегда и везде, даже растрёпанная и сонная после знатной гулянки... Замерев на миг у порога банкетного зала, Хисаги даже не сразу обратил внимание на то, как Сой Фонг недвусмысленно-настойчиво дёргает его за закатанный по локоть рукав белой рубашки. А всё потому, что как раз в этот миг лейтенант девятого отряда увидел, что Рангику, хоть и улыбается, хоть и излучает радость и приподнятость духа, хоть и позволяет Лису обнимать себя, но не смогла скрыть тени в небесно-голубых очах, когда увидела, как Шухей покидает зал, держа Сой Фонг за руку. Нервно одёрнув эффектно струящийся языками подол фиолетового с белым и розовым платья, брюнетка пристукнула высоким каблуком: - Пойдём, разговор есть. Стараясь скрыть обуявшее его смятение после той вспышки чего-то, до боли похожего на ревность, в очах Рангику, Шухей заторопился за начавшей уж очень ретиво увлекать его прочь Сой Фонг. Когда они оказались вдвоём на втором этаже здания, в котором и проходило то самое разбившее Шухею сердце и поломавшее ему жизнь торжество, девушка торопливо вынула из стоявшей возле мягкого кожаного дивана тумбочки сразу три бутылки красного вина и один бочонок пенного эля. Хисаги не удержался от грустного смешка - ему невольно показалось, что проворная капитан второго отряда заранее всё это подготовила. - Хватит уже, не могу смотреть на твою кислую рожу, - игриво усмехнулась брюнетка, усаживаясь с ним рядом. - Выпей, расслабься и не смотри на то, на что смотреть тебе, знаю, невыносимо больно... - Да с чего вы... - попытался возразить Шухей, заготовив было речь на тему "Я очень рад за Рангику-сан" и стараясь заставить себя хоть на миг поверить в это бессовестное враньё. Правда, договорить ему не удалось - рот ему зажала тонкая и изящная, но схватившая его нереально крепко ладонь Сой Фонг. - Не "вы", а "ты", Хисаги, - она посмотрела в его глаза, отчего с шумом задышавший Шухей фыркнул, высвобождаясь из её крепкой хватки. - Отставь ты все эти церемонии, я тебя умоляю. Мы с тобой сегодня - два глубоко несчастных человека на этом празднике... - А вы... ты-то почему? - Шухей разлил спиртное по стаканам, чувствуя, что перед предстоящим разговором им обоим не помешает накатить, да покрепче. - Что бы я ни делала, как бы я ни изгалялась, ты так и смотришь преданным псом в сторону Рангику, - с лёгкой грустью потрепала брюнетка парня по волосам. - Глупый, глупый Шухей... Да и Мацумото та ещё дурында. Зачем, любя одного, выходить замуж за другого? Кому что доказала? Не понимаю... - Ты сейчас специально это говоришь, чтобы поиздеваться? - знала бы сейчас Сой Фонг, каких трудов Шухею стоило сохранить внешнее спокойствие, хотя в душе его от услышанного начала твориться самая настоящая буря. Чёрт побери, неужели ему не показалось, когда, посмотрев в глаза своему рыжему ангелу перед уходом из банкетного зала, он увидел обиду девушки, которую так и не понял её незадачливый кавалер?.. Неужели всё это время он, как идиот, ничего не предпринимал, и попросту сам и выпустил своё счастье из рук, да ещё и её несчастной сделал?.. - Нет, я не издеваюсь... - осушившая свой бокал с вином одним глотком, что совсем не вязалось с её нынешним изящным образом, капитан второго отряда осторожно провела предательски задрожавшей рукой по битой шрамами щеке Хисаги. - Да ладно, что теперь. Ты своё счастье просрал, - черноволосый лейтенант аж поёжился, когда пьяная девушка так резко, просто и правдиво озвучила то, что терзало его сейчас и просто на части заживо рвало, - я своего никогда не получу. Не бойся, Хисаги, я тебе не какая-нибудь сопливая школьница, не буду за тобой бегать и клянчить любви, которой от тебя мне не видать... Но, если мы сегодня переспим, я буду не против. Тем более, мы оба свободны, нам и терять ведь нечего... Негромко, но горько рассмеявшись ему куда-то в область шеи, Сой Фонг потянулась ещё за порцией вина. Шухей аж столбом застыл, не зная, что делать и куда деваться, а способная кого угодно в тупик неожиданными заявлениями завести капитан карательного отряда пристально посмотрела на закурившего парня: - Да ты не замыкайся так в себе... Я ж не настаиваю. Посидим, попьём, поболтаем. А там будь, что будет... И было. Разгорячённый, пьяный и обалдевший от горечи душившей его тоски и откровенно животного возбуждения Хисаги так разошёлся, что Сой Фонг змеёй под ним извивалась, раздирая в кровь его мускулистую спину и срывая голос от громких стонов наслаждения, больше близких к крикам... Да только настоящей радости это всё ни одному, ни второй не принесло. Чувствуя себя так, будто он только что изменил тому, к чему всю жизнь стремился, Хисаги ещё и начал ощущать какую-то вину перед Сой Фонг, неспешно потягивавшей вино и расположившейся у него на груди. Да, он начал чувствовать себя виноватым перед ней за то, что не любил её. И не мог ей ответить на её чувства. - Перестань забивать себе голову всякой чушью, - рассмеялась захмелевшая и лениво окидывавшая прокуренную комнату взглядом Сой Фонг, когда, не выдержав, Шухей начал извиняться перед ней за отсутствие взаимности к ней. Это ещё Хисаги не знал, что в тот день решившая наведаться на второй этаж и обсудить с ним кое-что Рангику услышала, как ходил ходуном диван и стены чуть ли не дрожали от стонов Сой Фонг, круто развернулась на месте и побежала вниз, на ходу раз двадцать наступив каблуками на подол свадебного платья, сжимая кулаки, кусая губы до крови и пытаясь что угодно сделать сейчас, только бы не зарыдать в голос... - Э-э-эй, Шухееееееич! - пьяный Кира выдернул товарища из омута воспоминаний, в который того затянуло до такой степени, что черноволосый лейтенант перестал вообще на что-либо реагировать. Пока Шухей вспоминал тот день, когда Рангику вышла замуж за Гина, он, как сел, уставившись в одну точку перед собой, так и застыл без движения. Пока Идзуру не начал трясти словно выпавшего напрочь из реальности товарища на плечо, тот вообще не соизволил никаких признаков жизни подать. - Ладно-ладно, если тебе так неприятно об этом говорить, я сделаю вид, будто не вижу, как вы с Рангику страдаете идиотизмом. Поздновато вы опомнились, когда она замуж вышла. Ты же сам прекрасно знаешь, как в Готей 13 относятся к супружеским изменам... - Был бы очень тебе признателен, если бы ты заткнулся, - Хисаги прикрыл глаза, моля небеса о том, чтобы нервы его сейчас не сдали и он не запустил в разговорившегося друга чем-нибудь тяжёлым. Но, как бы горько ни было ему это признавать, Кира был прав. Законодательство Сообщества Душ закрывало глаза на случайные связи не обременённых узами брака синигами, те при желании могли хоть по пять раз на дню партнёров менять. При этом закон очень сурово карал тех, кто, будучи женат или замужем, оказывался уличён в измене. Мало того, что суровость наказания была прямо-таки первобытной - дыба, забивание камнями у столба или подожжённая сверху клетка с крысами на живот были ещё цветочками в списке ужасающих пыток, которые прилюдно устраивали провинившимся палачи, так проблема ещё была и в том, что вся жестокость кары за измену обрушивалась в первую очередь именно на представительниц прекрасного пола. Считалось, что, если замужняя переспала с другим, то в этом виновата только она и её низменная и порочная натура. Единственное - если девица умудрялась доказать, что любовник взял её силой (или оно и на самом деле так было), тогда оставалось лишь пожелать удачи тому сумасшедшему, который на это решился - пытки его ждали ничуть не менее жестокие, смерть ничуть не менее мучительная, унижения ничуть не меньшие. Шухей, разумеется, не хотел порочить честь девушки, которую он так и продолжал тихо и преданно любить, и уж тем более, подставлять её под жестокую казнь не собирался. Так что оставалось молчать, ни словом, ни жестом, ни взглядом истинных чувств своих не выдавая, позволяя себе общаться с Рангику только в рамках работы. Ну и был ещё у Шухея изредка шанс отвести душу в таком же, как и прежде, непринуждённом дружеском общении, когда во время непрестанных отлучек Гина Рангику решала нагрянуть к нему и его друзьям. После замужества её визиты к Хисаги, Ренджи, Рукии, Кире и Хиннамори Момо, миловидной кареглазой шатенке, девушке Идзуры, служившей лейтенантом в отряде номер пять, стали ничуть не реже прежнего - Ичимару был тем ещё любителем запропаститься неизвестно куда, не то на миссию, не то на гулянку, не то по своим каким-то никому не ведомым делам. Только знали бы ребята, знала бы сама Рангику, каких усилий стоил Шухею, чувствующему во время встреч с ней, что его будто заживо на куски режут, этот вот искусственно-весёлый тон наигранно-расслабленной беседы. Да, что ты, милая, дела у меня лучше некуда, только и делаю, что на миссии хожу да победы одерживаю (читай: ищу тысячу и один способ себя на битве угробить, но природная выносливость и кое-какие боевые навыки не дают окочуриться, как назло), личная жизнь - нет, не по мне это, я вон видишь как занят постоянно, ношусь то туда, то сюда (пытаюсь загнать себя в угол и брякнуться скрюченными лапками кверху в этом углу, только бы не осталось сил даже думать о тебе, да ни хрена не выходит), а ты молодец, вон как замужем расцвела, правильно, давно пора было, все мои друзья, кроме меня, образумились (если бы я не вёл себя, как конченый дебил, сейчас я бы был твоим мужем, и мою фамилию ты бы носила, как миленькая, а что, Рангику Шухей, вполне так себе неплохо)... - Кстати, Рангику, - с искренним любопытством посмотрела на рыжую Рукия во время одной из таких встреч, - а почему ты фамилию Гина не взяла, всё-таки принято брать фамилию мужа?.. - Да на кой чёрт мне это нужно! - и снова Рангику блистает, улыбаясь во все тридцать два, заразительно рассмеявшись и непринуждённо так отмахнувшись. - Я родилась Мацумото, проживу Мацумото и помру Мацумото! Вообще-то, я с превеликим удовольствием взяла бы твою фамилию, Шухейка, да ты ж разве предложишь... Она вела себя так, что была уверена - к ней не придраться, никто и не заподозрит её в том, что ей горько и больно от того, что замужем не за тем. Он думал, что, раз он немногословен и сдержан, его отмеченный душевной болью взгляд теплеющих на тон при одном взгляде на Мацумото серых глаз тоже себя не выдаёт этим безмолвным криком. Так и шло время, так и мучили они друг друга. Особенно взвыть Шухею захотелось, когда они, не выдержав, как-то ночью во время очередного ухода Ичимару всё-таки провели время вместе, забравшись на крышу самой высокой башни Готей 13, располагавшейся как раз в отряде Рангику, напившись там, напевшись, наплясавшись всласть... но так ничего большего себе и не позволив. Но жизнь не стояла на месте, её причудливые спирали закручивались всё резче и резвее, кому-то свивая петли на шеи, а кому-то - лёгкими кружевами выкладывая на плечи шёлковые шарфы. На фоне относительного затишья - всего-то двенадцати всплесков активности Пустых, с которыми Хисаги и его отряд разобрались так молниеносно, что Ямамото Генрюсай, главнокомандующий Готей 13, даже не успел назначить на эти задания ответственных - настоящей бомбой стала целая череда очень подозрительных исчезновений. Причём пропадать стали не руконгайцы, не изнеженные аристократы, и даже не студенты Академии синигами. Всё было куда страшнее - стали пропадать сами синигами. Для того, чтобы пропасть, им не нужно было даже на миссии отправляться - достаточно было визита в Сейрейтей, на Грунт или похода в неприветливый и вечно запылённый Руконгай. Если поначалу исчезали рядовые, то потом дело стало потихоньку доходить и до офицеров. Кто был похитителем - вычислить и понять не удавалось, похищения обставлялись так умело, что ни единого следа борьбы и нападений было не обнаружить даже опытным разведчикам второго отряда. Лишь только со временем бойцы Готей 13 осознавали, что, кажется, очередного их товарища недостаёт, да подброшенные всюду флеш-карты с записанными на них видео, на которых демонстрировались кадры унизительных и жестоких пыток похищенных, становились попыткой отыскать хоть какую-то зацепку. Гин начал и сам пропадать чаще обычного, из-за чего Мацумото искренне начинала беспокоиться. Нет, она не верила слушкам, упорно поползшим по Готею, о том, что это хитрый капитан Лис и похищает неизвестно зачем синигами и издевается потом над ними. У неё скорее были мысли другого рода. В одном Гин и Хисаги были до ужаса похожи - те ещё любители никому ничего не сказать и сорваться на опасную для собственных жизней миссию по спасению того и этого света. Разница была лишь в том, что за одним Рангику замужем была... а второго любила до безумия. Но, даже несмотря на отсутствие нежной любви к Гину, рыжая сейчас переживала за него так, как переживают за старого товарища, ну или за родного брата. Ей не нравилось то, с каким упорством он начал стремиться неизвестно куда, ничего даже не объясняя и с улыбкой шепча лишь: "Не скучай тут без меня, Ран-чан" на прощание. Ей не нравилось то, что один такими вот хождениями по мукам себя уже довёл: после начала череды странных исчезновений Хисаги отреагировал на появление неподалёку от Сообщества Душ существ, гораздо более сильных, чем простые Пустые, более подвижных, чем меносы, и более разумных, чем даже самый проворный адьюкас. Отреагировал на эти сообщения Шухей в своей фирменной манере - никому и слова не сказав, умчался, прихватив с собой пару уже не единожды хаживавших с ним на миссии бойцов из отряда и Ренджи, который, узрев, как друг направляется куда-то, где, похоже, зреет грандиозная битва, рванул внаглую вместе с ним. Разумеется, Хисаги пытался убедить товарища проявить благоразумие и отправиться обратно в отряд, к своему капитану, любимой девушке Рукии Кучики и всяким там лейтенантским делам (читай: матом предложил ему не совать нос туда, откуда он и живым может не выйти). Ренджи же ему ответил в столь же неизящной манере (не зря оба руконгайцами по происхождению были, завернуть порой могли так, что от стыда даже тем, кто слышал их ругань, хотелось сквозь землю провалиться), что он сам решит, на какие битвы ему идти, на какие - нет, и уж тем более, друга в беде не оставит и в одиночку умереть не даст. - Джульетта, блин, татуированная, - фыркнул Хисаги. - Что, коли проиграем битву, предлагаешь помереть в один день? - Конечно, сладенькая моя, - расхохотался Абарай в ответ. - Я тебя за ручку возьму и буду лить горькие слёзки о нашей безвременной кончине! - Идиоты, - закатила глаза Рукия, которой посчастливилось видеть уход этих разудалых и смелых воинов. Хоть и были парни веселы, бодры и настроены решительно, почему-то сердце маленькой Кучики кольнуло от болезненно неприятного предчувствия. Останавливать Хисаги и Ренджи, отговаривать их не ходить на эту битву неизвестно против кого было бесполезным, это брюнетка понимала. И потому, поцеловав своего красноволосого татуированного богатыря на прощание, девушка поспешила к Рангику, рассказать о том, куда отправились парни. - Ну... Хисаги же - идеальный солдат, Ренджи - вообще ураган ходячий, - Мацумото и здесь смогла выдержать, смогла сохранить спокойную уверенность, чтобы откровенно начавшая паниковать подруга не впала в депрессию на фоне страха за любимого и друга. Чёрт возьми, Шухейка, ты опять всё туда же, ну когда же ты прекратишь себя гробить... <i>Нет, нет, нет, только не сейчас, только не вздумать показать Рукии свою плаксивость, поревёшь в уголке, рыжая дура, там где этого никто не увидит, пока Гин не пришёл... </i> Не зря переживали девушки, как ни старались скрыть они свои страхи. Особенно тяжело в этом плане было Рангику. Если Рукия прятала слёзы чисто из тех соображений, что ей, как леди Кучики и лейтенанту тринадцатого отряда негоже ходить с глазами на мокром месте, то Мацумото и заикаться не смела о том, что она переживает всей душой за одного, хотя мужем избрала другого... Битва эта оказалась вовсе не такой победоносной, как о том думали парни - вернулись все изрядно потрёпанными и измученными. И, хоть и смогли они побороть противников, на поверку оказавшихся опаснейшими порождениями вида Пустых - арранкарами, в их строю были существенные потери. Поникший главой и растерявший весь свой былой задор Ренджи ступил на территорию Готея, весь залитый кровью. И своей, и арранкаров, которых сумел сразить... Но более всего всклокоченный и подавленный Абарай был замаран кровью Шухея. На том живого места не было, да и вообще, что лейтенант жив, точно нельзя было утверждать. Серые глаза, залитые уже начавшей потихоньку сворачиваться в липкую корку кровью, были полуоткрыты и закатились до такой степени, что даже радужка была с трудом видна, о зрачках там и речи быть не могло. Руки, безвольно повисшие до самого полу и по всей длине изрезанные-разодранные-разбитые, уже не могли сжимать рукоять дзанпакто, и потому меч Шухея Ренджи в тягостном молчании волок на себе вместе с его потерявшим сознание от тяжести жутких ранений хозяином. А, когда те, кому довелось увидеть эту жуткую процессию едва живых синигами, взирали на правый бок и правую ногу Шухея, то немного оставалось тех, у кого хватило сил сдержаться и не вскрикнуть, не почувствовать приступ дурноты, а то и вовсе не начать захлёбываться в приступе рвоты - вся правая сторона парня была буквально вывернута мясом наружу, в оголённом мясе чернели кровоточащие дыры, вообще Хисаги выглядел так, будто его сначала избили, потом порезали, потом погрызли живьём, а потом ещё привязали к внедорожнику и так проволокли по каменистой горной дороге на бешеной скорости. Когда Рангику выскочила, услышав, что парни вернулись, она сначала остолбенела. Так и замерла, глядя на молча пронёсшего мимо неё Шухея Ренджи. Только не сразу рыжая почувствовала, что красивое лицо её уже залито горькими слезами, что теперь все таращатся на неё и перешёптываются из-за того, что замужняя девица льёт слёзы по другому, пусть тот и изранен до полусмерти. Или вообще до смерти, в его состоянии это не исключено сейчас... А ей плевать было. Она рванула к Хисаги в госпиталь, несмотря на попытки Исанэ Котецу, лейтенанта четвёртого отряда, коротко стриженой девушки с добрыми глазами и способным сопереживать всему в этом мире сердцем, дать решительный отпор сумасбродству Мацумото, усердно принялась выхаживать умирающего, пожертвовала ему своей крови столько, что аж сама рядом с его койкой в обморок свалилась, очнувшись, продолжила остервенело помогать медикам вернуть настырного синигами к жизни... Но ничего не помогало. Кажется, Хисаги не собирался даже хоть малейшего признака жизни подать, похоже, у него не осталось вовсе сил на борьбу. - Оставьте его, - распорядилась примчавшаяся пытаться как-то помочь в этой ситуации Унохана Рецу - капитан четвёртого отряда, женщина, не одно поколение синигами сумевшая с того света вытащить. - Все усилия бесполезны, он умирает. Дайте ему хотя бы уйти на перерождение, не мучаясь. Если он сейчас не придёт в себя - он ничего и не почувствует. Рангику сама не сразу осознала, что это её истошный, горький, громкий, надрывный вопль сотряс стены этой ставшей ей ненавистнее собственного гроба палаты. Она не сразу поняла, что Ренджи, растолкав весь персонал, схватил её в охапку, пытаясь хоть как-то успокоить, обнял... и сам разрыдался. Не так, конечно, как она - тихо, глухо, стараясь спрятать лицо от повылетавших пулями из палаты медиков во главе с тихо удалившимися Исанэ и Уноханой... Но даже Ренджи плакал. Рангику впервые в жизни видела Абарая в слезах. - А он ведь так и хотел... - красноволосый всё-таки нашёл в себе силы заговорить. Сердце Мацумото болезненно сжалось - вот он, тот самый миг, когда произносят прощальные речи, рыдают в голос... и прощаются с тем, кто уже никогда не восстанет из мёртвых. - Он ведь так и хотел - уйти героем, пасть на поле битвы, защищая своих... Только кто бы мог подумать, что тем самым зазевавшимся остолопом, которого Шухеич будет прикрывать, окажусь я, чёрт побери?! Рангику притихла, а Ренджи, не в силах держать себя в руках, плюхнулся возле кровати умирающего Хисаги и с силой ударил кулаком в пол. Костяшки на руке Абарая тут же вздулись и обагрились кровью, а в бетонном полу осталась глубокая вмятина, после чего тот еле слышно прохрипел, задыхаясь в собственных слезах: - Ты понимаешь, что это из-за меня Хисаги умирает сейчас?! После небольшой паузы, сумев подавить плач, Ренджи заговорил дальше. Говорил горячо, путано, рвано, сбиваясь и продолжая на том, что и без того уже тридцать раз сказал... Но Рангику смогла даже с такой манерой раздавленного морально друга понять, что случилось на том поле битвы. Мало того, что арранкары оказались гораздо сильнее, чем предполагали все, кроме однажды уже имевшего с ними дело Шухея, так их количество явно превосходило число бьющихся против них синигами... Ренджи же, как бойца умелого, бравого и уж тем более не желающего ни в коем случае ронять лица перед напряжённо подобравшимися при виде серьёзных противников бойцов Шухея, это не напугало, и тот, размахивая Дзабимару, как лихой казак оголённой шашкой, бросился на ощерившихся и тоже обнаживших мечи монстров. Разумеется, вошедшему в боевой раж Абараю разве до того было, чтобы по сторонам оглядываться?.. Нет, конечно же. За это время часть арранкаров, сумев отделиться от тех, что сейчас ожесточённо дрались с взявшим на себя сразу восьмерых Шухеем и остальными синигами, отправились окружать рубящего клинком направо и налево Ренджи. И так бы и затянули арранкары свой смертоносный круг, кабы не рванувший в самую гущу этой заварухи Хисаги. - Ты представляешь, - глухо говорил Ренджи, глядя куда-то сквозь Рангику, потому что от стыда сил смотреть рыдающей девушке в глаза не было, - он на себе прямо и поволок кучу этих ублюдков, которые на него накинулись, и прикрыл меня собой в тот самый миг, пока я скакал перед толпой других арранкаров... Когда я обернулся, когда до меня стало доходить, что происходит, Шухеича эти твари уже заживо рвали на куски! Так даже, пока его трепали, как не знаю кого, он продолжали своим Казешини кого мог, рубить живьём... Пока совсем от ран не вырубился. Мы пока подсуетились с ребятами, пока вырвали его из лап этих монстров, а он уже еле живой... Чёрт, и это всё из-за того, что я зазевался, и даже не подумал о том, что меня могут окружить! Ренджи закурил, уже не пряча слёз, а Мацумото деревянным и охрипшим от крика голосом произнесла: - Ренджи, не вини себя. Такое могло случиться с каждым, в пылу боя о многом можно позабыть... Рангику сама толком не могла понять, что она говорит, лишь чувствовала, что её слова возненавидевшему себя Абараю сейчас что мёртвому припарка. Как ни странно, она зла на шумливого, безоглядно смелого и порой совсем не раздумывающего в бою друга не держала - знала, что он сейчас говорит правду, что ситуацию, из-за которой теперь, кажется, они вот-вот недосчитаются лучшего друга, он создал не нарочно, а и правда, всего лишь по собственной неосмотрительности. Оба замолчали. И спустя минут десять этого тяжёлого, заплаканного молчания с глухими прерывистыми выдохами Абарай вдруг произнёс, таращась в стену перед собой, но так, чтобы не смотреть на похожего на кусок освежёванного мяса друга: - Ран, а он ведь не сразу отключился. Я, пока его волок, пол-дороги слушал, как он бредил... И он постоянно звал тебя. Хорошо ещё, что она на полу сейчас сидела, непонятно зачем взяв за начавшую холодеть руку Хисаги, нервно сглотнула Рангику. Господи, Шухейка, даже утопая в трясине горячечного бреда, про неё не забыл... Её пальцы крепче сжали разбитую руку брюнета, а слёзы с новой силой полились из опухших от казавшегося бесконечным плача глаз. Шухей умирал, а она ничего не могла сделать. Если бы я была твоей женой, Шухейка, ты бы у меня прекратил себя вот так гробить... Так их и застал вернувшийся непонятно откуда Гин Ичимару. Как он разыскал их, как миновал невероятно бдительных служивых четвёртого отряда, стоявших на страже госпиталя - то ни Рангику, ни Ренджи сейчас понятно не было. Понятно Ренджи было лишь одно - Лис наверняка пришёл поглумиться над его умирающим другом, по искреннему убеждению Абарая Гин на большее способен просто не был. Рангику тоже кое-что стало понятно - пришёл её муж, а она сидит возле койки другого и рыдает над его окровавленным телом, да ещё и в руку ему вцепилась, как родному. И теперь ей стало абсолютно всё равно. Она даже руки умирающего не выпустила, поднимая голову и бесстрашно взирая на нелюбимого, но в целом неплохо относившегося к ней супруга. Гин даже звука не издал, встав столбом и впервые, наверное, в жизни, распахнув глаза чуть шире своего обычного, благодаря чему стала видна голубая радужка его очей. И произошло в выражении лица Ичимару кое-что, после чего Рангику выпрямилась ещё резче с видом человека, готового к чему угодно, а, точнее, к самому худшему - бледное худощавое лицо капитана третьего отряда покинула его вечная широкая усмешка. Белый Лис перестал улыбаться. - Гин, - Рангику была так спокойна потому, что горе от утраты Хисаги сейчас было сильнее всего того, на что её может обречь молодой муж, наверное, истолковавший то, как она убивается по другому мужчине, держа его за руку, несколько превратно. - Что ж, можешь вызывать сюда судей из Совета Сорока Шести, я всё приму. Об одном прошу - Хисаги не трогай. Он и так умирает. Я, конечно, понимаю, тебе неприятно это видеть, но не добивай того, кому и так хуже некуда... - Что, пришёл потешить своё самолюбие лицезрением смерти того, кого своим соперником считал?! - внезапно вскинулся Ренджи, оборвав попытку Мацумото произнести прощальную, как ей показалось, речь. - Катился бы ты отсюда со своей лисьей ухмылочкой вместе! - А никто и не ухмыляется, Абарай, - Рангику аж встрепенулась: таким серьёзным и опечаленным Ичимару она отродясь не слышала. - Я вообще-то пришёл, потому что раздобыл одну штуку, которая должна вытащить Шухея с того света, и так нёсся сюда как угорелый, боялся, опоздаю. Ран-чан, а насчёт тебя и, - Ичимару кашлянул, отводя взгляд, - нам наедине надо будет поговорить. И никаких судей я вызывать не собираюсь. Лучше отойдите от больного, каждая минута на счету, пока мы тут лясы точим, он точно на перерождение уйдёт... Склонившись над медленно угасающим Хисаги, Гин внезапно вынул из-за пазухи нечто, похожее на шарообразное костное соединение из чьего-то скелета. Рангику поёжилась, подумав, что она предпочла бы не знать, кого же там Гин нашинковал, отделив косточки от мышц, чтобы теперь это провернуть. Ичимару же, сосредоточенно хмурясь, нащупал за отворотом косоде пузырёк с алой густоватой жидкостью, при ближайшем рассмотрении оказавшейся свежей кровью и окропил ею эту самую кость. - Ты чего там делаешь? - настороженно покосился Ренджи. Он не дурак был, видел ведь, что это кости и кровь, что сейчас в дело явно вмешается какое-то незнакомое ему тёмное колдовство, и это ему решительно не нравилось. - Если ты сотворишь что-то не то, я тебя в кровавое месиво превращу, я тебе отвечаю! - Если до тебя до сих пор не дошло, воскрешаю Шухея, - а вот теперь лисья ухмылка и нарочито-пренебрежительный тон вернулись на своё место. - И если ты будешь меня сейчас отвлекать, Абарай, я плюну, что ты лейтенант у Кучики, я из тебя мясную нарезку сделаю! - Парни, хватит, - Рангику встала между ощетинившимися друг на друга синигами. - Ренджи, не задирай Гина, не выбивай у нас из рук последний шанс вернуть Хисаги к жизни. Гин, и ты прекращай паясничать, Ренджи не такой плохой, чтобы перед ним прятать себя настоящего. Абарай притих, начиная кое-что смекать после невзначай оброненного Мацумото высказывания про то, что цинично-насмешливое поведение Ичимару - всего лишь защитная маска. Гин же принялся за дело, творя заклинания и вталкивая в самую глубокую рану Шухея окроплённую неизвестно чьей кровью кость тоже пока ещё неизвестно кого. Через пять минут палату озарила яркая вспышка, раздался тяжёлый, давящий до головной боли гул, потом весь мир словно погрузился в сплошную тьму, а потом палата стала вновь потихоньку сбрасывать с себя это облако темноты, медленно каждым предметом выступая на вид. А потом все трое радостно вскрикнули, даже позабыв про свои перепалки и дружно обнявшись. Хисаги Шухей, издав непроизвольный громкий хриплый стон, какие обычно вырываются у тяжело приходящих в себя раненых, попытался сесть. Конечно, с такими ранами парню это не удалось, и сейчас он шевелил разбитыми в кровь губами, ошалело переводя взгляд с Рангику на Гина, с Гина на Ренджи, с Ренджи обратно на Рангику и что-то пытаясь всем троим сказать... - Вот и за кого вы меня только приняли, - негромко хохотнул Ичимару себе под нос. - То я глумиться над Шухеем пришёл, то судей на Ран-чан вызывать... Обезумевшая от радости Мацумото поначалу бросилась обнимать раненого, но теперь уже стопроцентно живого Шухея и хотела было украдкой поцеловать пытавшегося обнять её в ответ парня, но внезапно сконфуженно подобралась и отстранилась от него, словно запоздало вспомнив, что за её спиной стоит Гин. Тот же стоял с таким выражением лица, будто бы происходящее и правда мало его трогало. Выразительно кашлянув, он произнёс: - Что ж, я своё дело сделал, Шухей жив, так что удалюсь на часок. Ран-чан, через часика полтора-два загляни ко мне, есть, что обсудить. Только раньше не приходи, хе-хе, мне хурмы, как-никак, насушить надо. И капитан третьего отряда молниеносно исчез, сорвавшись в шунпо. Даже шумливый и изначально настроенный негативно по отношению к Ичимару Ренджи притих, пытаясь переварить то, что Гин, как-никак, являющийся законным супругом Мацумото, сейчас осознанно оставил её наедине с Хисаги, да ещё и прикрыл этот свой жест казавшегося столь несвойственным ему благородства шуточками над своей любовью к сушёной хурме и совершенно надуманной занятостью. Благодаря колдовству оживившего его капитана Лиса Хисаги становилось лучше на глазах - раны, конечно, сами по себе не затянулись и не делись никуда, но, по крайней мере, Шухей теперь мог полусидя опереться на спинку кровати. - Шухейка, - а Рангику, думая, что, раз Гин всё понял, то скорого суда и расправы ей не избежать, решила, как говорят в народе, оторваться напоследок. Она осторожно целовала раненого, стараясь не давить на него весом своего тела, но временами не сдерживалась и целовала его неистовее и неистовее, даже на попятившегося к выходу и разулыбавшегося Абарая плюнув. Да и Шухей, которому, хоть и хотелось задать много вопросов, внезапно понял, что надо использовать подарок, который судьба внезапно бросила ему, пока есть такая возможность. Он, как мог, отвечал на ласки то плачущей, то заходящейся в очередном приступе нежности Мацумото, благодаря небеса за это временное (как наивный лейтенант полагал) помешательство девушки, которую он любил больше всего на свете. Казалось, весь мир для потерявшего голову Хисаги перестал существовать. Взяв осторожно девушку за плечи, он запустил пальцы в её роскошные рыжие локоны так, что её лицо оказалось в плену его испещрённых порезами и ушибами ладоней и начал осторожно пробегаться по нему губами, хватая невесомыми поцелуями её слёзы и распаляясь с каждым касанием всё сильнее. И пусть потом она вернётся к своему Лису, думал Хисаги, будучи вне себя от счастья. Теперь ему хотя бы легче будет жить с этим, теперь он сможет не просто терзать себя молчаливым любованием ей издали, а хотя бы тешить свою душу воспоминаниями о том, как он показал ей всю ту нежность, которую никак не выдавалось ей подарить, как она отдавалась ему с бесшабашной удалью, словно решив, что терять ей нечего, а головы всё равно не сносить. Он никогда ещё так не приходил в себя после ранения - чувствуя дурманящую, ненормальную такую радость. Кстати, запоздало мелькнуло в разбитой голове лейтенанта, когда Рангику с трепетом ответила на очередной его поцелуй, а, может, всё это сон, или он умер, а это просто мираж какой-нибудь потусторонний? Тем более, с его-то ранами как-то подозрительно лучше становится ему с каждой минутой. Или его заколдовали, или у него и правда галлюцинации, или он мёртв, не иначе. Плевать, даже если и так, подумал парень, зарычав от внезапно овладевшего им нечеловеческого желания и приступа нереального жара по всему телу после того, как Рангику пробежалась губами по шрамам на его лице, издевательски очертив каждый из них языком, а потом ещё и легонько укусив его туда, где окольцевал его шею ошейник кидо. Сильные руки лейтенанта скользнули под верх форменной одежды рыжеволосой, лаская её изнывающее от желания тело. Чёрт, да откуда же в нём с каждым движением берётся эта энергия?.. - Шухейка, - простонала рыжая, выгибаясь и нервно закусив губу. Да, она понимала, что они уже катятся в пропасть неминуемой расплаты за то, что вовремя не открыли друг другу свои сердца, просто ещё пыталась вяло противостоять этому. Хотя чего там - она могла встать и уйти, а этого она делать и не собиралась. - Плевать, если что, вали всё на меня, скажешь, что я тебя изнасиловал, - хрипло прошептал Шухей, рывком притягивая к себе вспыхнувшую и закрывшую глаза в предвкушении самого головокружительного своего падения в столь желанные объятия Рангику. На её попытки возразить ему, что, мол, она не даст ему себя оговорить, чтобы потом его казнили ни за что ни про что, парень отреагировал очень просто - заткнул ей рот уже переросшим в полную демонстрацию своего желания поцелуем. Так что смирившейся и с наслаждением отдавшейся своему порыву Рангику только и оставалось, что исступленно стонать под разошедшимся от щемящего чувства того, что эта сказка скоро кончится, Шухеем. Это ещё хорошо, уходя, Ренджи догадался запереть дверь палаты Хисаги при помощи специального заклинания кидо, чтобы растерянные от раздающихся на весь коридор стонов Рангику медики не смогли вынести этот многострадальный кусок дерева и увидеть, что же происходит в палате у лейтенанта, который был не так давно на волоске от смерти... - Ладно, Шухейка, - после того, как всё случилось, и Хисаги, ещё прижимая её к себе, закрыл глаза и с упоением целовал её обнажённые плечи, Рангику всё же смогла заставить себя отстраниться и потянуться за сорванной Шухеем с неё формой и бельём. - Вкратце я тебе рассказала, что было после того, как Ренджи тебя приволок... Так что не беспокойся, с Ренджи и остальными парнями всё в порядке. Пойду теперь ещё кое-что выясню в своей жизни. - Если Гин решит натравить на тебя судей, - напоследок взял девушку за руку Шухей, - я тебе сказал, вали всё на меня... - Никто никого ни на кого натравливать не будет, - Мацумото успокаивающе улыбнулась встревоженному парню, внутри думая, что ей не следовало бы быть так уверенной в благополучном исходе всей этой истории. Странно, умом девушка понимала, что улыбка её должна была бы быть столь привычной для неё маской, призванной вернуть бодрость духа и обмануть собеседника, внушив ему, что всё в порядке, хотя на самом деле всё хуже некуда. Но при этом какое-то внутреннее предчувствие навевало Рангику небывалую уверенность в том, что Гин и правда никаких судей вызывать не будет. Хотя, в теории, он имел на это полное право... Выйдя, девушка с улыбкой тронула рассеивавшееся под касанием её руки облако кидо, плотной завесой окутавшее дверь. Ренджи, пройдоха, смекнул, уходя, к чему тут дело у них с Хисаги движется, и позаботился не только о том, чтобы никто из посторонних благодаря на удивление быстро и качественно сотворённому им охранному заклятию не смог отворить двери палаты, кроме неё и самого Шухея, но и сделал так, что, как оказалось, ни звука из палаты Шухея наружу не доносилось. Так что теперь, кроме них двоих с Хисаги, никто не знал наверняка, что между ними произошло... - Давай я с тобой пойду, - раненый лейтенант девятого отряда неуклюже завозился на постели, судорожно цепляясь за меч и пытаясь встать. - Не стоит, - одарила его искренне ласковой улыбкой Мацумото. - Я тебе повторяю - Гин меня не тронет. Не веришь женскому чутью - поверь чистой логике. Он спас тебя и осознанно оставил нас наедине, хотя знал, чем это чревато. Как ты думаешь, будет ли теперь он заявлять в Совет о моей измене, хотя изначально мог не возвращать тебя к жизни, и уж тем более ни за что не давать нам оставаться наедине? - Но... - Хисаги всё-таки не мог успокоиться, переживая за ту, которая ему больше жизни была дорога. - А что, если...? Не договорив, он пристально посмотрел на девушку, поражаясь тому, как же быстро возвращается к нему его сила после неведомого колдовства Ичимару, рывком сел... и благополучно навернулся с койки. Он непременно впечатался бы перетянутой окровавленными бинтами головой в мраморный пол палаты, если бы не успевшая вовремя подхватить его и ругнувшаяся с перепугу Рангику. - Так, неугомонный, - отдышавшись и усадив опешившего и сконфуженного из-за собственной беспомощности Шухея обратно на койку, произнесла Мацумото. - Прекращай эти свои героические рывки во славу непонятно чего, давай так условимся, раз уж тебе неймётся - если что вдруг пойдёт не так, я тебе сразу бабочку отправлю... - Врёшь же, - устало вздохнул Хисаги, улыбаясь и не отказав себе в удовольствии обнять рыжую напоследок. - Ты ж мне и слова не скажешь, если с тобой беда какая случится... -Ну, а если ты сам всё знаешь, - рассмеялась Рангику, внезапно понимая, что ещё ни в чьих руках и никогда ей так спокойно не было, как в этом не давящем на неё, но уверенно держащем её в своём плену захвате Шухея, - на что тогда рассчитываешь? Пойми уже - сейчас я уверена, что ничего со мной не приключится... - Рангику, я... я люблю тебя. Я знаю, это уже не к месту, не нужно тебе совсем, но... Я совсем рехнулся с первого дня нашего знакомства, просто молчал, потому что думал, что я тебе нахрен не нужен. С такой расписанной рожей в особенности. Ничего не говори, теперь я понял, что был дебилом. Впервые в жизни искренне признаю, что надо было слушать Казешини, - неожиданно быстро, отрывисто и чуточку приглушённо заговорил Хисаги, словно это была последняя его возможность выговориться. - Если получится, поговори с Лисом, добейся от него развода, и всё... - Парень снова начал дёргаться в попытках нормально подняться с постели, негромкими ругательствами проклиная свои раны, не дающие ему этого сделать. - Нет, бред несу, ничего не говори ему. Я сам с ним поговорю, может, он по-хорошему уступит. Зачем-то он ведь вытащил меня с того света. И теперь ведь я ему, получается, задолжал, хотя бы поблагодарить надо. Всё-таки нехотя выскользнув из изувеченных порезами, ранами и ушибами рук Шухея, Рангику на прощание посмотрела в смотрящие на неё с тревогой, беспокойством и трогательно-щемящей такой нежностью серые глаза лейтенанта и рывком отворила дверь, разрушая заклятия Ренджи. - Рангику-сан, у вас там всё в порядке? - а на пороге палаты уже материализовалась словно ниоткуда Исанэ, держащая в руках поднос со шприцами, ампулами с жидкостями самых невообразимых оттенков, ватными дисками и большой бутылкой медицинского спирта. - Как там умирающий?.. - Умирающий? - легонько хихикнула Мацумото, с загадочной улыбкой отступая на шаг и давая тем самым лейтенанту четвёртого отряда оценить всю полноту картины под названием "Живее всех живых". Бедная Котэцу от таких резких перепадов в самочувствии почти уже в одном шаге от смерти раненого чуть поднос с лекарствами на пол не выронила, у неё даже руки задрожали. - Вколи ему побольше снотворного, - шепнула ей на ухо Мацумото, помогая и поднос удержать, и до кровати больного без приключений добраться. - А то он, едва понял, что в сознании, уже начал рваться непонятно куда и непонятно зачем. Только ему не говори, что ты ему колешь, и что это я тебя надоумила так сделать. Хорошо, Исанэ хоть и любопытной, но понятливой девушкой была. Заговорщицки подмигнув самой роскошной представительнице офицерского состава Готей 13, пока Шухей отвернулся на миг, она решительно потёрла руки, заявляя: - Что ж, Хисаги-тайчо... - Вообще-то, я фукутайчо, - пристально посмотрел на зардевшуюся Исанэ парень, чувствуя некое замешательство из-за того, что его в который раз в капитаны производят. Просто из-за чрезвычайной занятости Мугурумы битвами и затяжными пьянками лейтенант временами вынужден был на себя взваливать и капитанскую работу помимо своей, которой у него всегда по горло было. На Кенсея за некоторое разгильдяйство в плане работы никто не серчал - всё-таки и как человек он был справедлив и добр к своим бойцам, и как воин был очень ценен для всего Готея, - но и то, как Шухею порой приходилось выкладываться, превозмогая человеческие возможности, не ускользало от внимания служащих. Вот и называли Хисаги очень часто то "Шухей-тайчо", то "Хисаги-тайчо". - Так вот, - Исанэ внезапно пробежалась каким-то даже немного плотоядным взглядом по обнажённому крепкому торсу лейтенанта, отметив про себя, что, даже израненный, весь в шрамах и еле живой, молодой мужчина нереально хорош, - сейчас я вам порцию антибиотиков вколю, чтобы обеззаразить и поскорее заживить ваши болячки... Не сразу до Шухея дошло, что так называемые антибиотики на поверку оказались ударной дозой снотворного. Лишь, когда, отупело таращась в подушку, пока проворная Котэцу всаживала в него шприц за шприцом, он вяло размышлял о том, что же сподвигло Ичимару вытаскивать его с того света, он внезапно ощутил, как пространство начинается расплываться и смыкаться в одну сплошную тьму перед глазами. - Исанэ, - тяжело дыша, пробормотал лейтенант девятого отряда, - да что за дрянь ты мне вколола?.. Попытавшись перевернуться, парень так и замер на боку. Убедившись, что больной стопроцентно впал в глубокий сон, Котэцу заботливо уложила его поудобнее, укрыла одеялом по самые плечи, и, завистливо скользнув взглядом по его лицу, даже во сне отчего-то принявшему измученное выражение, прошептала: - Повезло же Рангику-сан, такой парень в неё влюбился... А она за этого Ичимару замуж вышла. И зачем только, я не пойму?.. Тем временем в домике капитана Ичимару осторожно скрипнула входная дверь. - Заходи, Ран-чан, - Гин поднял голову. Теперь улыбка его не была такой вызывающе-ехидной, как обычно - лицо молодого человека выражало несказанную усталость и тень искренней грусти. - Гин, я тебе изменила. Звенящая тишина повисла в комнате после этих слов Рангику. После недолгого молчания Ичимару невольно усмехнулся. Ран-чан, ты, как всегда, в своём репертуаре - с места в карьер, всё в лицо, всё прямо, без лишних обиняков... Вот за что я тебя и любил всегда. Жаль только, что лишь как человека, и не более. Хотя, с учётом того, что ты по Шухею сохнешь, нет, ни капельки не жаль. - Ран-чан, - произнёс он, поднимая взгляд на сжавшую кулаки в невольном напряжении девушку. - Ты думаешь, я не понимал, что будет между тобой и Шухеем, когда уходил? Ты думаешь, я просто так вас оставил? Ты думаешь, я не видел ещё с того самого дня, как стал за тобой ухаживать, что сердце твоё занято Шухеем? Ты думаешь... - И сколько раз ты ещё повторишь "Ты думаешь"? - невольно рассмеялась Мацумото, внезапно только укрепившись в своей уверенности - никакой суд ей не грозит. Да, объясниться придётся, но... Что-то, возможно, то самое чутьё, которое в народе зовут женской интуицией, подсказало ей - объясняться будет не только она. - Да, что-то я заговариваться на нервах начал, - рассмеялся Гин, разливая чай по большим чашкам. Разговор обещал быть долгим, но алкоголь сейчас капитан третьего отряда посчитал лишним. - Так вот, ты реально, что ли, решила, что я попросил тебя не приходить часик-другой, потому что хотел хурмы за это время насушить? Мацумото снова засмеялась, усаживаясь и протягивая руку за наполненной душистым чаем с цитрусом и пряностями чашкой, но внезапно дёрнулась, стыдливо закусывая губу. Чёрт, она только что собственному мужу созналась в измене, а ведёт себя так, будто просто сказала, что потратила на шмотки все деньги с его карточки!.. Ну точно идиотка, зло подумала Рангику, ища в карманах форменных шаровар сигареты и избегая теперь прямого взгляда в глаза Гина. И за что только Хисаги полюбил когда-то такую дуру, как она?.. - Не знаю, станет ли тебе легче от этого, - щёлкнув наконец зажигалкой, девушка затянулась и выпустила затанцевавшую сизыми клубами струю сигаретного дыма, - но это моя первая и единственная измена. С той поры, как я стала принимать твои ухаживания, как вышла замуж за тебя, я ни разу не позволяла себе с Хисаги ничего больше, чем просто разговоры. Да даже до того, как ты сошлась с Гином, вертихвостка рыжая, у вас с Шухейкой ничего не было... - Ран-чан, - Гин отхлебнул чаю, тяжело вздохнул и тоже закурил. - Поверь мне, мне тоже есть в чём тебе признаться. И, когда ты узнаешь об этом, ещё неизвестно, кто окажется прав, кто виноват. Да, я сейчас по закону имею право нажаловаться на тебя Совету 46, но, когда ты кое-что обо мне узнаешь, ты вообще сможешь пойти к Ямамото и просто смело заявить, что капитан третьего отряда Гин Ичимару - предатель Готей 13 и всего Сообщества Душ. Блондин горько усмехнулся, стряхивая пепел прямо на стол и наплевав на то, что пепельница стоит не так уж далеко от него, а Рангику наконец осмелилась взглянуть ему в глаза. Что бы там ни скрывал Ичимару, он явно преувеличивал насчёт того, что он предатель, это Мацумото ощущала явственно. Да и... ей ли, по меркам общественности, смазливой потаскушке теперь, что-то ему предъявлять?.. - В общем, - Гин понял, что Рангику сказала ему всё, что хотела, и теперь его черёд начинать свою исповедь. - Повторюсь, я же с первого дня, когда начал ухаживать за тобой, видел, что ты любишь Шухея, видел, что Шухей с ума по тебе сходит. Я, если честно, не понимал - если вы так без ума друг от друга, почему так и не сошлись... Но тогда мне это на руку было. Мне нужна была девушка, которая согласится выйти за меня, но которая при этом не будет надоедать мне со своей любовью. Мне этот брак вообще нужен был как прикрытие. Так что, Ран-чан, не только ты меня использовала. Рангику чуть сигарету не выронила, голубые глаза её непроизвольно округлились из-за шока от того, что она услышала. - Я ведь видел, что ты замуж за меня идёшь только, чтобы Шухея позлить, чтобы сделать ему больно, чтобы показать ему, какой он остолоп, что так и не решился признаться тебе в своих чувствах, - продолжил Гин, нервно затягиваясь. - Думаю, отлично, она свои хотелки потешит, а я создам себе надёжный тыл женатого капитана. Рангику неестественно выпрямилась, поражаясь, как же у неё хватает сил сохранять эту будто приклеившуюся к лицу дурацкую понимающую улыбку, хотя изнутри разрывает на части от желания и расхохотаться, держась за бока, и взвыть от тоски, и всё это сразу и одновременно. Да, Гин, оглядывая готовящегося продолжить поток своих признаний парня, подумала Мацумото, не зря тебя Лисом - то кличут. - Ну, думаю, Ран-чан, ты теперь поняла, из каких соображений я стал за тобой ухаживать и почему так обрадовался, когда ты ответила согласием на моё предложение замуж за меня выйти, - произнёс Ичимару, резким движением выуживая из кармана своих шаровар телефон и быстро начав скользить тонкими длинными пальцами по экрану в поисках чего-то, пока ещё неизвестного Рангику, но, похоже, призванного перевернуть все её представления о её необдуманном браке. Окончив свои поиски, беловолосый молодой человек бросил аппарат на стол экраном вверх, так, чтобы Мацумото было видно, что там, и негромко произнёс: - Ран-чан, познакомься, Неллиэл Ту Одельшванк, моя любовница на протяжении уже очень долгого времени. Как ни странно, рыжая с лёгкостью даже некоторой на душе восприняла известие о том, что у Гина, как оказалось, имеется пассия на стороне, и всё это время не только, так сказать, её рыльце было в пушку. Она-то осмелилась на измену только сегодня, мужественно не позволяя своим чувствам к молчуну Хисаги взять над ней верх, а Лис-то, как оказалось, всё это время зажигал с какой-то дамой... Девушка взяла телефон, затянувшись покрепче и улыбнувшись - а вкус у Гина очевидно был. Девушка внешне была очень необычна - длинные зелёные волосы, роскошная фигура, огромные глаза странного, но завораживающе красивого оттенка безжизненного лишь на первый взгляд кварца. Взгляд на всех фото у красотки был очень проникновенным, а малиновая полоса под глазами и большой шрам, идущий ото лба напрямую вниз к носу, ничуть не портили её облика, напротив, даже какого-то шарма придавали. Почему-то, посмотрев на Неллиэл, Рангику сразу вспомнила Хисаги с его шрамами, татуировку на щеке и светло-серую горизонтальную отметину на его лице, по-хозяйски расположившуюся на левой щеке и забравшуюся чуть дальше переносицы - тоже память от одной очень жёсткой встречи с Пустыми, замаскированная благодаря мастерству целебного кидо Уноханы. Больше ничем жуткую глубокую рану, грозящую превратиться в распоровшую всё лицо парню кровавую борозду, закрыть всё равно не получилось. Кто-то такие метки воспринимал чуть ли не как уродство - Рангику даже болезненно поморщилась, вспоминая о том, как реагировали на изукрашенного шрамами Шухея. Кривились, тыкали пальцами, перешёптывались, словно не шрамы на лице увидали, а как минимум приросшие ко лбу причиндалы. Она помнила, каково было Хисаги, хоть и держался он так, будто не видит этих косых взглядов украдкой (в лицо большинство "бравых" офицеров Готей 13 высказать своё удивление его, мягко говоря, нестандартной внешностью, побаивались, зная о том, что парень силён, и дзанпакто его норовом крут) и не слышит этих шуршащих за своей спиной шепотков... А вот она, Рангику, и не считала вовсе эти шрамы, эту ляпку серого цвета чем-то из ряда вон выходящим. Она приняла Шухея со всем этим как с данностью, увидев за жилистым, подкачанным и крепким телом настоящую, человеческую, способную искренне любить душу. Мысленно пожурив себя за то, что несколько минут она невидящим взглядом рассматривала фотографии Нелл, параллельно снова углубившись в мысли о Хисаги, Рангику внезапно аж дёрнулась, когда подумала о том, что, возможно, из-за отметин на лице, в общем-то, и правда очень красивой девушке приходилось несладко. Потому что именно сейчас, прокручивая в голове всё это, она поняла, почему Хисаги Шухей так и не решился обогнать Гина Ичимару и первым сделать ей предложение. Он просто считал себя уродом. Чудовищем, недостойным рыжеволосой красавицы, которая на самом деле спала и видела, как он забирает её себе... Гин по-своему истолковал причину, по которой Рангику аж вздрогнула, лишь чудом сумев сохранить обманчиво-спокойное выражение лица и быстро отвести взгляд почти остекленевших до безжизненности голубых очей. - Ран-чан, ну я понимаю, тебя здорово удивляет, что Нелл - арранкар... - начал было Ичимару, виновато, растерянно и в то же время немного настороженно глядя на Мацумото. Будто бы не знал, чего ожидать от застывшей, словно неподвижное изваяние, синигами. - Нелл... Нелл что? - она не сразу разобрала, что Гин сказал, потому что слишком погрязла в трясине собственных откровений и мыслей. Потом, запоздало переварив услышанное, она быстро схватилась за телефон, присмотрелась как следует и ахнула, не понимая, как же она могла упустить ещё одну достаточно заметную деталь облика возлюбленной Гина. Маска Пустой с парой изогнутых рогов эффектно уселась на затылке красотки с зелёными волосами, на спине её, которая обнажена была благодаря купальнику на одном из фото, была вытатуирована большая цифра "три" с вьющимися вокруг вензелями, и всё яснее ясного говорило лишь об одном... - Нелл что, арранкар? - обомлев, Рангику не сразу смогла это озвучить. Неприятный холодок пробежал по спине рыжеволосой синигами. Теперь до неё дошло, что Гин имел в виду, когда говорил, что, узнав его секрет, Рангику будет иметь полное право сдать его Совету 46 как предателя всего Сообщества Душ. Теперь она поняла, для чего ему понадобился фиктивный брак... - Да, Ран-чан, - Гин опустил голову и быстро выудил ещё одну сигарету. Чай в чашках давно остыл, и притрагиваться к нему ни у Мацумото, ни у Ичимару желания отчего-то не осталось. - Нелли-тян - арранкар. Но не смей думать, что она такая же, как те упыри, которые раскромсали Шухея и сражались с его отрядом! Я иногда смотрю на Нелли-тян и думаю, что у неё от арранкара лишь внешность да способности... Она никогда не обнажит клинка просто так, если не видит на то настоящей, веской причины! Но и с теми, кто представляет угрозу для её близких, она не церемонится. В общем, Нелли-тян правда просто прелесть. Вы, кстати, даже кое в чём похожи... Она, конечно, не такая неугомонная, как ты, поспокойней, порассудительней. Но вы обе такие непосредственные. Слушай, я понимаю, что мои слова сейчас для тебя звучат как бред влюблённого дурака, но Нелли-тян и правда редкостной души человек. И мне плевать, что Пустая взяла над ней верх, я буду с ней до той поры, пока в ящик не сыграю! - Ты всем своим бабам придумываешь дурацкие прозвища? - невольно прыснула Рангику, умом понимая, что эти смешки, скорее, от нервов. Да, она поступила явно некрасиво, выскочив замуж за Гина чисто из желания поддеть дурачка Хисаги, и не сразу подумав об истинных причинах его молчания, а осознав их лишь сегодня, лишь сейчас, когда она Шухея чуть не потеряла. Но Гин, похоже, зашёл куда дальше - свою интрижку с арранкаршей так красиво обставил, что к нему и не придраться было... Хотя, посмотрев на то, каким блуждающе-мечтательным становился взгляд даже прекращающего прятать свои голубые глаза под вечным нарочито-высокомерным прищуром Гина при одном упоминании о Нелл, Рангику внезапно закусила губу, стыдясь своих первых не очень лестных мыслей в адрес Гина и его чувств. А она сама чем лучше, по уши влюблена была в одного, а приняла и ухаживания, и предложение выйти замуж от другого?.. И какого же чёрта мы с тобой так всё сами и запутали, Гин?.. - Ран-чан, - Ичимару грустно усмехнулся, и рыжеволосую девушку аж холодок по коже пробрал от того, сколько искренней печали было в этой попытке держать себя в руках, - во-первых, ни ты, ни Нелл не бабы, а самые что ни на есть клёвые девушки. Вообще, не будь Нелли-тян, я бы, наверное, тоже, как и Шухей, по тебе сох бы. Да что там Шухей - от тебя добрая половина бойцов с ума сходит! А, во-вторых, все мои, как ты выражаешься, бабы - это ты да Нелли-тян. И то, с тобой мы брак только заключили да... Блондин сконфуженно кашлянул, решив в открытую не говорить о том, что пару ночей для видимости и отсутствия обвинений в слабости по мужской линии с Рангику ему, естественно, провести пришлось. - Ха! - а вот теперь понявшей намёк на то, что сердце Гина целиком и полностью отдано арранкарше, а с ней он чисто по делу крайней нужды был (чёрт побери, да, собственно, как и она с ним!), Рангику даже немного обидно стало. - Стесняюсь спросить, как же ты, бедненький, такой стресс и пытку пережил, как исполнение супружеского долга со мной? - Не утрируй, Ран-чан, - рассмеялся Гин. Да только, хоть и пытался капитан хоть немного оживить их невесёлый вечерок запоздалых признаний шуточками и обманчивой непринуждённостью тона, каждый его смешок становился всё грустнее и выдавливался с всё более заметным усилием. - Ты в постели страсть как хороша, я тебе без обиняков скажу. Совесть мучала, конечно, но, если бы мне предложили повторить даже при всё том же раскладе, я ни разу бы не отказался. - И на том спасибо, - Рангику задрала нос к потолку, всем своим видом изображая, что она немного обижена. Гин же тихо произнёс, про себя отметив, что пташку он в жёны себе выбрал высокого полёта, и Рангику всё-таки чудо как хороша: - Ран-чан, а тебе-то каково было кхем... кувыркаться со мной, когда в голове у тебя один Шухей стоял? После этих его слов девушка встрепенулась так, словно её поперёк изящной спинки плетью приложили. - Так что мы квиты, Ран-чан, - покачал головой Ичимару, снова посылая смотрящей куда-то сквозь неё девушке очередной исполненной искренней вины взгляд. - Мы использовали друг друга, мы втянули в эту паутину тех, кого на самом деле любим, и вот теперь оба расплачиваемся за это. Мацумото кивнула, едва слышно выдавив из себя: - Прям паучьи кружева какие-то. Гин извиняющимся жестом накрыл дрожащую руку Рангику своей ладонью и негромко произнёс: - Ран-чан, я тебе ещё не до конца всё рассказал... - Только не говори, что вы с Нелл заделали ребёночка, - нервно хохотнула рыжая. Она и сама подивилась, как не умерла в ней способность шутить в ситуации, в которой, откровенно говоря, уже не до смеха. А что, на её взгляд, только появление на свет арранкара с генами синигами (ну или синигами со способностями и сущностью Пустого) могло стать эффектным узлом всей этой паутины, которую они с Гином заплели по собственной тупости и сами же в ней запутались. - Нет, Ран-чан, - Лис оценил умение своей супруги держать лицо так, как порой даже суровым мужикам не снилось, по достоинству. - Дело в другом. Помнишь мои постоянные отлучки? Так вот, они не только со свиданиями с Нелл связаны... Сама в курсе, что у нас бойцы пачками пропадать начали. Я не мог этого оставить просто так, в общем, устроил своё небольшое расследование. Скажу тебе вот что - Шухей, когда рванул на группу тех арранкаров, на правильный след встал. Это арранкары приложили руки к исчезновению наших ребят. И благодаря работе Шухея, Абарая и тех бойцов, что с ними были, теперь нет целого отряда похитителей. Особой цели они не преследуют, присылая нам флешки, на которых записаны видео с пытками и издевательствами, они рассчитывают просто поиграть на наших нервах. Судя по всему, увы, но, если мы сами вовремя не отыщем нашим, им конец - пленников арранкары отпускать не планируют, их цель либо обратить синигами в своих питомцев, низших Пустых, которые будут им покорны, будут, как дрессированные псы, делать "Фас" по первому их приказу, либо просто уменьшить количество синигами как таковых, поубивав их. Самое паршивое, что отыскать то место, где эти выродки держат наших, я пока так и не смог, хотя уже половину Уэко Мундо, практически всё Сообщество Душ облазил и даже на несколько подозрительных по скоплению всплесков духовной энергии местечек в мире живых выглянул. Толку ноль. Нелли-тян, я, конечно, в это втягивать не стал, всё-таки ей и так непросто из-за того, что я собираюсь прикончить представителей её расы... Но и оставлять этого я так тоже не могу. - Герои, блин, - буркнула Рангику, смотря на мужа со смесью искреннего уважения и небольшой тревоги. - Один помчался на битву, едва про арранкаров узнав, и чуть в могилу не отправился, второй суёт нос непонятно куда и даже не просит поддержки ни начальства, ни других офицеров... У вас с Шухейкой это в крови, что ли - рыться в проблемах в одиночку и даже не пытаться поделиться бедой или делом с близкими? Сами рискуете, сами на свою голову проблем насобираете, а потом... Мацумото резко махнула рукой, нахмурившись и закусив губу. А Гин тряхнул белой шевелюрой, тяжело вздохнув, и продолжил: - Ран-чан, это ещё не самое главное. Я доведу это дело с похищениями наших ребят до ума, найду достойную замену себе на пост капитана отряда, а потом просто исчезну. Мы с Нелли-тян уже всё решили - скроемся в мире живых да заживём себе спокойно, как можно дальше от всей этой суеты, там где нас никто не достанет. В конце концов, Урахара с Йоруичи же ушли в мир живых, и, я смотрю, совсем там не унывают. Так что тебе недолго осталось терпеть меня в качестве мужа. Пропаду - меня не найдут, объявят пропавшим без вести, тебе нужно будет выждать положенный по закону год, и всё - ты свободная девушка, Ран-чан! И за Шухея сможешь замуж выйти, думаю, после всего пережитого он окстится и в охапку тебя схватит да под венец потащит, пока ещё какой-нибудь проныра вроде меня, не увёл. Рангику вяло улыбнулась, понимая, что из того болота, в котором они с Гином и себя, и любимых своих потопили, иного выхода нет. Подождать год для синигами - примерно как для простого смертного подождать пару дней, вовсе не критично. Хотя, если припомнить привычку Хисаги на битвах выкладываться до последней капли крови, можно предположить, что за один год может очень многое случиться, вздохнула рыжая, нервно откидывая спавший на лицо огненный локон. Гину же девушка сейчас искренне не завидовала. Для синигами союз с арранкаршей приравнивался к страшному злодеянию. Если в Готей 13 прознали бы о том, кто настоящая избранница Гина Ичимару, Белого Лиса однозначно ждала бы мучительная казнь. Да и с его возлюбленной явно церемониться никто не стал бы - разыскали бы да тоже зверски прибили. Теперь-то понятно, зачем Гину нужен был этот липовый брак - как-то надо было создать имидж занятого женатого капитана, чтобы отвести особо пристальные взоры и отворотить особо любопытные носы от его постоянных и участившихся отлучек из Готея и даже с территории Сейрейтея и Сообщества Душ в целом... - Слушай, - отрывисто произнесла Мацумото, понимая, что, кажется, вот и подошёл конец этому очень тяжело давшемуся им обоим разговору. - Я ведь самое главное забыла сказать... Спасибо тебе за то, что спас Хисаги. - Да ладно, - повёл плечом Гин, отхлёбывая давно остывший и растерявший свой насыщенный вкус чай и думая, что лучше бы он сразу за сакэ взялся. - Ран-чан, может, отметим то, что мы наконец всё высказали друг другу, что Шухей жив, и что скоро мы завершим всю эту канитель с нафиг нам не нужным браком? - Отметим, - примирительно кивнула девушка. А что, пока Хисаги безмятежно спит, обколотый снотворными с лёгкой руки Исанэ, почему бы и не позволить себе выпить. В конце концов, намечающийся нервный срыв после всего пережитого нужно было как-то заглушить. И порция сакэ с перекочевавшим из статуса нелюбимого супруга в статус близкого родственника Гином была бы неплохим таким способом заглушить весь этот ураган мыслей и эмоций, мятущийся в растерянной душе. - Слушай, - посмотрела рыжая на Ичимару, пока тот рыскал в тумбочке в поисках заветных пары-тройки бутылочек спиртного, - расскажи, а что это за колдовство ты применил, что Хисаги ожил? Ведь даже Унохана-тайчо сказала, что всё, конец Шухейке... - Это кость и кровь Пустого, - блондин вынырнул из казавшейся с виду маленьким и незаметным предметом интерьера, а по факту являвшейся вместилищем приличного запаса выпивки тумбочки с четырьмя наполненными до краёв стеклянными сосудами в руках. - Ран-чан, с Шухеем, кстати, мне отдельно поговорить надо будет потом. Просто это вытаскивание с того света ему тоже не так легко дастся, поверь мне. Я ведь вживил ему частицы Пустого в самую его глубокую рану. У Пустых, сама ведь знаешь, способность регенерироваться фантастическая просто. Вот и пришлось применить древнюю магию оживления с помощью кости и крови арранкара, которого я прикончил намедни. И теперь Шухей, кхем... немножечко Пустой. Надо его подготовить будет, потому что он может не понять, что с ним происходит, когда будет первый срыв, и натворить бед. - Твою мать... - простонала Мацумото, нервно раздирая пальцами слегка спутавшиеся локоны и осознавая ужасающую двойственность ситуации. Да, Хисаги выжил, но теперь он немного стал чудовищем, о чём пока ничего не знает. И, если он по неосторожности обнаружит свою новую сущность перед сослуживцами, казнь по приговору Совета 46 ждать себя не заставит. Если свои же и не прибьют, когда узнают. - Гин, что же ты наделал, Шухейку ведь казнят?.. Она сжала кулаки, коря себя за свои опрометчивые выкрики. Ичимару и так рисковал собственной головой, протащив на территорию Готей 13 запретные материи, применив заклятие, за использование которого могут тут же отволочь к холму Сокьёку, на котором казнили преступивших закон синигами, а она тут ещё... - Прости, Ран-чан, - Гин выпил, налил ещё, тут же выпил снова и лишь потом заговорил. - Просто больше заставить Шухея выжить методов никаких не было. Или внутри с Пустым - или на мучительную смерть. Не бойся, я научу его, как прятать своего монстра, чтобы его не казнили за то, кем он теперь стал. В Готее, однако, слишком за многое полагается казнь без лишних разбирательств, подумала с тоской Рангику, нервно опрокидывая любезно поданную ей Ичимару стопку. - Сейчас он спит, - девушка поняла, что не время разжёвывать свои эмоции и сидеть со страдальческим видом, надо всё выяснять сразу и по делу, пока есть у них с Гином возможность посидеть вдвоём без лишних ушей. - Он рвался сюда со мной, хотел тебя поблагодарить, и боялся, что ты будешь на меня судей травить... - Шухей такой Шухей, - закатил глаза Гин, тоже выпивая. - Впрочем, я могу его понять. Ладно, через несколько часов надо будет к нему наведаться. А пока, Ран-чан, давай выпьем, не чужие всё-таки... Грустно улыбнувшись, Мацумото легонько стукнула своим стаканом о стакан капитана третьего отряда, планировавшего в скором времени покинуть свой пост. Оба решили пока что дать себе расслабиться на ближайшие несколько часов, не зная того, что в четвёртом отряде начало твориться кое-что, совсем не намечающееся у них по плану... Хисаги Шухей проснулся. Только проснулся пока не разумом, а телом, в которое словно кто-то чужой вселился. Кто-то настолько незнакомый, что даже бдительно охраняющий сон своего едва выжившего "балбеса", как он величал лейтенанта девятого отряда, Казешини напрягся, начав осознавать, что с хозяином явно творится что-то не то. В его разуме хозяйничал кто-то безумный, мёртвый, так же жаждущий крови и убийств, как и он... Кто-то, до дрожи похожий на Пустого. Ещё не понимая, что он делает, Хисаги сел на койке, выставил враз переставшую трястись от ранений искалеченную руку перед лицом и меланхолично уставился на то, как, распарывая ладонь, на волю рвётся достаточно интересно сделанная костяная маска. Если её надеть, она как раз закроет изуродованную шрамами сторону лица. Красивее от этого он, конечно, не станет, но зато обретёт силу, которой раньше и не видывал. Эта сила уже манила его к себе, дьявольски пришёптывала, пульсируя в его руках, неведомый голос будто бы убаюкивал, шёпотом предлагая примерить маску и понять, что лучше - обороняться, схаркивая собственную кровь и понимая, что смерть неизбежна, или возрождаться раз за разом, чтобы упокоить всех своих врагов... Казешини даже дёрнулся, когда, чуть пошатываясь и таращась на маску как заколдованный, Шухей схватил рукоять своего меча и крепко сжал её. Да, он всегда любил подначить своего хозяина подраться и пустить кровь врагам, он вечно бурчал на Хисаги, когда тот быстро расправлялся с противниками, ни разу за всё время не соизволив их хоть немного помучить и потешить тем самым кровожадность своего дзанпакто, он мечтал убивать много, с размахом, разрушениями, и зверски издеваться над теми, кто попался ему на пути... И, казалось бы, согласись Хисаги сейчас на предложения голоса из маски, того внутреннего Пустого, который теперь, похоже, поселился в нём до конца его дней, всё - Казешини мог бы познать безграничное счастье, показав себя как истинный Ветер Смерти (что, собственно, и значило его имя) и всласть искупавшись в реках крови. Но это был не его балбес, он не по доброй воле сейчас медленно вёл руку с зажатой в ней маской к своему ещё немного растерянному после лошадиной дозы снотворного и резкого пробуждения лицу. Вот ещё, внезапно ощетинился Казешини, хватит одного маньяка-головореза в голове у его остолопа. Место кровожадного психа занято, и всяких там Пустых в разум Хисаги Шухея точно не приглашали! Заострённая кость уже коснулась белым изгибом подбородка только начавшего приходить в себя Шухея. - Какого? - запоздало дёрнулся он, осознав, что в его руке маска Пустого, которую словно какая-то неведомая сила заставляет приложить к лицу, и он с этим поделать ничего не может. "Вот я тоже так подумал, балбес", - внезапно клинок засветился слепящей и завораживающей ровностью и красотой своего тона бирюзой и, самовольно вырвавшись из ладони Шухея, со всего размаху рассёк проклятую маску. - "Хватит с тебя жаждущего убийств меня, Пустых не звали". - Казешини... - оторопевший синигами даже забылся и начал разговаривать со своим клинком вслух. Он даже решил не заострять внимание на том моменте, что во время удара по маске остриё меча мелькнуло в такой опасной близости от его лица, в которой и кроется тонкая грань между ювелирно исполненным выпадом и просто распарыванием его лица до кости и выбиванием глаза. - Спасибо, ты же спас меня... "Ой, давай без реверансов, барышня ты моя растерянная", - за внешней ворчливостью ветряной дзанпакто сейчас, как мог, скрывал нараставшую в нём панику. - "Ты же понимаешь, что, если один раз выбил маску у тебя из рук, это не значит, что я смогу сделать это в следующий момент... Сила Пустого появилась в тебе самом, вот, по ходу, чьи кость и кровь Ичимару затолкал тебе в рану, когда тебя воскрешал". - Да, точно, - Шухей не понимал, почему так, но сейчас ему было спокойнее, когда он разговаривал с Казешини вслух, цепляясь за рукоять своего своенравного меча. - Я помню, Рангику говорила, что делал Гин, пытаясь вернуть меня с того света. Благодаря тому, что мускулистый торс его был обнажён, парень сразу понял - до конца Пустой верх над ним не взял, характерной для них дыры в груди на уровне сердца не наблюдалось. Но частица его в нём сидела теперь прочно, причём смелая и предприимчивая такая частица. Эта ещё ему самому не понятная сторона его сущности подняла его с постели именно в тот миг, когда разум его был одурманен снотворным и рассчитывала таким способом с помощью маски моментально получить власть над попавшим в её плен синигами. Так что ещё неизвестно, когда Пустой внутри решит показать себя во всей красе. Нужно быть осторожным, пока что по минимуму позволять себе пересекаться с сослуживцами, и... Надо наведаться к Гину Ичимару. Тем более, не только превращение в немножечко Пустого стало к этому решающим толчком. Хисаги решил взять на себя всю ответственность за то, что случилось между ним и Рангику, предположив, что про супружескую измену Ичимару она сама рассказала. И, если Белый Лис решит следовать букве закона, пускай уж тогда под плеть правосудия попадает он, но никак не его рыжий ангел... Стоило Шухею вспомнить то, как Рангику целовала его, когда он, едва очнувшись после практически ухода на перерождение, ошалело таращился на всех и решительно ничего не понимал, так он тут же отправился в такие дальние дали возвышенных мечтаний, что Казешини тут же плеваться и шипеть начал: "Ну точно идиот. Его почти в клочья заживо разорвали, а он, пока его Абарай тащил, в бреду Мацумото звал, в него Пустой вселился, а он про свою рыжулю думает..." "Всё-всё, Казешини, не злись", - Хисаги прикрыл глаза, снова напоследок позволив себе предаться воспоминаниям о том, какой обезумевшей и искренней Рангику была в тот миг, когда он взял её. На душе у парня вдруг так потеплело, что тот был готов простить весь мир, в том числе и брюзжащего Казешини. - "Беру себя в руки, идём к Гину. Просто кое-какие мысли относительно этих арранкаров, с которыми мы сражались, у меня появились, и я думаю, с ним и насчёт этого стоит посоветоваться. Ну это, конечно, если он согласится по-хорошему Рангику суду не предавать". "Балбес, ну только не это!" - взвыл Казешини, который, хоть и изменил отношение к капитану Лису после того, как тот помог Шухею выжить, всё равно не стал к нему относиться с братской теплотой и как советчика и компаньона воспринимать его точно настроен не был. Хисаги уверенно направился в сторону третьго отряда, старательно пряча окровавленную после прорыва маски руку в карманах своих шаровар. Медперсонал шарахался от него - усеянный ранами и движущийся вперёд, несмотря на это, полуобнажённый, с направленным в одну точку взглядом, Шухей и правда выглядел жутковато. До того жутковато, что даже остановить его никто не решался. Все просто привыкли к манере лейтенанта девятого отряда покидать госпиталь не тогда, когда положено, а когда намечалось какое-то серьёзное дело, и он решал, что он вполне себе так в состоянии прекратить пребывание в больнице. То, что его шатает из стороны в сторону, что живого места на его теле, на которое откровенно заглядываются молодые медсёстры, просто нет, он никогда в расчёт как аргумент для продления лечения не брал. И потому никто даже препятствовать сдержанному, но умеющему показать себя на поле битвы лейтенанту не стал. "Ты бы хоть оделся, придурок", - проворчал Казешини, когда они вышли на улицу и оба невольно зажмурились от яркого солнечного света, разливающегося вокруг. "Чёрт, точно", - Хисаги нервно вытер кровоточащую после прорыва маски руку о собственные штаны и с досадой подумал, что теперь так некстати придётся потратить время на то, чтобы дойти до своего домика в отряде, надеть хоть что-нибудь наверх и только потом двинуть к Ичимару. Шухей был наслышан о манере капитана Ичимару исчезать по своим делам неизвестно никуда, не ставя о том в известность даже собственного лейтенанта, что немало злило Киру, вынужденного потом отдуваться по полной за своего любящего пропадать начальника. Вот так упылит куда-ниубдь - и ищи потом его, как ветра в поле... Да даже не это гнало Шухея, заставляя ускорять шаг, несмотря на боль по всему телу и головокружение. Менос бы его знал, чем там завершился их разговор с Рангику, а вдруг его рыжее солнышко уже томится в оковах в Башне Раскаяния - темнице, куда синигами сажали перед казнью, где пленников пытали и мучили. "Ты можешь хотя бы минуту не вспоминать про Мацумото? Я-то думал, после того, как вы перепихнётесь, ты на радостях угомонишься, а ты ещё больше про неё думать стал, чем, когда она тебе не давала", - проворчал Казешини. "Прекрати уже говорить о моих отношениях с Рангику в таком тоне!" - вспылил Хисаги, тряхнув меч. И тут же осёкся: это о каких же, с позволения сказать, отношениях он ведёт речь, если всё это время он молчал о своей любви к Рангику, а под занавес догадался открыться ей и телом, и душой, когда она уже вовсю замужем за другим была?.. Заставив себя подобраться, как он это делал всегда, считая себя не имеющим права на выказывание эмоций, парень тронул рукоять клинка, словно извиняясь за вспышку гнева. "А ты вот понимаешь, что твоя беготня с такими ранами как минимум неестественна?" - Казешини решил сменить пластинку, переключившись со страданий Шухея по Рангику на его нынешнее состояние. - "Олух, до тебя доходит, что каждый раз, как ты ускоряешь шаг, ты уже не мои и не свои силы тратишь, ты подключаешь ту тварь, что сидит внутри тебя теперь? У нас с тобой ещё пока ни хрена сил нет, мы ещё не оклемались... А этот Пустой теперь сможет, поддерживая тебя, проникать в твой разум всё глубже и глубже, и неизвестно, что потом будет!" "Прекрати причитать, как бабка на базаре, Казешини. раз это так - значит, воспользуюсь силой, которую даёт мне этот Пустой во мне. Раз прижился во мне - пускай аренду жилплощпади отрабатывает", - Шухей усмехнулся, с усилием выпрямился и словно назло клинку пошёл ещё быстрее. На самом деле он просто хотел поскорее скрыться от уже приметивших его сослуживцев и уйти от ненужных вопросов, разговоров о его состоянии сейчас, хвалебных монологов от товарищей на тему "Вот это ты себя показал в бою" и осторожных понимающе-сочувственных взглядов при детальном рассмотрении его превращённого в кусок изодранного в кровь нечто торса, который из-за рассеянности ещё не осознающего до конца, что с ним происходит, синигами ещё и выставлен напоказ теперь был, ничем не прикрытый. "Не замечал в тебе раньше наклонностей эксгибициониста", - поняв, что Хисаги сейчас в его стремлении скорее добраться до Ичимару не переубедить, Казешини решил поприкалываться над тем, что ошалевший после неожиданного воскрешения и такого бурного всплеска столь долгожданной и взаимной страсти с Рангику парень даже верх одежды надеть забыл, бросившись полуголым прочь из госпиталя. Естественно, с талантом Хисаги собирать неприятности везде, где только можно их собрать, он не миновал встречи с сослуживцами. Чудом улизнув от группы новобранцев, издали заприметивших его и попытавшихся догнать его с криками "Шухей-тайчо, стойте, куда ж вы?!", он позволил себе несколько секунд передышки в одном из закоулков территории тринадцатого отряда. Ну это ж надо было, подумал Хисаги, хлопая себя по карманам и воодушевившись после того, как до сих пор кровоточащая рука немного онемевшими от кровопотери пальцами смогла зацепиться за явно затерявшуюся внутри пачку сигарет, убегая от рядовых с территории отряда номер четыре, проскочить свой так стремительно, что умудриться в тринадцатый угодить... Закурив, он задумался о том, что пока Пустой внутри оказал ему неоценимую услугу, так прибавив его физическую силу. Они с Казешини были ещё слишком измучены ранами с того боя и вот этими плясками на тонкой грани между жизнью и смертью. А теперь он бегал вполне себе так неплохо, можно даже сказать, носился, как сайгак... - А ты неплохо бегаешь для раненого, - Шухей аж чуть не подпрыгнул, услышав рядом с собой негромкий, спокойный, с нотками свойственного только ему умиротворения голос капитана Укетаке, болезненного, но всё равно способного очень на многое синигами, возглавляющего тринадцатый отряд. - Чем там нынче в четвёртом лечат, что у них раненые, едва очнувшись, как ретивые кони, носиться начинают? Надо у Уноханы поинтересоваться. Рассмеявшись и всем своим видом продемонстрировав, что он искренне шутит, Джоширо шагнул, протягивая руку Шухею: - Поздравляю с выздоровлением, Хисаги. Сразу предупреждаю, готовься - Ренджи тут по всем отрядам рассказал, как ты ценой своей головы спас его от верной смерти, про тебя тут уже, можно сказать, эпос слагают... Усмехнувшись в ответ и подумав, что с подачи Ренджи ему придётся вообще либо забаррикадироваться в домике, либо смыться на задания, чтобы вот этих всех восторженных "Ну расскажи, как всё произошло!" не выслушивать, Хисаги сначала протянул было ещё надорванную после появления маски ладонь капитану Укетаке, но потом резко сменил руку. Этот быстрый и, казалось бы, вовсе не заметный жест от внимания кашляющего блондина не ускользнул, и тот, поборов очередной приступ, выдавил вымученную улыбку и покосился при этом на украшенную раскрытой наружу, словно распустившийся цветок, рваной раной руку Хисаги. Рукопожатие прошло в гробовой тишине. Капитан Укетаке внимательно смотрел на притихшего лейтенанта, тот же выдержал его пристальный взгляд, хотя с напряжением, овладевшим им изнутри, справиться не смог. Просто Джоширо вспомнил о том дне, когда в его покойного ныне лейтенанта Кайена Шибу, молодого разговорчивого и предприимчивого аристократа, главного претендента на пост нового капитана тринадцатого отряда после него самого, вселился Пустой. Его руку украсила точно такая же вывернутая мясом наружу рана, а он смеялся, отнекивался, ещё не понимая, что с ним, и говорил, что это всё пройдёт... А до Хисаги дошло, что капитан тринадцатого отряда лучше прочих знает о симптомах проявления Пустого в душе, потому что сам лишился лейтенанта из-за овладевшего его рассудком монстра... - Удачи тебе, Хисаги, - негромко произнёс Укетаке, высвобождая руку из ладони замершего Шухея. - Будь осторожен, береги себя, и... если что-то пойдёт не так, обращайся. - Вы о чём? - о, до чего же сейчас Хисаги противно стало от самого себя, так искренне изображающего дурака, который не понимает, о чём речь. - Ну так, я вообще в целом, мало ли что, - у Укетаке, как выяснилось, тоже не очень хорошо выходит отпускать тонкие намёки, при этом не указывая очевидно на то, что он всё давно понял. Карие глаза больного капитана чуть дыру не прожгли в промокшем от крови кармане шаровар Шухея, в который парень старательно прятал изувеченную прорывом маски Пустого руку. Мужчины прервали откровенно затянувшееся рукопожатие, в котором каждый друг друга будто бы на прочность испытывал, в ожидании, что один непременно не выдержит и расколется, и Шухей, коротко кивнув, пробурчал что-то вроде: "Разрешите откланяться, Укетаке-тайчо". Не дождавшись ответа от кивнувшего уже ему вслед капитана, он сорвался с места и бросился в направлении своего отряда. По прошествии минут двадцати Хисаги уже мчал к пятому отряду, забив на форменную одежду и предпочтя нацепить чёрную толстовку с капюшоном, джинсы вместо замаранных кровью шаровар и высокие шнурованные ботинки. Дзанпакто из рук парень не выпустил, на ходу обмотав меченую Пустым руку широким бинтом и моля небеса, чтобы в самый ненужный момент эта новая сущность не начала демонстрировать себя напоказ. Каким чудом парень умудрился избежать встречи с разгуливающим по территории отряда в компании подвыпившего капитана Дзараки Кенсеем- оставалось только догадываться. Но теперь черноволосый лейтенант сумел преодолеть все препятствия на своём пути и уже находился в паре шагов от своей цели. А капитан тринадцатого отряда нервно метался из угла в угол, не зная, что и делать. С одной стороны, Хисаги Шухей был отменным лейтенантом и хорошим человеком, по его мнению, и потому сдавать парня Совету и сообщать судьям, что в него по всем признакам вселился Пустой, явно не хотелось - его ведь после этого ждала жестокая казнь без лишних разбирательств. Потенциально опасных для Сообщества Душ существ в Готей 13 предпочитали уничтожать без долгих раздумий, не давая им шанса прижиться и как-то совладать со своими особенностями. С другой стороны, длинноволосый блондин вспоминал, как когда-то он из соображений сочувствия не сообщил куда надо о том, что в Кайена Шибу вселился Пустой, и тот прикончил свою жену вместе с ребёнком, которого та носила во чреве, и половиной отряда... А тем временем Рангику и Гин чуть оба сакэ не поперхнулись, как раз в этот момент решив опрокинуть по очередной стопке. - Ги-ин... - нервно протянула Рангику, выпрямившись до того неестественно, что стало казаться, будто бы рыжеволосая в неживую статую превратилась. - Только не говори, что я до глюков допилась, и мне Шухей рядом мерещится... - В таком случае я тоже до глюков допился, - Ичимару остолбенел не хуже Мацумото, запоздало вспомнив, что последнюю стопку он даже не соизволил закусить. - Насколько я помню, ты же говорила, что попросила Исанэ напичкать Шухея снотворным, и тот спит, как сурок... Словно в опровержение слов капитана Лиса дверь его домика рывком распахнулась, а на пороге материализовался растрёпанный, запыхавшийся, потерянный в пространстве, но преисполненный мрачной решимости Хисаги Шухей. - Э-э... - увидев, что Рангику жива-здорова, тихо-мирно попивает с супругом сакэ, и совсем не в тюрьме, Шухей несколько стушевался. Рангику с Гином же и вовсе дар речи потеряли - вытаращились на поправшего, казалось бы, все законы химии, физики и чего-то там ещё лейтенанта и замерли, не в силах и слова сказать. Хисаги же собрался, вздохнул, нервно взъерошил перебинтованной рукой и без того всклокоченные чёрные волосы и заговорил: - Во-первых, Ичимару-тайчо, я хотел вас поблагодарить за то, что вы меня спасли. Врать не стану, я не понимаю мотивов ваших действий, но всё равно благодарю вас за то, что вы меня с того света вытащили... - Да оставь ты эти церемонии, - поняв, что без бутылки тут явно не разобраться, капитан пятого отряда быстро выудил ещё один стакан, наполнил его и протянул изумлённому таким его поведением Шухею. - Зови меня Гин, у меня так-то имя есть. Об одном прошу - не кликай Белым Лисом, слышать уже это прозвище не могу, аж бесит. Теперь Хисаги в ступор встал, рывком опрокидывая стопку, чтобы понять, как вести себя дальше. Все снова выпили, и потом ещё выпили, и выпили после этого ещё пару раз... В общем, спустя неимоверное количество стучащих друг о друга наполняемых и тут же опустошаемых стаканов спиртного сначала пришлось пережить пламенные хмельные речи Шухея о том, что он готов ответить за то, что случилось между ними с Рангику. - Ичимару, как хочешь, - немного угрожающе спьяну размахивая пока что спящим дзанпакто, вещал Хисаги с рюмкой в затянутой бинтом руке, - если уж соберёшься в Совет подавать на Рангику за измену, подавай уж на то, что я её изнасиловал. Не мучь её, хрен с ним, я за это отвечу, потому что это моя вина! Долго же Гину и Рангику пришлось убеждать разошедшегося Хисаги, что никто никого никуда сдавать не собирается. Дошло до того, что, вконец отчаявшись, Ичимару спьяну выпалил: - Да не собираюсь я Ран-чан никому сдавать, я сам гулял от неё всё это время с арранкаршей! И осёкся, поняв, что сболтнул лишнего. Даже стойко выдерживающий любого рода известия Шухей обалдел, стопку с сакэ свою выронив. Впрочем, Рангику быстро вырулила эту ситуацию, убедив своего пока ещё мужа, что Шухею можно доверять, и болтливостью тот вовсе не отличается, и помогла тому изложить всю суть проблемы. После выяснения всех личных отношений парни перешли к делу. Гин преподал Хисаги несколько уроков по умелому сокрытию живущего теперь внутри него Пустого и рассказал, как грамотно пользоваться новоприобретёнными способностями, которых теперь у него точно будет немало, предполагал Белый Лис. - Вот только жаль, что кроме как на практике в бою, ты никак больше не поймёшь, что за умениями обладает твой Пустой, - посмотрел Гин на дно пустого стакана. Пьянка уже перешла на стадию откровенного нажиралова, что никого на фоне происходящего не смущало. - Могу лишь предположить, что, раз я вживил в тебя кости и кровь убитого мной арранкара, скорее всего ты сможешь ударами своего дзанпакто обращать противника или отдельные его части в пыль. Если сможешь это сочетать с действием Казешини и своих браслетов кидо, эффект будет просто убийственный. Чёрт возьми, да я себя прямо Куроцучи Маюри ощущаю - сделал киборга и сижу рассуждаю о том, что он будет уметь теперь! Над последним пьяным восклицанием Гина Рангику и Хисаги синхронно рассмеялись. А после этих на удивление задушевных и открывших каждого друг другу с неожиданной стороны посиделок Хисаги и Гин оставили мирно посапывающую Мацумото. Только теперь одеялком рыжую заботливо укрыл Шухей, а Гин лишь улыбнулся спящей девушке на прощание, хоть и знал, что она этого не увидит. "Вот и встало всё на свои места", - подумал Ичимару, закуривая и глядя на то, как Шухей, думая, что блондин не видит, что он делает, украдкой, но тепло и с трепетом целует заснувшую Мацумото. - "Скоро, скоро мы с Шухеем расквитаемся с этими чокнутыми арранкарами, вернём наших в Готей, я назначу Киру капитаном заместо себя и к чёртовой матери свалю отсюда... Эх, и заживём с Нелли-тян. А что, можно даже Шухея с Мацумото в гости время от времени приглашать, эти уж точно никому не проболтаются". Замечтавшись, Белый Лис не сразу заметил, что Хисаги уже с минуту тычет ему в нос листком бумаги - запиской, которую парни решили оставить Рангику в качестве последней попытки объяснить своё теперь уже совместное исчезновение. Пробегаясь по содержанию письма, Гин не сдержал смеха - столько извинений, обещаний в следующий раз вести себя как можно осторожнее и не бросаться с места в карьер (которые ты, Шухей, как и я, никогда не выполнишь, я твою героическую натуру насквозь вижу, мысленно хохотнул Ичимару) он давненько не видывал. Про признания в любви вообще можно было речь не вести - осталось только сердечками это исполненное пьяного жара и отчаяния из-за предстоящей разлуки после долгого молчания о своих чувствах послание разрисовать. - Ничего не хочешь подписать? - перебинтованной уже пропитавшимся кровью бинтом рукой Хисаги держал ту самую записку, по объёмности своей больше на письмо вытягивающую. - Да можно, - хмыкнул Гин, решив, что Ран-чан хотя бы раз в жизни должна знать, куда и зачем он отправляется. Ручка в его руке немного дрожала, но он старался улыбаться, пока черкал эти незамысловатые строчки и рисовал смеющиеся смайлики после каждого предложения: "Ран-чан, ну и я тебя люблю-прелюблю. Ну как сестрёнку, понимаешь, Шухей пусть не ревнует. Обещаю тебе вернуть твоего ненаглядного в целости и сохранности. Ну и сам постараюсь вернуться живым и невредимым, если для тебя это важно. Твой Белый Лис". - Ты ж говорил, что тебя бесит это прозвище, - недоуменно посмотрел на капитана пятого отряда Хисаги, чувствуя, что у Ичимару явно талант - непросто держаться так непринуждённо, зная, что отправляешься на битву, с которой можешь и не вернуться. Хотя, ему это было знакомо, как никому другому, так что... - Зато в качестве подписи очень эффектно, - закурив, Гин направился к выходу. Шухей поспешил за ним. Когда они оказались за пределами Сейрейтея, Ичимару пристально посмотрел на уже стряхнувшего остатки похмелья и теперь превратившегося в одно сплошное напряжение Шухея: - Слушай и запоминай. Можешь не бояться при мне, высвобождай маску. С ней ты сможешь ощущать своих теперь, кхем, сородичей гораздо острее, чем это умеем мы, синигами. Ты сможешь отследить, где они находятся, куда передвигаются, и сколько их. Вообще, всегда завидовал арранкарам в этом плане. У них чутьё гораздо острее, чем у нас. - Теперь я понял, почему нам и правда не стоило брать никого из наших с собой, - скорее сам себе, чем Гину, ответил Хисаги, разматывая бинт. Они, как сорвались на охоту за похитителями их сослуживцев, так даже и не подумали с собой никакого подкрепления взять. Впрочем, о каком подкреплении могла идти речь, если Хисаги предстояло по полной программе использовать своего внутреннего Пустого и превратить проклятие в дар судьбы, хотя бы на время поисков томящихся в плену у арранкаров товарищей и точно ожидающих их с Гином ожесточённых и изнурительных боёв?.. Покосившись на Ичимару, Шухей перевёл немного обречённый взгляд готового к самому худшему человека на снова порождающую на свет белый ещё одну маску ладонь, ещё не зажившую после предыдущего раскрытия: - Гин, обещай мне - если что-то пойдёт не так, ты прикончишь меня на месте. - Обещаю, - ох, и до чего же тяжело далось это обещание нервно сглотнувшему капитану третьго отряда, который с замиранием сердца следил за тем, как лейтенант медленно подносит к лицу уже увенчанную маской Пустого руку в крови. Ичимару невольно содрогнулся - сразу вспомнилась история Кайена Шибы, ходящая притчей во языцех по всему Готей 13. Кайен Шиба не совладал с Пустым внутри себя. Интересно, а сможет ли Шухей?.. Пока, как ни странно, получалось. Хисаги уверенно вёл своего напарника вглубь запылённых сплетений улочек Руконгая, клятвенно заверяя его, что скоро на их по пути попадётся гарганта, через которую и шастают арранкары, похищая ребят из Готея. Правда, разговаривая с ним, Ичимару старался на него не смотреть - уж очень жутко выглядел лейтенант девятого отряда теперь, даже у видавшего виды капитана пятого отряда дух захватывало, когда он смотрел на ставшего похожим на настоящего монстра Шухея. Правую сторону лица намертво стянула заострённая к подбородку зигазгообразным изгибом костяная маска, спрятанный за ней глаз теперь светился яркой безжизненной бирюзой, наподобие той, которой отсвечивала духовная энергия Хисаги, когда тот обнажал Казешини, а вены на его руках повздувались и страшно выделялись кроваво-красными жилами, выпирая из-под кожи, так что Гину временами даже хотелось попросить напарника опустить рукава - при каждом движении парня эти красные жгуты так отвратительно шевелились, что напоминали поселившихся под его кожей змей. Да и вести себя Шухей начал несколько странно - то разговаривал нормально, обычно, как ему и было свойственно, то, стоило во время беседы лейтенанту и капитану затронуть тему крови, битв, пыток, драк, в него словно демон вселялся. Тон голоса его становился омертвевшим, но в то же время искусственно-весёлым, похожим на тот, каким разговаривают одержимые бесом куклы в фильмах ужасов, взгляд его стекленел и при этом пронизывался таким воодушевлением и предвкушением знатной бойни, что даже капитан Дзараки, известный своей воинственностью, мог бы пойти и нервно покурить в сторонке. "Это не Шухей", - мрачно констатировал про себя Гин, держась чуть позади спешащего вперёд лейтенанта с маской на лице. Главное, чтобы эта сущность не решила, что Шухей должен убивать не только тех, кто похитил ребят из Готей 13, но и всех, кто окажется в его поле зрения, нервно размышлял синигами, закуривая на ходу. Не то придётся ему взять грех на душу, и выполнить обещание, данное Шухею. Если что-то пойдёт не так... Только теперь Лис по-настоящему понял, каково было Рукии Кучики, когда той пришлось всадить клинок в грудь своего старого товарища по службе, обезумевшего под влиянием Пустого внутри Кайена. С Шухеем они никогда не были близкими друзьями, даже до сегодняшнего дня из-за его брака с Рангику они могли бы вполне официально считаться врагами... Но даже Белому Лису становилось дурно при одной мысли о том, что в случае чего ему придётся убить Хисаги Шухея. Это по всему Готей 13 могли шептаться о том, что души у вечно насмехающегося над всеми капитана ни на йоту нет. На самом-то деле ему так же страшно, так же грустно, так же больно, как и прочим, бывало... - Они здесь, - Шухей внезапно замер, указывая рукой на зияющую жуткой чернотой засасывающую духовные частицы и исторгающую их обратно воронку перед ними прямо в стене одного из наполовину разваленных зданий. Хисаги поражался, до чего же чётким, ясным и сильным стало его пространственное чутьё, нюх на чужую духовную энергию... Если бы не постоянная ругань с пытающимся овладеть его разумом Пустым, если бы не эти вечные метания между самим собой, этой реальностью и тьмой внутри, которая так и манила утопиться в своих глубинах, можно было бы сказать, что всё в порядке. Но, да простит его Гин, у него совсем всё не в порядке. У него едет крыша, он на грани от того, чтобы обнажить клинки Казешини и начать молотить всех и вся, кто только рискнёт под руку попасться. Тьма шепчет ему, что, если он раскроет банкай вместе с ней, он познает миг нереальной мощи, поймёт, насколько же он всесилен, насладится тем, как легко он сможет упокоить любого, кого пожелает... Правда, Ичимару сейчас не стоит об этом знать. Придав своему лицу то самое спокойное, уже отработанное в качестве маски выражение, с которым он стойко выдерживал нагоняй от начальства, известия о гибели или пропаже бойцов, и новость о том, к примеру, что его любимая решила выйти замуж за другого, он повернулся к Ичимару, тоже закуривая и жестом словно приглашая пройти с собой. Ох ты ж чёртов артист с погорелого театра, дымя, посмотрел Гин на державшегося нарочито спокойно Хисаги. Ладно, нечего терзать себя грустными мыслями, вздохнул Лис. Ни слова друг другу не сказав, парни обменялись кивками и синхронно шагнули в заискрившую от вспышек их духовной энергии гарганту. А Рангику, проснувшись и не обнаружив рядом ни Хисаги, ни Гина, сначала ни о чём плохом не подумала. Решив, что парни, наверное, за опохмелкой отправились, девушка потянулась за сигаретами и обнаружила немного смятый, но заботливо подложенный на видное место (видное, если приподняться немного, а не рыскать возле койки рукой в горизонтальном положении) лист бумаги. Ещё расправляя его, Рангику сердцем почуяла, что вот теперь она сможет подумать о плохом. Много о чём плохом. Сразу. Прочитав записку, девушка рывком вскочила, громко выругалась и схватилась за сигареты. Так, ладно, нервно дымя и расхаживая по комнате, стала думать Мацумото, надо себя привести в порядок да пойти для приличия к своим лейтенантским обязанностям приступить, а то Тоширо-кун (так рыжеволосая называла почему-то оставшегося в образе подростка капитана своего отряда Тоширо Хицугая, блондина с бирюзовыми глазами, чья внешность была очень обманчива, способен вечно молодой капитан был очень и очень на многое в плане битв и всего, что с ними связано) её точно на пачку клейких стикеров нашинкует. Говорить никому об уходе Хисаги и Гина точно не следует, с учётом Пустого, поселившегося стараниями Ичимару теперь в Шухее, подкрепления ребятам точно никакого не нужно было. Не потому, что с этой тьмой внутри Хисаги они стали нереально круты, а потому, что Шухейке точно головы было бы не сносить, узнай ребята из Готей 13 о том, что сталось с лейтенантом девятого отряда. Усевшись на диван, Мацумото тут же подскочила, словно ужаленная. Чёрт, ведь Ренджи видел, что делал Гин с Хисаги в больнице... Не приведи небо, он растрепал среди бойцов о том, как капитан Лис оживил Шухея! Похолодев, девушка поняла - надо срочно выходить в люди, снова надевать маску болтливой хохотушки и ненавязчиво, но тщательно выведывать всё, чем дышит и о чём судачит похожий на пчелиный улей Готей. И с Абараем обязательно переговорить с глазу на глаз. После приведения себя в порядок красавица даже бровью не повела, когда приветливо поздоровавшийся с ней Джоширо проводил её настолько пристальным и внимательным взглядом, который сложно было не заметить. Уверенная, что тут дело явно не в том, что капитан тринадцатого отряда счёл её невероятно сногсшибательной, что засмотрелся до неприличия, девушка всё же гордо прошествовала дальше, решив в первую очередь отыскать Ренджи, а всем остальным заниматься потом. А Джоширо с грустью вздохнул, качая головой и провожая взглядом удаляющуюся синигами. Просто не так давно у него состоялся очень уж интересный разговор с Исанэ Котэцу, которая открылась для него после этой беседы с не очень приятной и оттого очень неожиданной стороны. - Капитан Укетаке, - взволнованная лейтенант четвёртого чуть ли не за шиворот утащила опешившего блондина в угол, в котором, по её мнению, на них никто точно внимания не обратил бы, - тут такое дело... Запинаясь и краснея, девушка поведала о том, что Шухей был практически на волосок от гибели, его даже оставили в госпитале, не предпринимая уже никаких мер, так как решили, что раненый уже безнадёжен, с ним остались Мацумото и Абарай, потом Мацумото осталась с Шухеем наедине, дверь палаты была заперта заклятием кидо, оттуда где-то с час ни звука слышно не было... - А потом я зашла, Рангику-сан вся такая растрёпанная, счастливая, а Шухей-тайчо, - никем не поправленная, девушка снова назвала лейтенанта девятого отряда капитаном, - хоть и израненный, но живой. Но даже не это самое главное. Я потом уже его увидела, когда он госпиталь покидал, он даже не оделся, представляете... А у него вся спина разодрана, ну вы понимаете, о чём я, да? Обычно излучавшие сострадание и спокойствие глаза девушки внезапно сверкнули чем-то плотоядным, нездоровым оживлением таким, каким горят очи базарных торговок, обсуждающих, как жена лавочника намедни зажигала с молодым грузчиком. - Ну - у... - нарочито небрежно протянул капитан Укетаке, придавая своему худощавому лицу то самое известное всему Готей 13 безмятежное выражение, при взгляде на которое становилось ясно - он не очень хочет мусолить обсуждаемую тему и сейчас будет стараться отделаться всеми методами от неприятного ему разговора. Обычно мужчина вёл себя так, когда люди начинали справляться о его здоровье - он считал, что капитан не имеет права выставлять напоказ и упоминать свои болячки. Ну и темы чужих личных отношений для Джоширо всегда были на уровне табу - он считал, что это личное дело каждого, и никто не имеет права соваться в это. - Может, спина у Шухея была разодрана потому, что он изранен? Ты же сама говорила... - Капитан Укетаке, - казалось, Котэцу была огорчена таким очевидным непониманием происходящего со стороны Джоширо. - Ну как же вы не поймёте - там видно было, что это следы от женских ногтей, там такие царапины были, которые девушки на спинах парней обычно во время этого самого оставляют, ну понимаете?.. И Рангику-сан вся прям светилась от счастья, когда я наконец смогла войти в палату к Шухею-тайчо, и растрёпанная была, ну как же вы не поймёте?.. - Помолчав, девушка набрала побольше воздуха в грудь и выпалила: - Мне, конечно, без разницы, но Рангику-сан ведь замужем за Ичимару-тайчо, тут ведь налицо измена... - Нет, не понимаю, - теперь капитан Укетаке посерьёзнел и даже немного помрачнел. - Исанэ, ты никаких прямых подтверждений измене не видела. Да и даже если бы и была измена, это не твоего ума дело. Не имей привычки совать свой чрезмерно любопытный нос, куда не следует. Я бы посоветовал тебе помалкивать, Исанэ Котэцу, вместо того, чтобы жизнь людям необдуманно ломать. - И, внезапно заставив себя улыбнуться и словно опомнившись и велев себе перестать быть столь резким в отношении широко распахнувшей глаза девушки, Джоширо безмятежно посмотрел в сияющее кристальной чистотой небо над Сообществом Душ: - И вообще, ну, может, поцарапала Шухея Рангику, ну мало ли, может, спина у парня зачесалась, он попросил, чтобы Рангику его выручила, а та любезно согласилась... Не желая больше продолжать это перемывание косточек лейтенантов девятого и десятого отрядов, чьи взаимные чувства друг к другу уже почти ни для кого секретом не были, он резко встал и ушёл прочь, не глядя даже на растерявшуюся после его достаточно резких высказываний и напряжённо размышлявшей над чем-то своим Исанэ. Чёрт возьми, глядя в том направлении, куда прошествовала мимо него такая уверенная в себе и так много всего скрывающая ото всех Мацумото, нервно подумал капитан тринадцатого отряда, мало того, что в Шухея очевидно вселился Пустой, так теперь, если лейтенант Котэцу не станет молчать и сболтнёт про явные даже для кретина признаки того, что он с замужней дамам предавался постельным утехам, Хисаги окажется втянут ещё и в эту дрязгу. Самое печальное, что пострадает здесь в первую очередь Рангику, по варварским законам супружества в Сообществе Душ во всём ведь обвинят именно её. Шухей об этом узнает, разумеется, озвереет. И не приведи небо, если в припадке гнева и страха за девушку он решит показать всем Пустого, что неизвестно каким путём попал внутрь него... При таком раскладе Шухей с Мацумото точно на одной плахе встретятся. Её предадут какому-нибудь унизительному и жестокому наказанию, после которого красавица Рангику либо калекой останется, либо и вовсе дух испустит, а с превратившимся в Пустого Хисаги церемониться тоже никто не станет. Казнят, и надо будет спасибо говорить, если палач не решит поглумиться над приговорённым к смерти напоследок... С ужасом понимая, что ситуация создаётся просто жуткая, а вот путей её разрешения не видать, капитан Укетаке помчался за советом к своему верному товарищу - Кёраку Шинсую, капитану восьмого отряда Готей 13. Всё было, как всегда - капитан возлежал на футоне под пляжным зонтиком, который он воткнул в песок рядышком с облюбованным им местечком, попивал сакэ, а измотанная и разгневанная Нанао Исе - стройная брюнетка с синими глазами, скрытыми за изящного фасона очками, и строгим пучком, из которого постоянно выбивалась одна непокорная прядь, его лейтенант, - охаживала своего начальника папкой с бумагами и гневно увещевала его, что пора поднять свою проспиртованную тушу и заняться уже делами, наконец. - Нанаочка, милая, ну как же ты не поймёшь - отдых прежде всего, работа подождёт, - а пьяному и расслабившемуся капитану, казалось, всё равно было, что его лупят по черепушке что есть мочи. Он лишь периодически встряхивал забранными в низкий хвост длинными каштановыми кудрями, щурил захмелевшие серые глаза и прикрывался соломенной шляпой, когда пребывающая вне себя от бешенства Нанао прикладывала его очень уж крепко. Впрочем. увидев капитана Укетаке, девушка предпочла оставить в покое своего ленивого, словно котяра, который греет на солнце своё пузико, капитана, и удалилась, одарив Джоширо царственным кивком. - Укетаке, дружище! - заметно обрадовавшийся тому, что теперь его хотя бы лупить папкой с документами никто не будет, Кёраку приподнялся на футоне, приподнимая шляпу в знак приветствия. - Давай-ка выпьем, присаживайся, сейчас велю, чтобы вкусностей принесли... - Не до вкусностей мне, - покачал головой взволнованный Джоширо. - Я за советом к тебе пришёл... - Я весь внимание, - видя, что его старый товарищ чем-то ну очень взволнован, Шинсуй моментально оставил все свои шуточки, подобрался и приготовился выслушать капитана тринадцатого отряда. - Рассказывай, что же так тебя гложет, что ты даже совета пришёл просить, хотя сам всегда в состоянии был всех рассудить... Укетаке только открыл было рот, собираясь начать рассказывать, что происходит, как вдруг на территорию, которую капитан восьмого отряда выбрал местом для отдыха, вломился перепуганный Идзуру Кира. Шикарная причёска лейтенанта сейчас была похожа на невообразимое нечто - длинная эффектная чёлка торчала дыбом, под глазом красовался огромный фингал, руки были разбиты в кровь, и трясущийся от гнева, паники и растерянности парень сжимал свой дзанпакто. - Вы не видели Ичимару-тайчо, или... или хрен с ним, хотя бы Хисаги? - выпалил Кира, даже не отдышавшись. Переглянувшись, капитаны отрицательно покачали головами, а Джоширо нервно сглотнул подступивший к горлу ком. - Что случилось, Идзуру? - участливо спросил он, помогая растрёпанному и побитому парню привести себя в норму. - Рангику... Рангику схватили, - с отчаянием выдохнул Кира, глядя в никуда перед собой. - Обвиняют в том, что она Ичимару-тайчо с Шухеем в больнице изменила. Мы с Ренджи пытались её у карателей отвоевать, так Абарая теперь вообще в больницу едва живого отнесли... Джоширо выругался так крепко, что даже слыхивавший всякое из его уст Кёраку настороженно посмотрел на своего друга, а Кира так вообще чуть нижнюю челюсть на полу не оставил. Сумев подобраться, блондин посмотрел на Шинсуя: - Вот насчёт этого я и хотел с тобой посоветоваться... Ну и ещё кое-что, но теперь уже это однозначно выплывет после того, как Рангику схватили. И внезапно сжал кулак, выдохнув себе под нос: - Исанэ, ну зачем?.. А Гин и Хисаги тем временем демонстрировали просто чудеса ловкости, выносливости и напористости в бою. Когда они достигли того места, на которое упорно указывал повинующийся своему возросшему в миллионы раз чутью, ведущему его к арранкарам и пленённым бойцам Готея Шухей, там завязалась такая мясорубка, что обоим синигами стало казаться - далеко не факт, что они не то что победят... Не факт, что они живыми останутся после этого месива. Да, оба бились, словно разъярённые звери, нападали на арранкаров с ожесточением, дзанпакто обоих только и свистали во тьме, срезая вражьи головы и располовинивая нападавших заживо... Хисаги дал волю своему Пустому внутри и сам обалдел от того, какие горизонты перед ним открылись - под ударами Казешини арранкары не просто падали замертво, они и впрямь рассыпались в пыль. Парень пускал в ход все средства - плюнул уже на то, что Казешини и Пустой внутри него спелись и теперь вынуждали его на откровенные зверства в отношении тех противников, которых до конца ударной волной не задевало, и те оставались полуживыми, использовал огненные браслеты и ошейник кидо, поджигая местность вокруг себя, противников, и даже себя немного. С Пустым внутри ожоги ему были не страшны - они, конечно, усыпали его лицо и тело, но были попросту неощутимы. О последствиях Шухей сейчас не думал, он вообще уверен ещё не был, что они с Гином выживут после такого. Ичимару тоже разошёлся по полной программе, показав свою капитанскую мощь во всей красе - дзнпакто его только свистел, мелькая едва заметными вспышками разящего насмерть лезвия, выстрелы кидо его порой целые глубокие воронки в земле оставляли, превращая стоявших на месте удара арранкаров в кучки кишок, кожи и кучкой наваленных костей... Но оба стояли спина к спине и с ужасом осознавали, что арранкары окружили их и просто так отдавать своих пленников не собираются. - Ладно, сучата, - тяжело дыша, Ичимару в очередной раз выставил свою Шинсо (кстати, редкий случай в Готей 13 - у синигами-парня был дзанпакто женского пола). - Сейчас вы от моего банкая запляшете тут, как миленькие... Убей, Камишини но Яри... Банкай. Услышав слово "банкай", и Шухей, и как раз сделавший почётный круг, в процессе которого его острые серпы лишили голов шестерых зазевавшихся и не почуявших его приближения арранкаров, Казешини, и даже Пустой внутри Хисаги встрепенулись. "А что, если..." - не успел даже додумать до конца Шухей. "Давай", - отозвался Казешини. - "Я подскажу тебе, что говорить". "Давай", - шепнула ему Тьма. - "Я буду с тобой и с Казешини и дам вам сил". Гин не сразу понял, что происходит, и почему Хисаги внезапно подобрал до этого лихо свистящие по всему полю серпы Казешини поближе к себе, замирая и словно изнутри наливаясь чем-то исподним, очень сильным и очень-очень нехорошим. А, когда Ичимару расслышал, что произнёс Хисаги, он, уже наслаждаясь тем, как его банкай валит арранкаров с его стороны полигона, где все и сцепились, подумал, что сейчас, кажется, он поседеет во второй раз. - Упокой их всех, Казешини. Да пребудет с нами Тьма и Ветер Смерти. Банкай. И началось такое... Не знающий ещё всей силы и не до конца понимающий, как управлять подпитываемым тьмой банкаем Хисаги полностью отдался Казешини и Пустому внутри него, оставив себя лишь телом, но никак не разумом. Вместо двух серпов внезапно стало пятнадцать, в размере они увеличились настолько, что, если поставить их рядом с Хисаги, своей длиной они даже его рост превышали. Поднялся бешеный ветер, а по цепям разлетевшихся по всему полигону и бешено вращающихся серпов побежало начавшее заполонять всё в округе невероятно жаркое пламя, заживо поглощающее истошно верещавших и начавших пытаться покидать место сражения арранкаров. Мало этого, касания изогнутых и острых концов этих серпов обращали угодивших под них монстров в кучки развевающейся на ветру пыли, тут явно способности того, убитого Ичимару, арранкара, влияние своё имели. И всё бы ничего - два очень мощных и по-настоящему убийственных банкая двух поначалу отчаявшихся синигами делали своё дело, ряды арранкаров заметно поредели... Да только, обнявшись с Тьмой, Казешини совсем с ума сошёл - сколько раз бедному Ичимару пришлось удирать от мчавшихся прямо на него с бешеной скоростью и стремительно вращающихся серпов, объятых пламенем, он со счёту уже сбился. И всё-таки один раз острое лезвие догнало проявляющего невиданную прыть и заметно уставшего отбиваться и бегать теперь от своего же напарника капитана. Интересно, с замиранием сердца думал он, видя, что во взгляде скрывшего своё лицо наполовину за маской Пустого Хисаги ни капли разума не осталось, и, раскручивая объятые огнём цепи с новой силой, он заливисто хохочет, предаваясь своему безумию, а это как раз и есть то самое, о чём Шухей говорил "если что-то пойдёт не так"?.. Болезненно морщась, сребровласый капитан поднялся, зажимая рассечённое и до кучи обожжённое плечо. Чёрт, а этот лейтенант сам не подозревает, какая бешеная сила таится в его банкае, нервно думал Ичимару, сжимая рукоять своего меча и думая, что же делать дальше. Тут и без Пустого внутри дело худо, он же просто гигантские территории выжигает и обращает в прах, сам того не понимая. А с Пустым совсем весело стало, теперь неизвестно, как остановить разбушевавшегося Шухея. Это ему ещё повезло - в тот момент, когда он понял, что столкновение лезвия Казешини с его костлявым плечом уже неизбежно, он смог выставить мощную блокировку кидо, от которой даже капитанские дзанпакто сразу меняли свою траекторию, не достигая своей цели. Казешини же на это оказалось плевать, он рассёк ему плечо чуть ли не до самой кости. Единственное - благодаря кидо Гин не остался без руки, а просто обзавёлся достаточно тяжёлой, и чёрт побери, жёстко мешающей биться дальше раной. Ладно, махнул пробитой рукой Ичимару, попутно пытаясь себя подлатать, пускай Шухей добьёт ту горстку последних ещё оставшихся в живых арранкаров, которые решили, что спасаться бегством выше их достоинства. А вот что потом с ним делать - молодой капитан не имел ни малейшего понятия. Но, как ни странно, парень смог угомонить себя и свой разошедшийся не на шутку отравленный Пустым банкай. Просто последний оставшийся ещё живым на поле битвы арранкар, которого Хисаги добивал достаточно жестоко - сначала отрубив правые ногу и руку, ударив по животу так, что из него внутренности вываливаться начали, и лишь потом сумев перебороть неистовствующих в нём Казешини и Пустого, подойдя и любезно отрубив и так недалёкому от смерти противнику голову, - оказался кучерявым и рыжеволосым. Так вот, когда откатилась голова измученного ранениями арранкара, подпрыгивая на взрытой после сражений земле, как футбольный мяч, Шухей внезапно встрепенулся, вытаращившись на замаранную кровью и грязью кучерявую рыжую шевелюру. Да так и замер, стоя столбом и вспоминая то, как он перебирал локоны одной, как оказалось, тоже влюблённой в него красавицы. Только кудри её были не замараны кровью, а длиной своей доставали до поясницы, волнами цвета осенней листвы прикрывая её изящную спину... Так и стоя с отрешённым видом и остекленевшим взглядом, Шухей внезапно понял, что мысли о Рангику помогают ему перебить всё. Не думать о том, что он ранил Гина, умудрился завалить половину из тех арранкаров, что бросались на них с Ичимару, снова находить в себе силы игнорировать призывы вошедшего в раж после такого умопомрачительного банкая Казешини прибить Белого Лиса как последнего из оставшихся в живых на этом поле боя... А самое главное - Шухей понял, что теперь он сможет и Пустого заткнуть. Хотя бы на какое-то время. - Вернись, Казешини, - хрипло прошептал Шухей, только после придания танцующему всеми своими серпами дзанпакто формы обычного меча и загона негодующе забурчавшего духовного меча в ножны почувствовав, что он адски измотан после таких-то боевых вывертов. - И ты заткнись, - устало бросил парень собственной снова кровоточащей после извлечения из самого себя маски Пустого руке, заматывая её бинтом и поворачиваясь к настороженному сжимающего распоротое раной плечо Гину. Да, пока Шухей мог контролировать эту свою тёмную сторону, в компании с Казешини являвшую собой умопомрачительное нечто, настоящую пляску смерти. Но маска всё ещё была на его лице, и, понимая, что, раз арранкаров они положили, то теперь совсем необязательно идти освобождать сослуживцев со свидетельством того, что внутри него живёт Пустой, Хисаги хотел попросить блондина рассечь маску на его лице. А всё потому, что обиженный на его отказ ещё погонять и без того раненого Гина, прикрывшись сумасшествием на фоне Пустого внутри и раскрытого банкая, Казешини зло пробурчал: "Вот и снимай сам свою маску, я тебе не нанялся тут". - Да ты обезумел? - таким обалдевшим и перепуганным державшегося обычно уверенно в себе и насмешливо Лиса Шухей не видел ни разу. Никогда. Он даже на шаг отступил, не веря тому, что видит капитана третьего отряда в таком взвинченном состоянии. Вытаращив глаза, вытаращив глаза, Ичимару сразу же полез за пачкой сигарет, вымазанной в пропитавшей его одежду крови: - Я смотрю, тебе мало того, что ты без глаза однажды чуть не остался. - Вживил в меня Пустого, так помогай разбираться с последствиями, - попытался отшутиться Шухей. - Сам я эту поганую маску снять не могу, даже если с кожей вырывать. Казешини, сволочь, отказывается мне помогать... "Сам ты сволочь", - притворно-расстроенно протянул разлёгшийся на снятой с кого-то заживо коже в своём внутреннем мире кровожадный дзанпакто. - "Вечно томишь меня, не даёшь разгуляться, вот разве что в кои-то веки на банкай осмелился..." - Пронзай, Шинсо, - тяжёлый вздох и эта короткая реплика заставили Казешини сменить своё ворчание на откровенную панику. Острое лезвие самой странной дзанпакто самого странного капитана Готей 13 рассекло костяную маску. Только вот филигранностью Казешини, который уже пожалел, что решил начать проявлять характер, как оказалось, вовсе не там, где это было бы сейчас уместно, этот удар не отличился. Можно было бы сказать, что всё обошлось, если бы после того, как, встретив собственным лицом острый меч, Хисаги чудом смог выпрямиться, ещё не осознавая, как кровь начала заливать уже однажды чуть не ослепший навсегда после стычки с Пустыми глаз, Гин не выругался бы так крепко, как и самый прожжённый пропойца в Руконгае не смог бы себе позволить. - Да ладно тебе, - заскрипев зубами от боли, которая после заточения Пустого внутри стала ощущаться так явственно, прохрипел Хисаги. - Неужели ж всё так плохо? - Да всё прекраснее некуда, - вымученно прошелестел Лис, пытаясь выпрямиться и понимая, что с раненым плечом это не удаётся сделать с той лёгкостью, с какой получалось ранее. - Если, конечно, не считать того, что появление четвёртого шрама на лице тебе теперь точно гарантировано. - Не думаю, что моя морда - столь существенный повод для беспокойства, - еле моргая залитым кровью глазом и чувствуя, как из-за раны правая сторона лица словно обожжена оказалась, и говорить стало невероятно тяжело, Шухей проковылял к Ичимару, схватив того под руку и отработанным (раненых не впервой на себе было таскать, да и пьяных он на себе волок по той же схеме) жестом закидывая его себе на плечо. - А ты не думал о том, как ты будешь убирать маску? - Гин не сдавался, с ужасом понимая, что, кажется, желая вернуть Шухея к жизни, он явно слишком далеко зашёл и превратил его в монстра. - Если я или, положим, Ран-чан будем так её каждый раз тебе снимать, у тебя от лица точно живого места не останется. Да и мало ли, Казешини ведь тоже может перестараться при ударе... Как ни странно, Казешини даже в ответ ничего пробурчать не соизволил. Сидел себе, помалкивал, подмяв под себя ту самую содранную с кого-то кожу, и нервно осознавал, что, нравится ему это или нет, а лисяра-то ведь прав. - Давай над этим позже поразмышляем, - решив, что вопрос снятия с него маски и правда на данный момент слишком неразрешим для того, чтобы его обдумывать, Шухей решительно взял курс туда, куда велело ему двигаться чутьё уснувшего на время Пустого, который так и ждал, когда упрямый лейтенант собьётся с пути и вновь обратится к его помощи. Хрен тебе, упырюга, чувствуя, что кровь из новой раны уже склеивает ему веко, и правым глазом пока видеть он перестаёт, подумал Шухей, прибавляя шаг, я уже запомнил, куда идти, и обращаться за твоей помощью не собираюсь. Всё равно, Хисаги Шухей, помни и знай, что выжил ты за счёт меня, восстанавливаешься за счёт меня, и бьёшься так оголтело ты лишь потому, что я даю тебе силы... - Заткнись, - рявкнул Шухей, запрокидывая голову, чтобы хоть как-то отряхнуться от ползущей на веко и потихоньку начавшей густеть крови. - Ты кому? - вяло дёрнулся Гин, с ужасом чувствуя, что из-за нанесённой ему Казешини раны силы он теряет очень уж стремительно. - Да некоторые штатские внутри меня разговорились, - Шухей закусил губу, понимая, что шуточки в такой ситуации - далеко не лучшая идея, но и заражать унынием и растерянностью раненого напарника вовсе не желая. - Ладно, потопали... Нам ещё надо наших вызволять да помогать им добраться до Готея без приключений. Я уверен, те арранкары, что свинтили с поля боя, уже вовсю мчат за подмогой, и по-любому организуют за нами погоню, когда мы пленников прочь уводить будем. Ичимару тяжело вздохнул, думая о том, что их бы с Шухеем сейчас самих кто под белые рученьки взял да вывел отсюда, они оба оказались нещадно потрёпанными после этой битвы. Причём - о, ирония судьбы! - не арранкары нанесли им серьёзные ранения, а они друг другу: Хисаги - обезумев под влиянием Пустого внутри, и он - пытаясь снять с Шухея маску чудовища, которая и превращала его в кровожадного психа. Что оказалось самым поганым, Хисаги оказался прав, сказав, что погоню за ними всенепременно организуют. До кучи и пленники оказались измордованы настолько, что едва могли передвигаться, израненные и избитые до полусмерти. Если начистоту, у Гина чуть белые волосы на макушке дыбом не встали и не зашевелились, танцуя на ветру Уэко Мундо серебристыми кончиками, когда он осмотрел своих товарищей по службе, ранее угодивших в плен к арранкарам. Да тут как минимум половину четвёртого отряда с носилками надо было вызывать, чтобы волочь их... На то, как в итоге двинулась эта процессия полуживых калек, смотреть без слёз нельзя было. Еле-еле волочились измученные солдаты, поддерживая друг друга, прикрываемые не менее измученными капитаном третьего отряда и лейтенантом девятого с двух сторон. Ичимару шёл сзади, Хисаги же вёл это убийственное по своему виду и вызывающее чувство горькой жалости шествие... Болезненное жжение в правой руке внезапно стало пересиливать внутри Шухея, бредущего впереди бойцов и еле волочащегося позади Ичимару, всё остальное. Даже упорно заливающая глаза, слипшаяся в неприятные вязкие комочки между веками, которые, Хисаги уже это точно знал, будет очень больно выдирать, кровь стала доставлять не столько неудобств, сколько это чёртово жжение. Ладонь кровоточила, а неизмеримо обнаглевшее внутри него нечто торжествующе урчало, словно ставя своё вместилище в известность, что оно вот-вот готово явить миру свой уродливый облик. И причина этому была весьма веской - даже с пока спрятанным внутри Пустым Хисаги явственно ощутил: его так называемые сородичи уже приближаются к ним с подкреплением, готовые напасть... С каждым шагом замкнувшемуся в себе и односложно отвечающему на вопросы сослуживцев, что с ним всё в порядке, Шухею становилось всё страшнее, потому что он понимал одну очень не радующую его вещь. Сейчас их окружат арранкары, меносы, гиллианы или чёрт бы их там знал, кто ещё, и Пустой внутри него не станет молчать, вырвется наружу, жаждущий схватки, жаждущий убийств, жаждущий крови... ладно, Гин - тот ведь своей рукой в него Пустого и вживил, но ведь остальные ребята молчать не станут, даже в обмен на то, что он, допустим, спасёт их задницы, покромсав всех тех, кто рискнёт сейчас на них напасть. Плевать, нахмурился Хисаги, в который раз отмахнувшись от чьего-то обеспокоенного предложения подлатать его раны и порекомендовав лучше о себе и о других раненых позаботиться. Если того потребуют обстоятельства - он и Пустого покажет, и всё, что угодно сделает, только бы больше бойцы не пострадали. А уж, если они потом решат, что единственное, чего он заслуживает - это казни, что ж, так тому и быть. Всё началось даже быстрее, чем Шухей на то рассчитывал. Он подметил, ещё топая впереди, что как-то откровенно подзабыли немного растерянные солдаты про плетущегося позади с дзанпакто в окровавленной после выпада Казешини руке Гина. Точнее, подзабили, если уж вещи своими именами называть. Шухей даже возмутился внутренне - да, молва о капитане Лисе ходила по Готей 13 далеко не самого лучшего толка, да, своим поведением он мог оттолкнуть кого угодно, да, он и сам не так давно далеко не дружески его воспринимал, люто ненавидя всей душой за то, что забрал его рыжее солнце Рангику... Но Гин Ичимару пришёл спасать бойцов Готей 13, так же, как и он сейчас, он сейчас был ранен ничуть не меньше, а то и посильнее прочих. И при этом никто не изволил обратить внимания на него, молчаливо шарахаясь от продолжавшего вызывающе ухмыляться и надменно щуриться назло всему белому свету капитана Лиса... - В конце концов, лучше помогите Ичимару-тайчо, он ранен не меньше моего, - пожурил Шухей прицепившегося к нему молодого рядового из его отряда, когда тот осадил его с настойчивыми просьбами хоть как-то помочь ему с его ранениями. - Шухей - тайчо... - внезапно залепетал недавний выпускник Академии, тыча перебитой во время пыток рукой в ту сторону, где шёл Ичимару, где внезапно раздался нервный смешок предчувствующего свой скорый конец человек и вымученное: "Пронзай, Шинсо". А Хисаги и так всё понял. Стремительно обернувшись, он похолодел. Ичимару, сам едва держась на ногах, всё-таки дал бой напавшему на него меносу, и выбросил вперёд свой дзанпакто, хоть его костлявая окровавленная рука и затряслась от такого, казалось бы, простого жеста. За меносом вышел ещё один, с ним группка гиллианов... Пока Шухей, расталкивая оторопевших бойцов и приказывая им двигаться дальше, нёсся к Ичимару, они обступили его. Тяжело дыша, раненый капитан зло прошипел: - Ну что, гадюки, танцуйте... Он только собрался использовать банкай, но один из Пустых опередил его, метнувшись вспыхнувшей во тьме красным стрелой в его сторону и уже намереваясь вонзить в и без того окровавленное плечо раненого синигами острые клыки, чтобы оторвать тому руку. И неизвестно, что было бы, если бы путь ему не преградил затанцевавший серпами на цепи в руках Шухея Казешини, располовинив монстра прямо на лету. Брызнула кровь, раздался истошный визг, и забрызганный останками убитого чудовища лейтенант повернулся к Гину: - Уводи бойцов, я один этих упырей долго не продержу! - Спасибо, конечно, что спас мою шкуру, - глухо выдохнул Гин, посмотрев на Хисаги. - Но лучше отвернись нахрен, пока наши не увидели, что с тобой. Нервно хохотнув, Шухей поспешил отвернуться и бросился на потопавшего в его сторону меноса, начав направо и налево размахивать начавшими свою кровавую жатву серпами. Он-то ведь осознавал, что Гин всё увидел... Да, Пустой вырвался на волю, и теперь исполосованную шрамами и свежим порезом от клинка Ичимару сторону лица Шухея намертво стягивала обнажившаяся в жутком оскале костяная маска. Гин и хотел было остаться, помочь ввязавшемуся в ожесточённую битву Шухею, но он прекрасно понимал - кому-то надо выводить бойцов из Уэко Мундо, и, раз Хисаги взял на себя роль того, кто задерживает не желавших отпускать своих пленников чудовищ, то ему ничего не остаётся, кроме как уводить людей, пока монстры отвлеклись на творящего настоящую жуть со своим банкаем лейтенанта девятого отряда. - Ичимару-тайчо, - внезапно обратился к нему тот рядовой, который и указал Шухею на напавших на Гина Пустых, - позвольте спросить... Мне показалось, или Шухей-тайчо надел маску Пустого, когда бросился на монстров? - Тебе показалось, - прохрипел Гин, выдавливая ядовитую усмешку, а внутри чувствуя, что в области сердца у него словно обручем всё стянуло. А ну как проболтается парнишка о том, что лейтенант девятого отряда стал Пустым? Всё ведь, тогда головы Шухею не сносить... - Но, Ичимару-тайчо, - ох, и не понравилась сребровласому синигами та уверенность, которой сейчас пылал взгляд молодого синигами, - я ведь видел... - Тебе. Показалось, - отчеканил Ичимару, состроив одну из своих любимых жутких гримас, после демонстрации которых у собеседника сразу пропадало всяческое желание спрашивать о чём-то капитана Лиса, и, когда солдат сконфуженно замолчал, раненый капитан третьего отряда поковылял вперёд, молясь всем богам, чтобы ранение не свалило его раньше того момента, когда последний из переживших страшные пытки бойцов переступит грань, разделяющую Уэко Мундо и Сообщество Душ, и попадёт домой. Чудо всё-таки произошло - отбиваясь от тех Пустых, что всё-таки сумели сбежать, Гин довёл солдат до гарганты. Он даже проводил каждого из них, следя, чтобы монстры не пролезли в Сообщество Душ вместе с солдатами. И, когда последний из бойцов шагнул в гудящий от перегрузки портал, он попытался было пойти следом... Да так и свалился, кубарем падая в затягивающую за собою тьму. Того, как его подхватили двое замыкающих шествие бойцов, он уже не почувствовал. Нанесённая обезумевшим под влиянием Пустого Казешини рана оказалась сильнее его. А, когда Гин очнулся, он не сразу понял, что происходит, беспомощно задёргавшись и зло заматерившись себе под нос. Вести себя так несолидно для воина его звания Ичимару заставил целый ряд неприятных обстоятельств. Во-первых, выяснилось, что руки его по каким-то непонятным причинам привязаны к бортам кровати, причём путы были особенными, блокирующими духовную энергию. Странновато было такое обращение с тяжело раненым, если, конечно, будучи без сознания, он не начал буянить... Во-вторых, он не ощущал рядом Рангику, и ему это очень не нравилось. Даже не просто из соображений сыграть роль преданной супруги, а просто из человеческого сострадания, узнав, что он ранен, Ран-чан пришла бы к нему в госпиталь, непременно пришла бы. А её реацу рядом не ощущалось, и это Гину очень не нравилось. В-третьих, капитану Лису не нравилось то, что духовной энергии Шухея тоже рядом не чувствовалось. И это могло значить много чего нехорошего - либо Шухей так и не выбрался из Уэко Мундо, остался там раненым или, не допусти того небо, убитым... Либо тот вояка проболтался про Пустого внутри лейтенанта девятого отряда, и тот сейчас томится в застенках темницы Башни Раскаяния - места, где держали и пытали приговорённых к смерти узников. Ещё не зная того, что он недалёк от правды в своих печальных предположениях, капитан Ичимару вооружился самым едким своим оскалом и, продемонстрировав его неодобрительно забурчавшим Унохане, Исанэ и каким-то не знакомым ему служащим, кажется, из Совета, медленно процедил: - Унохана-тайчо, благодарю вас, конечно, за лечение и спасение моей жизни, но не изволите ли вы пояснить, за каким лядом меня связали и отобрали дзанпакто? Или вы думаете, я в таком состоянии сейчас вскочу и буду кидаться на медперсонал с клинком? Я не уверен, что я встать могу... Странно как-то, не находите? - Странно, что вы спутались с арранкаршей, а вашу супругу изнасиловал лейтенант, в которого вселился Пустой, - отрезала Рецу, с явным неодобрением поглядывая на медленно осознающего весь ужас ситуации и побелевшего лицом пуще прежнего Ичимару. Как ни пытался уже, похоже, бывший капитан третьего отряда скрыть своё замешательство, тяжёлое прерывистое дыхание, дрожь в связанных руках и капли пота, покатившиеся по лбу из-под растрёпанной серебристой чёлки выдали его с головой. Как?! Если про Пустого внутри Шухея руководству Готей 13 могло стать известно с подачи того рядового, который во время схватки в Уэко Мундо видел его маску, если это ещё поддавалось какому-то объяснению, то, спрашивается, как и с чего Советом был сделан вывод, что Шухей изнасиловал Ран-чан? И каким макаром этим пронырам стало известно про его отношения с Нелли-тян?.. - В общем, Гин Ичимару, - провозгласила Унохана, с явным презрением глядя на распятого перед ней синигами, - готовься. Тебя я подлатала, до казни ты доживёшь сто процентов. Будь готов перед смертью пояснить палачу, на каком основании ты завёл тесные отношения с представительницей рода наших злейших врагов. - Не зря я решила от скуки полистать фотографии в вашем телефоне, - скривилась Исанэ, глядя на связанного синигами так, словно перед ней куча испражнений лежала, а не человек. - А ещё капитаном Лисом звались... Можно было и похитрее пароль на телефон придумать, чем графический ключик с цифрой "три". - А тебе права никто не давал мой телефон шерстить, тварь языкастая, - всё, самообладание окончательно покинуло Гина. Непроизвольно дёрнувшись в путах, он тут же получил смачную оплеуху от Уноханы. - Не советовала бы так грязно выражаться в адрес моего лейтенанта, - карие очи обычно спокойной и сдержанной Рецу недобро сверкнули, словно намекая превратившемуся из занимавшего пост капитана в пленённого узника синигами на то, что в прошлом целительница была знатной любительницей кровавых битв и головорезом ничуть не меньшим, чем пугающий многих одним своим грозным обликом Кенпачи Дзараки, возглавляющий одиннадцатый отряд. - Вообще, Ичимару, если бы тобой сейчас не предстояло заняться палачу, я сама бы с превеликим удовольствием живьём с тебя шкуру спустила. Арранкары убивали и пытали наших ребят, а ты снюхался с одной из них? - Если ты хочешь спустить с меня шкуру, - поняв, что сейчас с ним ещё и палач "потолкует" о том, как нехорошо заводить отношения с представительницей рода врагов синигами, Гин плюнул на все церемонии и даже не стал обращаться к Унохане как к капитану, все эти псевдоуважительные "вы" тоже отбросив в сторону: - тогда ответь, Рецу, а за каким хреном ты меня лечила? Хотелось потом полюбоваться на то, как меня обезглавят у Башни Раскаяния? Ответа на свои последние попытки повыпендриваться Гин так и не получил, по пригласительному жесту капитана четвёртого отряда в палату вошли четыре облачённых в форму стражников молодца крупного телосложения, схватили его, путы переплели так, что теперь его руки оказались намертво стянуты за спиной, а шею окольцевало некое подобие удавки, и так и поволокли. Правда, как только они приблизились к выходу из госпиталя, на голову сребровласому узнику надели мешок. - Ссыте, что сбегу? - съязвил Гин, тут же глухо охнув от резкого приступа боли. Выслушивать его высокомерные подколы стража намерена не была, и один из бугаёв тут же шарахнул пленника рукоятью своего меча под дых. Ичимару не было страшно от того, что его сейчас будут зверски пытать, возможно, искалечат так, что он будет мечтать о том, чтобы сдохнуть поскорее, но не соизволят смилостивиться и добить, сто процентов продержат живым до казни. Его не пугала перспектива отправиться на перерождение на эшафоте в жестоких муках. Ему лишь было обидно из-за того, что и Шухей оказался втянут в эту канитель, теперь его ждут такие же безрадостные перспективы. Его раздражало то, что, привыкнув всегда знать немного больше, чем прочие служащие Готей 13, он не мог собрать в своей закрытой наглухо тряпичным мешком голове мозаику, в которой недоставало одного связующего звена... Откуда вообще Совет прознал о факте измены Рангику? С чего судьи решили, что это было изнасилование со стороны Шухея? Страшно Белому Лису становилось лишь от одного. Он не склонен был преувеличивать свою роль в чьей-либо жизни, но прекрасно понимал, что, потеряв его, его драгоценная Нелли-тян с ума просто сойдёт. Да ещё и неизвестно, как будет держаться Рангику без Шухеича, нервно сглотнул получивший ещё пару раз под рёбра для профилактики теперь уже сто процентов бывший капитан. Ещё пока его волокли к камере, Гин уже готов был поклясться, что серебристые волосы на его макушке начали каждый по отдельности выплясывать пасадобль неудержимой паники и готовы вот-вот проделать дыры в мешавшем нормально дышать и не дающем рассмотреть даже клочок пространства перед собой мешке. Потому что он слышал биение реацу Шухея, которая просто шквалом обрушивалась на истязавших его палачей, слышал крики нечеловеческой боли Хисаги, больше похожие на разъярённое рычание раненого зверя... Если уж Шухей, который любую боль и любую рану привык терпеть, стиснув молча зубы, так орёт, то что тогда сейчас ему предстоит? Как бы то ни было, зло подумал Лис, дёрнувшись в руках бесцеремонно волокущих его в клетку стражников, пусть он кровью в штаны под себя напускает от боли, пусть орать будет на всё Сообщество Душ, но ни слова от него они не добьются. Ни Нелли-тян он не сдаст, ни слова по поводу Шухея от него никто не добьётся. Одно успокаивало - он не чувствовал реацу Рангику рядом. Значит, решив по менос бы его знал каким причинам, что лейтенант девятого взял её силой, палачи отпустили её. Хорошо, хоть так. Но вот когда с головы ещё не пришедшего в себя после ранения и лечения Ичимару сорвали мешок, он не сдержался и громко выругался. Он ожидал увидеть что угодно, но такое... Полуобнажённый Шухей был за руки и ноги растянут на колченогом подобии прямоугольного стола. На груди обезумевшего от боли парня стояла клетка с крысами, любезно приоткрытая снизу, а на верхушке этой самой клетки тихо-мирно грелась порция углей, у которых палач заботливо поддерживал жар, необходимый для того, чтобы грызуны начали метаться, ища выхода. И, не находя иного способа покинуть место своего заточения, грызуны пытались прогрызть себе ход прямо в туловище клокочущего горлом, захлёбывающегося слюной и рвотой и уже почти теряющего сознание лейтенанта!.. Окончательно вывело худощавого синигами из равновесия один ужасающий факт - когда, продолжая метаться в агонии невыносимой боли, Хисаги повернулся к нему лицом, Гин не обратил внимания на то, что Шухей ни единым словом не отреагировал на его появление. Его добило другое - правый глаз пленника был не то вырезан, не то выбит, в общем, глазница испещрённой шрамами стороны лица зияла жуткой кровоточащей пустотой. - Что, предатель, очкуешь? - зло подшутил над Гином один из охранников. Воспользовавшись тем, что руки Ичимару были крепко стянуты за спиной, он бесцеремонно схватил его за волосы и развернул лицом чуть правее от того места, где пытали Шухея. - Смотри, что тебя ждёт! Тяжело дыша, Ичимару почувствовал, что в глазах у него аж темнеть начало. Сволочи, нервно подумал он, лучше сразу бы прикончили... В углу стояло грубо вытесанное корытце из дерева, разумеется, предназначенное для того, чтобы кидать туда связанных узников, и те не имели бы никакой возможности выбраться, рядом с ним стояла бочка с мёдом и (господи, только не навоз, ну чёрт возьми, это уже хуже прилюдной порки, содрогнулся блондин) корыто с чем-то, подозрительно похожим на самый популярный материал для удобрений на садовых участках. Да что там - смердило оттуда просто нещадно, несложно было догадаться, что это. А ещё чуть поодаль второй палач, невероятно довольный собой и занятием, которое ему сейчас предстоит, протирал закрытый стеклянный аквариум, в котором по стенкам, потолку и дну ползали, жужжа, стрекоча и издавая всякие непонятные звуки, черви, жуки, мухи, личинки и прочие очаровательные представители отряда насекомых. Дальнейшие два часа для несчастного Ичимару показались хуже адских мук после тяжёлых ранений, хуже тех пары случаев, когда он ребёнком чуть не встретил голодную смерть в Руконгае, хуже всего, что только можно было бы представить. Даже если бы его резать живьём начали, он и то спокойнее бы это вынес. А теперь всё было куда отвратительнее. Его унизили. Причём так, как не унижал никто и никогда. Толкнув его в чёртово корыто, палачи быстро связали его так, чтобы он был надёжно зафиксирован в дощатом приспособлении с глубоким дном, щедро полили его сначала мёдом из бочки, от чего у бьющегося и начавшего крыть своих мучителей матом Гина чуть глаза намертво не слиплись, а потом так завалили бедолагу навозом, что он чуть не задохнулся, отплёвываясь и чувствуя, что сейчас его точно вывернет наизнанку от удушливой вони. Шухей уже начинал затихать. Крысы продолжали жрать его заживо, попискивая в панике, но сил у лейтенанта на крики уже не оставалось, он начал проваливаться в спасительную ьбездну забытья, чувствуя лишь отупение и слабую надежду на то, что сейчас он не выдержит, умрёт и всё это кончится. Теперь настала очередь Гина Ичимару оглашать темницу Башни Раскаяния криками. - Эй, - обратился меланхолично наблюдавший за мучениями Ичимару палач, - ты Шухея-то в чувство приведи и сворачивай давай пытку, а то он до казни не доживёт. Говорить он всё равно не собирается, как в него Пустой попал, и почему он скрыл этот факт от своего капитана. Ну хоть с Мацумото всё понятно стало. А то сам знаешь, если он до казни не дотянет, то мы с тобой потом по шапкам получим. - И то верно, - кивнул пытавший Шухея мужчина словно с сожалением посмотрев на то, как весь замаранный в своей крови и рвоте Хисаги уже отключился, замерев со сжатыми кулаками. Запястья и щиколотки синигами были содраны чуть ли не до кости, ведь поначалу бился он и вырывался с невероятной силой, кровь в лишённой глаза глазнице запеклась от жара стоявшей на груди клетки, свернувшись отвратительно выглядящими комочками и клочками. А на груди его зияла пульсирующая кровью и перегрызенными мышцами рана. Быстрым движением скинув угли прочь, здоровяк посмотрел на то, как крысы бросились врассыпную с начавшего уже ставший привычным для него баланс на грани жизни и смерти парня, убрал клетку и вынес свой вердикт: - Не вижу смысла особо его латать, он завтра всё равно будет казнён. Тем более, с Пустым внутри он более вынослив, чем Ичимару, так что он не умрёт. - Сколько ты Шухея пытал? - любуясь тем, как хрипит и корчится связанный и заживо поедаемый насекомыми Гин, один дознаватель осведомился у другого о продолжительности мучений Хисаги таким будничным тоном, каким обычно спрашивают, сколько времени ушло на подготовку ежеквартального бухгалтерского отчёта. - Четыре часа, - отозвался его напарник таким же спокойным тоном. - Ну значит, с этого два хватит, - выдержав паузу из-за того, что пока ещё имевший силы дёргаться синигами со всей дури шарахнулся виском о деревянный бортик корыта в попытках вырваться, медленно сполз обратно в месиво из мёда, собственной крови и навоза, чувствуя , как всю половину лица рядом с местом удара тоже заливает вязкая и тёплая жидкость, и громко захрипел от боли, решил для себя палач. Гин уже никак не отреагировал на то, что мучиться ему предстоит два чёртовых часа. Пока он валялся в этом грёбаном корыте, вымазанный в отходах и липком мёде, пока его жрали насекомые, палач подбавлял ему мучений, время от времени избивая его палкой и требуя сознаться, где его арранкарша. Хисаги же надсадно клокототал горлом, не в силах шевельнуться и даже посмотреть на то, что творилось с его товарищем. Да, после пережитого он едва не умер, но Пустой внутри дал ему дополнительную выносливость, как и предсказывал его мучитель. Правда, сейчас задыхающийся от боли синигами этому был совсем не рад. Он отупело таращился в потолок, заново прокручивая в голове то, как попал сюда. Во-первых, он и не ожидал, что его подпитанный Тьмой пустого банкай сотворит настоящий ад, и от напавших на него монстров останутся лишь размазанные по полю битвы кучки внутренностей. Но сам он при этом был изранен настолько, что, спрятав усталого, но умытого кровью врагов всласть Казешини в ножны, понял лишь одно. Если бы не Пустой внутри, он и шагу бы сделать не мог. Да, маску он рассёк своим собственным клинком перед тем, как успокоить его. И в этот раз Казешини сработал на славу, ударив точно по костяному образованию на лице Хисаги и обиженно пробурчав что-то о том, что с этих пор он точно не доверит снятие маски всяким там Лисам криворуким. Он убрал маску Пустого со своего лица. Но, как он сразу сообразил, он не смог стереть её из памяти того рядового, который её случайно увидел. Это Шухей понял в тот самый миг, когда переступил порог разделяющих Готей 13 и Уэко Мундо врат, а вместо благодарностей за спасение сослуживцев его ждали наставленные на него клинки. Но даже не это заставило парня изменить самому себе и под гневные вопли жаждущего разметать их всех банкаем Казешини сдаться без боя в руки стражам. - Хисаги, - внезапно вперёд вышла заплаканная Рукия, вся измаранная в крови страдавшего сейчас в четвёртом после попыток выбить Рангику из рук служителей Совета Абарая (впрочем, об этом Шухею узнать было не суждено), - я не понимаю, что происходит, мало этих разговоров про то, что в тебе Пустой, так тут ещё и Рангику взяли под стражу, обвиняют в том, что она Гину с тобой изменила, и говорят, что будут скоро пытать... - Кучики-фукутайчо, отойдите от этого монстра, он опасен! - тут же перед лицом Шухея материализовался один из его же бойцов, закрывая девушку собой и наставляя клинок на опешившего от таких новостей лейтенанта. Несколько секунд черноволосый синигами так и простоял, чувствуя, как земля уходит из-под ног вовсе не из-за ранений. А потом Пустой всё сделал за него. Рука сама прилепилась к лицу, он даже боли не ощутил от того, как рвёт в клочья закровоточившую ладонь. Глухая, тёмная, тяжёлая ярость, которую он давил в себе всеми силами, теперь готова была показаться этому миру во всей своей красе. Сегодня Хисаги Шухей понял, что когда-то капитан Кенсей сказал ему правду о том, что кровожадный психопат Казешини - вовсе не противоречие ему, а часть его души. Просто та часть, которой он поначалу чурался и не желал признавать её существования. - Отпустите Рангику, она ни в чём не виновата, я её изнасиловал, - замогильным голосом прорычал он, выпрямляясь и заставляя всех, кто сейчас столпился, окружив него, моментально отпрянуть шагов на четырнадцать точно. Увидев, что разговоры спасённых рядовых о том, что лейтенант девятого одержим Пустым, Рукия не выдержала, закрыла лицо руками и разрыдалась в голос. Она ведь знала, что теперь ждёт Хисаги. А тут ещё и такое заявление о том, что он изнасиловал замужнюю... Что-то подсказывало девушке, что Шухей лжёт, что наговаривает на себя, лишь бы девушку не пытали, что, даже если и было что-то между ними, то только по взаимному согласию. - Изнасиловал, говоришь? - в первую линию замкнувших вокруг ощерившихся на Хисаги бойцов выступила капитан второго отряда Готей 13 Сой Фонг, зло щурясь и крепко сжимая в руке пузырёк с угрожающе дымящейся фиолетовой жидкостью. - Докажи. Сначала зло скалящийся (точнее, смотрящийся так из-за строения маски на лице) Шухей застыл, чувствуя, как внутри пульсирует предательский страх, липкими лапками начав щекотать каждый его нерв. Чёртова сыворотка правды, о которой рассказывали ему ещё в Академии... Никто не знал, вправду она существует, или то лишь байки, но говаривали, что стоило допрашиваемому сделать один глоток этой цветной жижи - и всё, он рассказывал всю правду о себе, и обо всех, о ком его спрашивали. - Выпей это, - склонила голову Сой Фонг, пристально глядя на брюнета, - и подтверди ещё раз, что ты изнасиловал Мацумото. В её серых глазах теплилась целая гамма, и Шухей, только посмотрев на неё в упор, начал соображать, что она сейчас делает. Вот идиотка, пытается выгородить меня, пытается спасти от пыток и казни того, кому этого никак уже не избежать, и даже не думает о том, на что она обрекает Рангику!.. Рассчитывает на то, что зелье сейчас подействует, и я сознаюсь начистоту в том, что у нас с Рангику всё было по доброй воле... Внезапно лейтенанту вспомнилось то, как он с Сой Фонг переспал на свадьбе Рангику и Гина. Прикрыв глаза, один из которых угрожающе сверкнул мертвенно-яркой бирюзой напоследок, он молча выставил окровавленную после раскрытия маски руку вперёд и тихо выдохнул: - Давай. "Ты же поможешь мне обмануть это заговорённое пойло?" - с надеждой обратился Хисаги к недовольно рыкнувшему где-то внутри Пустому. Поможешь, тварь, куда ты денешься. Это ты во мне, а не я в тебе. Так что правила игры диктую я. Гробовое молчание воцарилось на те мгновения, пока задумавший неладное лейтенант осушал пузырёк с сывороткой. А потом, выпрямившись и с грустной улыбкой обречённого человека посмотрев на худощавую брюнетку, возглавлявшую отряд карателей и любившую его, увы, безответно, отчеканил: - Я, Хисаги Шухей, по приказу капитана второго отряда Готей 13 Сой Фонг подтверждаю во всеуслышание - я изнасиловал Рангику Мацумото. - Нет... Что?... Как?... - ошалело выдыхала Сой Фонг, нервно заламывая руки и не веря тому, что слышала. Этого не должно было случиться. Сыворотка раскалывала даже самых стойких, Шухей сейчас должен был сказать правду о случившемся... Чёрт, с Пустым бы решили как-нибудь, они с Кенсеем, прослышав обо всём, что стряслось в Уэко Мундо, уже разработали пару схем, по которым можно было попытаться спасти лейтенанта от верной гибели на эшафоте. А теперь, после таких-то заявлений, всё - Шухею конец. Ещё у одной худощавой брюнетки из офицерского состава Готей 13 сдали нервы. Сой Фонг и Рукия сейчас так похожи были - обе плакали, закрыв лица руками... - Теперь есть за что меня казнить, - плотоядно ухмыльнулся Шухей, любуясь тем, как даже видавшие виды вояки отпрянули от него. - Хисаги, зачем?.. - прошелестел Джоширо Укетаке, подоспевший как раз к разгару этого разбирательства. Кенсей же опустил голову и выдавил из себя нечто нечленораздельное, но к озвучиванию в общий эфир явно не допустимое. А потом Хисаги внезапно отшвырнул меч, показывая стражникам, что он готов к тому, чтобы его повязали. "Идиот!" - выл Казешини, заметавшись в своё внутреннем мире. Пустой никак не реагировал, разочарованно урча и продолжая своему вместилищу давать силы держаться на ногах и не свалиться от полученных в боях ранений. После были клетка, долгие избиения и требования окончательно подтвердить факт изнасилования и рассказать о том, где он подцепил Пустого. Шухей уже не боялся - знал, что сыворотку обмануть благодаря помощи монстра внутри он сможет. А побоями и раскалённой клеткой с крысами на груди его было уже не сломить. Рангику он увидел лишь мельком, девушку выволокли из той самой камеры, в которую затолкали его. Руки девушки были связаны впереди, похоже, она отчаянно сопротивлялась и вырывалась, когда её схватили - форменная одежда её была разорвана и замарана кровью, по лицу и телу тут и там расположились жуткие синяки и гематомы, а запястья были разодраны, и по кистям онемевших рук тоже разметались красные разводы. Увидев Шухея и то, что на окровавленном лице парня была маска Пустого, она замерла, начав хватать ртом воздух, и, наверное, упала бы, если бы не державший её стражник. Хисаги же лишь печально улыбнулся, пытаясь хоть как-то подбодрить уже осознавшую, что ему конец, девушку, и лишь сжал скованные за спиной руки в кулаки, осознавая, как же мало всего выпало на их с Рангику долю хорошего... А могло бы быть, и всего до края, если бы ты вовремя окстился и проявил настойчивость, сделал бы тот самый первый шаг, кретин... Рангику увели прочь, а Шухея подволокли к тому самому столу, возле которого и поджидала его проклятущая клетка с крысами... - А потом во время моего очередного отказа говорить, откуда во мне взялся Пустой, палач решил, что правый глаз у меня откровенно лишний, - глухо выдохнул Хисаги в потолок, рассказав всё вкратце едва живому после пыток Гину уже после того, как всё кончилось, и палачи привели их в чувство, чтоб они не преставились ещё до казни, разумеется, не соизволив освободить парней от блокирующих их духовную силу оков. Повернувшись к Ичимару, Шухей горько усмехнулся - окровавленный, грязный, искусанный, избитый и местами блестящий от прилипших к коже ляпок мёда Гин выглядел далеко не лучшим образом. - Не знаю, что и хуже, - никогда ещё усмешка Белого Лиса не была такой вымученной. Но он старался не отставать от измученного Шухея, держал лицо. Хотя, вяло думал он, зачем, кому всё это было нужно?.. тяжело выдохнув, едва держащийся в сознании бывший капитан третьего отряда выдавил из себя: - Но лично я лучше бы остался без глаза, чем валялся бы тут сейчас, дерьмом обмазанный. - Ты прав, - отозвался Хисаги после некоторого молчания. Продолжая созерцать потолок распятым на столе, израненный и связанный Шухей подумал, что палачи и правда переборщили, изгаляясь над Ичимару. Если призадуматься, то на фоне этого выбивание глаза рукоятью клинка и то не так унизительно было, хоть и более болезненно. - Завтра умирать? - безжизненно прохрипел Гин, чувствуя, что от вони, которая душила и не давала даже продохнуть нормально, его вот-вот наизнанку вывернет. - Завтра умирать, - никогда ещё Хисаги Шухей не констатировал факт собственной смерти с такой отрешённостью. А что, ему и правда стало плевать. Главное, Рангику жива останется... За Гина ему, если уж самому себе начистоту признаться, стало очень обидно. Не заслужил он этой казни, да только теперь поздно уже. Лёжа привязанным к столу и израненным до полусмерти, он уже ничего не изменит, как бы он этого ни хотел. Тем временем подлатанная благодаря искусному владению целительским кидо Уноханы Рангику сидела на больничной койке и всеми силами пыталась сохранить невозмутимый и спокойный вид, переваривая новость, которую озвучила ей капитан четвёртого отряда, смотря на неё с искренней жалостью. - Если хочешь, я могу помочь тебе избавиться от ребёнка, который сейчас в твоём чреве, - негромко произнесла Рецу, убирая последнюю жуткую гематому с лица потрёпанной, но оставшейся в живых благодаря самооговору Шухея Мацумото. - Ты ведь понесла от того, кто тебя изнасиловал, ты же это понимаешь? Ты только скажи, Рангику... Я понимаю, тебе нелегко сейчас - завтра ведь и муженька твоего казнят. Но рожать от насильника, да ещё и, как оказалось, наполовину Пустого - это тоже не дело. - Иди к чёрту, Унохана, - впервые в жизни как-то привыкшая держать дистанцию с одной из сильнейших синигами Готей 13 как лейтенант с капитаном Рангику обратилась к ней как женщина к женщине. - Ты же сама прекрасно понимаешь, что меня никто не насиловал. И, даже не давшись в руки целительнице, которая лишь после заметила не обработанную ею рану на руке Мацумото, рыжая вскочила и быстро пошла в палату к Ренджи. Надо было навестить друга, всё-таки он так отчаянно бился с карателями, пытаясь её отвоевать... Странно, подумала Рангику, легонько толкая дверь палаты, где лечился её верный товарищ, как же она не почувствовала, что беременна от Шухейки, девушки-синигами ведь такие вещи очень остро чувствуют... Наверное, всему виной нервы и всё то, что закрутилось в последнее время в судьбах Хисаги, Гина... и её собственной. - О, Рангику, здорово! - а Ренджи, как всегда - хоть и еле дышит от полученных ран, старается держаться молодцом. Чтобы не расстраивать сидевшую на его койке и обнимающую его Рукию, чтобы не пугать, как оказалось, беременную (о чёрт, дёрнулась Мацумото, глядя на то, как неприкрыто уставился Ренджи на её живот, будто бы у неё срок уже на месяц седьмой-восьмой тянул) Рангику... Устало махнув ему и Рукии окровавленной рукой, Рангику присела на край кровати и, глядя в никуда, негромко произнесла: - Завтра Хисаги и Гина казнят. - Я знаю, - прошептала Рукия, с тревогой глядя на Ренджи. - Я видела, как Хисаги брали... О, как же быстро настаёт пресловутый час "икс" для тех, кто мечется, пытаясь всё исправить и как-то что-то изменить... Как же быстро пролетает время для тех, кто знает - завтра их не станет... И как же медленно, ну или вполне себе так обычно проходит время для тех, кому только предстоит наблюдать со стороны муки приговорённых к казни сослуживцев! Конечно, всё не прошло так тихо и просто - Готей 13 буквально поделился на два лагеря. Большинство бойцов встали на сторону закона и, несмотря на то, что многие из них были обязаны собственным спасением и вообще тем, что они сейчас ходят и дышат, считали, что иного, кроме как жестокой казни, ни экс-капитан Ичимару, ни бывший лейтенант Шухей, не заслуживают. Другая же часть воинов, хоть и была малочисленна, но приняла сторону опальных и приговорённых к мучительной смерти синигами, считая, что они слишком много для Готей 13 и всего Сообщества Душ сделали, чтобы вот так казнить их, не утруждая себя разбирательствами. Когда все собрались у холма возле Башни Раскаяния, где обычно казнили приговорённых к смерти синигами, поднялся такой гвалт и ропот, что все не сразу обратили внимание на то, что, собственно, виновников намечающегося кровавого торжества уже выволокли из темницы. Капитан Кенсей принялся гонять по всему полигону рискнувшего заикнуться о том, что Ичимару и Шухей смерть свою встретят вполне заслуженно, офицера, Шинсуй принялся ловить его и пытаться успокоить, остальные синигами тоже вступили в перепалки друг с другом... Лишь сидящий в инвалидном кресле Ренджи, поддерживающая его Рукия, замершая, словно каменное изваяние и побелевшая лицом пуще первого снега Рангику, и вместе с ней осторожно поддерживавший девушку под руку Укетаке старались держаться тихо, настороженно и вместе среди поднявшегося гомона и переполоха. - Рангику, - негромко произнёс Укетаке, придерживая нервно закусившую губу Мацумото, - главное, помни, всё сработает. Ничего не бойся, всё сработает, как надо. Главное - убеди толпу, сыграй свою роль до конца, и знай - мы с Кёраку, если что, прикроем. Рангику тихо кивнула, и вроде бы стояла молча, но, когда Джоширо заботливо склонился, чтобы посмотреть на затрясшуюся девушку и понять причины внезапно овладевшей ею паники, она лишь тряхнула пышными рыжими локонами, чтобы спрятать залитое тихими, но горестными слезами лицо и тихо указала в сторону дрожащей рукой: - Ведут. Укетаке крепче сжал плечо Рангику, давая тем самым понять девушке, что он с ней в любом случае, а бойцы тоже потихоньку стали затихать по мере того, как приговорённые к смерти попадали в поле их зрения. Выглядели оба пленника, мягко говоря, неважно - оба избиты, еле на ногах держались. Хорошо хоть, вяло думал Гин, пока палачи тащили его следом за упирающимся Хисаги, хоть его соизволили окатить несколькими десятками литров холодной воды и отмыть тем самым от навоза, в котором его изваляли. Когда же зрителям доводилось присмотреться к Шухею и заметить, что правого глаза (впрочем, как и маски Пустого, о возможной правдивости существования которой по всему Готею самые разные кривотолки разгулялись) у него больше нет, реакция у всех была полярно разной - от гневных выкриков до ехидных восклицаний вроде "Так тебе и надо, сдохни, чудище". - Вот уроды! - закричал Кенсей, не в силах вынести увиденного и бросаясь в сторону отгороженного от зрителей возвышения, призванного исполнить роль эшафота, на котором и должны были встретить свою гибель Хисаги и Гин. - Вы что мне с лейтенантом сделали, выродки?! - Кенсей-тайчо, извольте успокоиться, вы же вчера своими глазами видели приказ о разжаловании Шухея, он никакой больше не лейтенант, и если вы не заметили, его казнят сейчас, - отрывисто произнёс Бьякуя Кучики, вынужденный буквально за шиворот оттаскивать разбушевавшегося капитана девятого отряда от эшафота. - А ты тоже гусь хорош! - рявкнул разъярённый Мугурума, чуть ли не на опешившего от такого напора капитана шестого с кулаками бросаясь и в запале схватив того за грудки. - Нет чтобы пошёл с нами, когда мы ходатайствовали против казни Шухея и Ичимару, может, дали бы отсрочку, разобрались бы детально во всех обвинениях... - Не вижу смысла оспаривать решение, вынесенное Советом 46, - пожал плечами Бьякуя, всё-таки сумев вырваться из крепкой хватки совсем отчаявшегося Кенсея. - И не мне вам рассказывать, Кенсей-тайчо, о том, что приговоры, вынесенные судом Совета, обжалованию или отсрочке практически никогда не подлежат. Они так контрастировали между собой - поддавшийся порыву эмоций, взрывной, импульсивный Кенсей и казавшийся на его фоне безразличным ко всему каменным изваянием Кучики... Да только при внешней отрешённости от происходящего и старательно выражаемом подчёркнутом нежелании лезть в эту историю Бьякуя сейчас оказался замешан в это дело так же тесно, как и его непосредственные участники. По просьбе Ренджи Абарая капитан шестого отряда помог пробраться в Готей 13 Нелл, возлюбленной Ичимару, и Кисуке Урахаре - покинувшему Готей 13 из-за интриг ныне возглавлявшего двенадцатый отряд Куроцучи Маюри синигами. Урахара славен был своим участием во всяких сомнительного рода мероприятиях вроде спасения жизней тех, кому руководство Готей 13 вынесло смертный приговор, укрывательство ни за что ни про что попавших под немилость властей... А Бьякуя Кучики, хоть и пытался являть собой олицетворение принципа "Надо соблюдать Закон", только и делал, что постоянно нарушал эти прописанные помешанными на удержании власти в своих руках старейшинами правила. В общем, разве ж мог Кисуке Урахара оставить дело двух приговорённых к смерти офицеров, когда к нему явилась зарёванная и трясущаяся от страха за любимого Нелл? Конечно, поначалу блондин с вечными синяками под глазами на бледном лице чуть шляпу свою не выронил, когда увидел, что к нему пришла арранкарша - не каждый день к нему захаживали Пустые, коей Нелл и являлась. Но, когда девушка поведала, что произошло, Урахара понял, что нельзя дать свершиться этому приговору, надо провернуть самое дерзкое и эффектно спасение приговорённых, какое даже самые отпетые смельчаки себе и представить не могли. Связавшись с Рангику, Кисуке поведал ей, что ей нужно будет дотерпеть до дня казни и, когда Гина и Хисаги выведут на эшафот, выполнить требование старейшин 46 - открыть начало мучительной экзекуции, после которой, по идее, эти двое должны были бы умереть. По сценарию, который навязали ей палачи, "преданная супругом" и "изнасилованная одержимым" Мацумото должна была ударить по очереди каждого из парней своим дзанпакто. Вместе с Нелл Урахара планировал передать Рангику обманку, которая внешне являла собой точную копию Хайнеко, а по факту была порталом, который при ударе должен был сработать и благодаря действию хитроумно продуманных и наложенных после долгих мучений и опытов Урахарой заклинаний кидо забрать с собой в мир живых Рангику, Гина, Нелл и Хисаги. Планировалось, что отход беглецов в случае необходимости будут прикрывать открыто вставшие на сторону приговорённых к смерти Укетаке и Шинсуй. Урахара, разумеется, тоже решил пробраться в Готей и устроить во время побега настоящую жуть, если кто-то рискнёт навредить хоть одному из тех отчаянных, что задумали невозможное. Была, конечно, в этом плане одна терзавшая душу Мацумото сложность. Так как одновременно обоим парням нанести удар дзанпакто она не могла, потому что подмена была настроена лишь на один удар, то получалось, что ей нужно было сделать мучительный выбор и кого-то ранить по-настоящему... Сердце девушки разрывалось от ужаса - она понимала, что совсем не хочет причинять вред ни Гину, ни тем более Хисаги. - Не мучайся, - посоветовал ей капитан Укетаке, когда в ночь перед казнью девушка не выдержала и поделилась с ним своими переживаниями. - Ударь первым того, кого велят. И не терзай себя - лучше ранить один раз с перспективой на дальнейшее спасение, чем не нанести этот удар и не спасти тем самым никого. Была ещё одна заковырка в разработанном способным на гениальнейшие и очень дерзкие махинации Урахарой плане. Так как он не имел более доступа к открытию врат между мирами как лишённый звания капитана синигами, у Йоруичи была та же проблема, Шинсуя и Укетаке за поддержку опальных воинов тоже лишили этого права, а Рангику или Ренджи в силу недостаточности уровня и воинского звания не могли этого сделать, то встал вопрос, кто же поможет пробраться Неллиэл и Урахаре на территорию Сообщества Душ, чтобы подготовиться к своему просто сумасшедшему трюку. Как ни странно, откликнулся Бьякуя Кучики. Правда, сначала Рангику готова была поклясться, что у неё сейчас случится инфаркт, или она точно потеряет малыша, которого носила под сердцем от Шухея, когда она узнала, что Ренджи взял и вывалил всё своему капитану. Но Кучики слово своё сдержал и даже пообещал, что поможет беглецам, если стражники Совета окажутся чересчур уж прыткими и перехватят их раньше того момента, как они исчезнут во тьме портала. Вот и стоял сейчас "ледяной капитан", как не единожды называли Бьякую, молча, рассматривая эшафот, столпившихся возле него людей и измученных жертв палачей, которые пока ещё не знали, что уже готова целая спецоперация по их спасению. - Мацумото, - незадолго перед казнью напутствовал девушку Кучики, - главное, не забудь: ты ни взглядом, ни жестом не должна раньше времени выдать Шухею или Ичимару, что ты играешь. Если палачи обнаружат малейший признак заговора - потом все на одной плахе встретимся. Вот и старалась Рангику теперь, как могла. Слёз, впрочем, девушка не сдерживала - старейшины Совета могли подумать, что она, как будто бы окончательно покорившаяся их убеждениям, и правда горюет о том, что её супруг спутался с арранкаршей, а сослуживец, одержимый Пустым, взял силой. На самом же деле Рангику расплакалась из-за того, что в ужас пришла при виде того, что палачи сотворили с Гином и Хисаги. Бедный Шухейка, теперь и без глаза остался... Ничего, пусть даже не думает - от этого слабее я его любить не стану. Надо только выдержать, не выдать себя, суметь ударить. И потом ещё один удар - и всё кончится. Что за жуткая рана зияла на груди полураздетого Хисаги - лейтенант десятого отряда, которой скоро предстояло стать беглянкой, побоялась даже задуматься. Гин тоже был не краше. Похоже, над ними обоими поиздевались так знатно, что эти пытки оба будут вспоминать долго, просыпаясь в холодному поту от собственных криков... Если выживут сегодня. Сжав кулаки, рыжая выпрямилась, постаралась всеми силами сдержать себя, чтобы не одарить мимолётным взглядом проскользнувших мимо неё неслышными тенями, спрятавших свою духовную энергию и находящихся сейчас под бдительным надзором наблюдавшего за происходящим Кучики Урахару и Нелл. Оба были облачены в чёрные мантии наподобие тех, в которых ходили стражники, капюшоны скрывали их лица. Когда же Мацумото перевела взгляд на эшафот, она аж отшатнулась, поняв, что заготовили для узников Башни Раскаяния. Шухея под улюлюканье толпы подволокли к приспособлению, сделанному на манер гильотины, но предназначенному не для однократного отсечения головы, которое хотя бы не подразумевало мучений жертвы. Каждая грань этой жуткой машины вместо рубящего лезвия была оснащена пилами, которые, медленно вращаясь, должны были медленно въедаться в плоть приговорённого к казни и по мере приведения палачом каждого из механизмов в действие отпиливать ему конечности по одной. С той стороны, где сейчас палачи поставили на колени сверкнувшего кровоточащей дырой на месте выбитого глаза Шухея, прикрепили его содранные в кровь лодыжки к дощатому полу эшафота, а руки растянули в разные стороны и пристегнули наручниками к расположенным по бокам металлическим шестам с креплениями для цепей, плескалась вонючая жижа, в которую после отпиливания конечностей планировалось бросить ещё живого Хисаги и наблюдать за тем, как, барахтаясь без рук и без ног, он захлёбывается в этих помоях и медленно, в жестоких муках умирает на потеху публике. Посмотрев на ту сторону плахи, где приготовили орудие для казни Гина, Рангику побелела лицом пуще прежнего - такой жестокости от палачей Совета она ну никак не ожидала. Сам Белый Лис, бросив взгляд в тот край, куда поволокли его стражники, вызывающе усмехнулся назло начавшей осыпать его проклятиями публике, а при этом внутри почувствовал, что последняя надежда сдохнуть быстро и относительно без мучений растаяла, как сигаретный дым под ветерком от включенного вентилятора. Ему приготовили казнь ничуть не менее мучительную, чем Шухею. А, судя по тому, что его тоже поставили на колени со скрученными за спиной руками, прикрепив костлявые лодыжки так, чтобы можно было потом пригнуть его голову к дощатому полу, гибель его ждала ещё и унизительная до ужаса. Если Шухею с отрубленными конечностями предстояло хлебать помои до самой отключки, то Гина Ичимару решено было посадить на кол живьём. Он давил из себя эту вымученную ухмылку, ему нравилось бесить тех, кто принял сторону Совета... А у самого поджилки тряслись от одной мысли о том, что им предстоит. Быстро переглянувшись с взирающим с эшафота на публику с озлобленно-отрешённым видом и оставшимся без одного глаза Шухеем, он даже глаза ненадолго приоткрыл. - Держись, Шухеич, подыхать будем в муках, - хрипло прошептал он, и не надеясь на то, что Хисаги его услышит. - Чего ты там разбормотался, лисяра? - стражник заехал стоявшему на коленях Ичимару кулаком под дых, и тот резко согнулся от боли и нехватки воздуха, пока часть синигами поддержала такой выпад со стороны служащего одобрительным гулом. - Фи, как некрасиво, - покачал головой офицер одиннадцатого отряда Юмичика Аясегава, женоподобный внешне, но очень сильный как боец. Он не рисковал, конечно, выразить открытый протест против решения, вынесенного судом Совета, но и на стороне судей не был, считая, что такая жестокость по отношению к воинам, которые пусть в чём-то и оступились ныне, но в прошлом сделали очень много для всего Сообщества Душ - это, как минимум, разрушение всего понятия о воинской чести. - В конце концов, могли бы убить их, не мучая. - Что ж, казнь Хисаги Шухея и Гина Ичимару объявляю начатой. В последнем слове отказать, в случае выживания после всей экзекуции добить приговорённых. Рангику Мацумото, - обратился к девушке престарелый глава Совета 46, который и обрёк парней на мучительную гибель, - ну а вам, как пострадавшей, Совет принял решение оказать очень большую почесть. Вам выпадает право нанести по одному удару своим дзанпакто приговорённым. Условие одно - убивать их вы права не имеете, этим предстоит заняться палачам. Думаю, нанесение по одному тяжёлому ранению станет хорошим началом всего мероприятия. Начать предлагаю с Хисаги Шухея, как с человека, посмевшего разрушить ваш с Ичимару брак и чуть не подвергшего вас позорному наказанию за измену. "Твою мать", - Рангику закусила губу, прикрыв глаза. Руки её предательски задрожали. Она понимала, что её точно так же залихорадило бы, если бы ей велели ударить Гина. Но сейчас она почувствовала, что, если не внутренняя духовная энергия, которая и позволила ей когда-то стать синигами, она точно упала бы без чувств, не в силах больше взирать на эту вакханалию изощрённых издевательств. Шухей аж замер, как натянутая тетива готового выпустить стрелу лука, и вытаращился на неё в упор теперь уже одним глазом. - Ран-чан, неужели ты ударишь? - всё, самообладание покинуло Ичимару, он аж про улыбочку свою забыл, вскидываясь и не обратив внимания на то, как замаранная кровью серебристая чёлка прилипла к лицу, закрывая ему глаз. - Бей, Рангику, - проклокотал Хисаги, сжав кулаки. Он почему-то подумал, что палачи из Совета вынудили её это сделать, чтобы та доказала всему Готей 13, что они с Гином испоганили её жизнь, и она в измене не виновата. - Бей, так нужно, я понимаю. Мацумото аж взвыть в голос захотела, когда посмотрела на Хисаги. Мать твою, столько самоубийственной жертвенности, обречённой решимости и готовности что угодно вытерпеть, лишь бы дорогие ему люди не попали в беду, во взгляде, словах и поступках Шухея она уже не могла вынести... Нельзя сдаваться. Надо ударить, и сразу переходить к Гину. И всё кончатся, они дружно с Урахарой и Нелл свалят к чертям собачьим отсюда... - Рычи, Хайнеко, - чуть не плача, произнесла девушка, выбрасывая начавший окутывать всю площадку для казни вихрями танцующего в ветре песка дзанпакто. Когда послушная ей песчаная кошка, что жила в её клинке, горестно вздохнула, нервы рыжеволосой сдали - она зажмурилась и отвернулась, боясь смотреть на то, что сейчас будет. Глухой вскрик, огласивший полигон, и тихое шуршание укладывающегося у её ног песка, яснее ясного сказали об одном - всё уже случилось. Открыв глаза, Рангику аж задрожала всем телом, оступилась и точно упала бы, если бы не взявший её под руку капитан Укетаке. Как она ни старалась нанести как можно меньше вреда Шухею, вышло с точностью до наоборот. Корчась и дрожа от невыносимой боли, стоявший коленях и растянутый за руки Хисаги теперь заблёвывал площадку перед собой кровью и желчью, а низ живота его оказался распорот идущей прямо линии паха от одной кости до другой и нещадно кровоточащей раной. - Меняй клинки, пока вокруг тебя песок, - быстро прошептал Джоширо, сам обалдев от того, как же жёстко Рангику приложила бьющегося в оковах и хрипящего от адски болезненного ранения Шухея. Пока кто-то злорадствовал, глядя на мучения экс-лейтенанта, и аплодировал Мацумото за её оказавшийся очень сильным, но при этом не вызвавший моментальной смерти приговорённого удар, рыжая велела себе отставить прочь все эмоции и, как могла, убеждала себя не думать о случившемся, пока незаметно для чужих взоров она прятала свой дзанпакто и вынимала его подмену, которая была идеально исполненным порталом. - Готова, - сквозь стиснутые чуть ли не до треска зубы прошептала Рангику, выпрямляясь и всеми силами стараясь не выдать того, что ей до дрожи хочется плюнуть на всё, брооситься вызволять раненого Шухейку на виду у всех,и горько плакать во весь голос. "Какая же она сильная" . -подумал глядящий в её неестественно выпрямившуюся спину и россыпь нервно подрагивающих на её плечах рыжих локонов Джоширо. Не всякая отважилась бы на такое, а эта кажущаяся лишь болтливой хохотушкой и ленивой любительницей выпить девушка готова, как оказалось, на что угодно, лишь бы вытащить этих двух незаслуженно, по его мнению, приговорённых к мучительной смерти бедолаг... Выходит, многие в Готей 13 носили маски, прячущие их истинный облик. Мацумото сжала в руках клинок. - Рычи, Хайнеко, - отчеканила она, глядя в расширившиеся от удивления глаза Гина, подумавшего, что она сейчас просто выплясывает под дудку Совета. Несмотря на нацеленное на него лезвие, Белый Лис назло всему и всем в этом мире не стал добровольно сгибаться, чтобы уйти от удара. "На колени вы меня поставили, но раком добровольно я точно не загнусь", - зло подумал Ичимару, не зная истинной сути того, что сейчас делала Рангику. Он продолжал улыбаться, даже когда лже-Хайнеко помчалась на него. Он, как уронивший голову на грудь и снова сблевавший кровью на себя Шухей, уже не видел того, как в завихрениях танцующего песка Рангику незаметной тенью бросилась к эшафоту, оперативно раздавая мощных пенделей, приправленных кидо, и расшвыривая тех, кто рисковал оказаться в этой песчаной буре на её пути. - Давай, рыжик, мы с тобой, - шепнул Ренджи, нервно подскакивая на своём инвалидном кресле. Ни Хисаги, ни Гин уже не осознали того, что такими же стремительными тенями в их сторону бросились Урахара и Нелл, держа свои мечи наготове, но пока открытых атак не предпринимая. И никто из них уже не видел того, как в завязавшейся суматохе Бьякуя Кучики, Кёраку Шинсуй и Джоширо Укетаке собрались поближе друг к другу, хватаясь за рукояти своих клинков и готовясь в случае необходимости прикрыть отход беглецов. Шухей встрепенулся лишь тогда, когда понял - руки его свободны, лишь металлические браслеты намертво окольцевали запястья. Зато больше возле адского приспособления, приготовленного палачами для его смерти, его ничто не держит. А держит его Рангику, вскидывая себе на плечо так лихо, как и не всякий мужик смог бы, и делая прыжок в сторону открывшегося демон бы его знал как и откуда портала. Следом за ним рванули помогающие подняться Гину Урахара и Нелл, встряхивая и ставя на ноги обалдевшего от такого поворота событий синигами. Песчаная буря начала рассеиваться, и ахнувшие синигами аж отпрянули от эшафота, увидев, что ни одного из приговорённых к смерти на нём не осталось, Мацумото тоже пропала, а в небе открылась похожая на воронку чёрная дыра, похожая на гарганты, через которые Пустые пробирались то в Сообщество Душ, то в мир живых. - МЯТЕЖ!!! - услышала компания беглецов громовой рёв разъярённого Ямамото. - Взять их!!! Та сила, которой был заряжен портал, неумолимо тянула их прочь из Готей 13 в сторону мира живых. Только вот была одна проблема - отчего-то чёртов портал не желал закрываться. А с раненым Шухеем на руках улепётывать от рванувших по их следу карателей было сложновато. - Брось меня, Рангику, - прохрипел Хисаги, выставив трясущуюся руку перед своим изуродованным лицом. - Да ты с ума сошёл? - бедная Нелл аж чуть клинок не выронила. - Мы тут, значит, всё Сообщество Душ на уши поставили, чтобы вас с Гином от смерти спасти, а ты теперь тут героя из себя строишь и предлагаешь нам бросить тебя раненого?! - Я знаю, что делаю, - рыкнул Шухей, сбрасывая с себя руку державшей его Мацумото и падая на четвереньки. У него не было сил объяснять всё то, что он сейчас осознал. За ними гонится целая группа карателей, обученных отлавливать и убивать и не таких беглецов, как они, а типов похитрее. А он сейчас - весомая обуза для них всех, так как с такими ранами он даже идти сам не может, что уж там говорить о возможности держать клинок и биться... Но, если он выпустит Пустого, он сможет дать бой этим козлам из второго и задержать их, пока остальные бегут прочь. Несколько секунд мучительных, болезненных потугов с похожими на гортанный звериный рык криками нечеловеческой боли из распоротого нутра - и рука распускается, похожая на кровоточащий цветок. Лоскуты разорвавшей кожи по краям по краям трясущейся ладони в очередной раз срыгнувшего кровавую желчь прямо Рангику под ноги Шухея, но зато он смог сделать то, чего и пытался добиться. Маска Пустого под давлением прижавшейся к изуродованному лицу еле живого Хисаги тут же обволокла столь полюбившуюся ей сторону. Рангику аж оторопь пробрала, когда чуть ли не умирающий у неё в ногах Шухей медленно поднялся, повернулся к ней и остальным, а под маской там, где глаза уже не было, всё равно сияло мертвенной бирюзой что-то неживое, но полное ярости и жажды мстить, убивать и калечить. - Уходите, - отрывисто произнёс Хисаги, вскидывая повинующийся его мысленному приказу и выпускающий два огромных серпа на цепи дзанпакто. - Нет времени слёзы лить, если сейчас не уйдёте - мы тут все вместе поляжем. - Но... - обняв Шухея и с ужасом понимая, что это, кажется, последние минуты, которые им суждено провести вместе, попыталась было возразить ему Рангику. - Никаких "но". Уходите. Быстро поцеловав девушку, Хисаги толкнул её в руки Урахаре, отрывисто кивнул всем и помчался в сторону уже вставших на след беглецов карателей. Да только сегодня удача решила изменить так понадеявшемуся на Пустого внутри опальному лейтенанту. Он ожидал чего угодно... Но совсем не того, что, когда его окружат довольно ухмыляющиеся каратели, его сила внезапно покинет его, маска с треском взорвётся и осыпется костяными осколками. Казешини вдруг тоже принял свою упокоенную форму, прошелестев напоследок что-то о том, что они с Шухеем перешли уже все границы возможного, и больше ни у него, ни даже у твари, что жила внутри Хисаги, нет сил его поддерживать. - Что, тварь, добегался? - злорадно рассмеялся один из бойцов, тыча ещё живому и изнывающему от накрывшей его с нечеловеческой силой боли Шухею в бок остриё своей катаны. Хисаги прохрипел что-то нечленораздельное, скорчившись у своих палачей в ногах и понимая, что вот и настало его конец. Плевать, зато сейчас он послужит этаким отвлекающим манёвром для этих недоносков, пока Урахара и его команда отчаянных мчат как можно дальше отсюда... Его ударили с ноги по рёбрам, раны раскрылись, закровоточив с новой силой. Потом ударили ещё и ещё раз, наслаждаясь тем, как он, уже не имея сил даже прикрыться, хрипит и клокочет горлом, проклиная своих мучителей. Когда один из стражников схватил его за волосы и плюнул прямо в зияющую жуткой пустотой глазницей, парень вскинулся всем телом, но внезапно почувствовал - а вот это уже точно всё. Его раны оказались сильнее Казешини. Сильнее Пустого внутри. Сильнее его самого. Прости, Рангику, я уже не выберусь отсюда. - Увидимся в аду, суки. Это и были последние слова Хисаги Шухея, бывшего лейтенанта девятого отряда Готей 13. Жаль только, что, попавшись в руки карателям, Хисаги не увидел того, что ещё два бойца оставили своих сослуживцев терзать недобитого беглеца и помчались, догоняя остальных. Хисаги не увидел того, что, когда те буквально присели им на пятки, один из них выстрелил кидо так, что, если бы вовремя среагировавший Гин не подставился под удар, отталкивая Неллиэл прочь и закрывая собой Урахару, державшего на руках потерявшую сознание Рангику, то погибла бы вся дружная компания. Рухнув на колени, Гин понял - чёртово колдовство всей своей силой обрушилось прямо на него, и теперь в груди его зияла обжёгшая всё его тело невыносимой болью и оросившая кровью его костлявый торс рваная дыра. Урахара вскрикнул, но схватил в охапку обомлевшую Нелл и рванул скорее прочь, увлекая девушек подальше от слетевшихся, как вороньё над тяжело раненым зверем, над умирающим Гином Ичимару стражников. Никто из них, кроме начавших жестоко избивать Гина карателей, уже не увидел того, что, умирая, Белый Лис продолжал улыбаться. И хорошо, что ни беременная Рангику, ни впавшая в тяжёлую депрессию после гибели любимого Нелл не увидели того, что истерзанные, окровавленные тела измученных синигами каратели сволокли обратно в Готей, привязали к каменным возвышениям, распяв их за руки, и оставили так на двое суток в назидание другим. Чтоб неповадно было идти против выработанной веками системы и пытаться убежать от казни, к которой их приговорили. *** По весне, в первый день марта, едва не сошедшая с ума от потери двух очень дорогих её сердцу людей Рангику всё же разрешилась от бремени в доме Урахары. Родился мальчик, с именем мудрить не стали, назвали Хару, что значило "рождённый весной". С годами всех аж оторопь при взгляде на пацана брала, до чего же сын похож на своего погибшего отца. Те же чёрные волосы, та же немного нескладная, но поджарая фигура, тот же склонный к героическим авантюрам сильный характер привыкшего глотать все свои эмоции и прятать свои переживания в себе молчуна... Одно различало Хару и Хисаги - глаза ему достались мамины. Голубые, как ясное безоблачное небо, они-то порой и выдавали своим пронзительным взором тот ураган эмоций, что кипели внутри молодого парня, и которые тот тщательно прятал внутри, предпочитая не обременять никого своими проблемами. Спустя пару дней после гибели Хисаги и Гина выяснилась ещё одна интересная деталь. Как оказалось, Нелл тоже носила под сердцем ребёнка. Родила она через неделю после рождения Хару, на свет появилась очаровательная девчушка, которую нарекли Хана, что значило "фаворитка". Хана Ичимару тоже оказалось очень интересной в плане внешности - длинные белоснежные волосы, изящная фигурка и кроваво-красные глаза, ушедшие немного в сторону от кварцевого оттенка глаз Нелл, частенько заставляли оборачиваться на неё случайных прохожих. - Этих детей дала вам сама судьба взамен их безвременно ушедших отцов, - не раз говаривала Йоруичи, помогая молодым мамам. Увы, Богиню Скорости настигла непоправимая беда, которую даже кудесник Киске не мог исправить - во время одного из боёв с Пустыми она схлопотала тяжёлое ранение, выжила лишь чудом, но осталась бесплодной. Так что, как бы ни хотели того Киске и Йоруичи, детей им было иметь теперь не суждено. - Такое часто бывает - уходят одни, на смену им приходят другие. Гены Пустой девушка, разумеется, переняла, но Киске помог ей, разработав спустя долгие годы бессонных ночей и бесконечных опытов таблетки, принимая которые, Хана подавляла Пустую в себе, и витая маска с прорезью на правый глаз не показывала себя тогда, когда та этого не хотела. Фамилию своему сыну Рангику, разумеется дала того, кто был его родным отцом. Так что Хару Шухей, дожив до семнадцати лет, промышлял вместе с Киске Урахарой охотой на Пустых, любил скоротать время за игрой на гитаре... А ещё Хару спал и видел то, как он поступает в Академию Синигами, заканчивает её, отправляется на службу в Готей 13, там добирается до тех, кто вынес приговор его отцу и дядюшке Ичимару, о котором ему так много рассказывали мама и тётушка Нелл... И перерезает им всем глотки, оставив их подыхать с вырванными кадыками в адских муках. Хану парень с собой брать не хотел не потому, что жаждал лавры мстителя сорвать себе - он понимал, что будучи Пустой, его названая сестрёнка может ненароком обнаружить свою истинную сущность перед будущими сокурсниками, и всё, ей конец. Тем более, дать бой и Пустому, и любому синигами он мог запросто - по жестокой иронии судьбы, Казешини, лишившись сил и оставив погибшего в портале между мирами Хисаги, со временем вернулся, почувствовав наличие сильной реацу в его сыне. Своенравный и дерзкий дзанпакто долго не раздумывал. Услышав в мыслях сына его балбеса невероятно сильное желание отомстить, он поселился в его клинке и показал ему себя. И вот, когда последний день августа сменился первым днём сентября, Хана, как обычно, отправилась будить братика (так она называла сына Рангику и Хисаги) и обомлела, увидев, что в комнате Хару нет, а на кровати лежит записка, в которой были быстро начерканы лишь два слова: Я отомщу. Сжимая лист бумаги, который принесла ей дочь Гина Ичимару, Рангику медленно осела вдоль стены прямо на пол, чувствуя, что земля уходит у неё из-под ног. Чёрт побери, одни вот так ушли, оставив записку, почти семнадцать лет назад... И встретили свою смерть в итоге. *** - Сдаётся мне, у того парнишки фамилия ни хрена не Уэто, - нервно указал Ренджи Абарай на поданные черноволосым голубоглазым парнем документы документы. Года прошли, красноволосый стал капитаном одиннадцатого отряда, и теперь со ставшей ему женой и родившей ему красавицу дочку по имени Ичика Рукией он работал в приёмной комиссии Академии синигами. И, признаться честно, его и Рукию аж холодок по коже пробрал, когда немногословный высокий молодой человек, взъерошил свою чёрную шевелюру тем же неосознанным жестом, как это проделывал Хисаги, задумавшись. Несмотря на иной цвет глаз, немудрено было догадаться, кому и кем доводится этот неразговорчивый студент. - Говорят, Хару Уэто, у тебя есть свой дзанпакто? - пронзительный взгляд чёрных очей Абарая Хару выдержал с достоинством. Сделав вид, что он не заметил того, с каким нажимом Ренджи произнёс его фамилию, парень лишь коротко кивнул и потянулся за рукоятью меча, отходя в сторону, чтобы явить очам зрителей свой духовный меч во всей его красе. А после всего лишь двух его слов Ренджи готов был поклясться, что внутри у него будто бы целый мир обрушился, звеня бьющимися о самое дно его воспоминаний о былом осколками: - Жни, Казешини.