Доппельгангер

Адриану Агресту шесть лет. Несмотря на свой возраст, мальчик уже запоем читает художественные книги, обучается игре на фортепьяно и полностью старается оправдать ожидания родителей. Он копирует повадки своего отца и даже крадет во время обеда очки старшего Агреста, чтобы натянуть их на свой маленький носик и серьезно зыркнуть на Натали через прозрачные стеклышки. Отец строг, неэмоционален, но старательно воспитывает из сына достойного члена высшего общества. Эдакий показательный мальчик — наследник, которого не стыдно продемонстрировать на званом ужине или на встрече с мэром. Мадам Агрест добродушно улыбается, спуская единственному сыну все его шалости, тайно угощает его запрещенными сладостями и вообще кажется Адриану совсем не такой, как тетушки на приемах. Она простая, солнечная и легкая в общении. Держится непринужденно, уверенно, но и не злоупотребляет излишним вниманием, предпочитая стоять в тени своего успешного мужа. Адриан не любит все эти серьезности, скучные вечера в окружении взрослых людей, поэтому радуется, когда встречает Хлою Буржуа — его ровесницу, дочь мэра и, кажется, неплохую девочку. Она вредничает, морщит носик и заставляет няню исполнять любой ее каприз. «У меня нет мамы», — спокойно заявляет блондинистый ангелок, будто бы оправдывая свое поведение. Маленький Адриан еще не понимает, как такое возможно, но верит подруге на слово, отдавая ей последнюю конфету — так он выражает свое искреннее сочувствие. Хлоя, помедлив, осторожно берет протянутую вкусняшку и подозрительно прищуривается. «Тебе тоже мой папа заплатил?» — спрашивает она. На секунду возникшая тревога сразу же затягивается слоем напускной беспечности, будто бы скрываясь за стеной, которую девочка построила между собой и остальным миром. Агрест мотает головой, изображая полное недоумение. Буржуа удовлетворенно кивает и предлагает новообретённому другу поиграть в прятки. Адриан просиживает несколько часов в шкафу, пока не понимает, что явно здесь что-то не чисто. Когда мальчик впервые узнает о болезни матери, он лишь пожимает плечами и предлагает накормить ее куриным супом. Бульон как панацея от всех проблем — покушай, и станет легче. Мадам Агрест все так же улыбается, растрепывает сыну волосы и обнимает мужа, который выглядит сегодня еще более хмурым, чем обычно. Пару следующих лет Адриан купается в родительской любви, дорогих игрушках и начинает помогать отцу с семейным делом — становится моделью для детских коллекций одежды. Его отрощенные волосы позволяют ему надевать как строгие рубашки на манер взрослых, так и милые платьица, в которых он становится похожим на принцессу из мультиков. За всей этой суетой он совершенно не замечает, как бледнеет и иссыхает его мать, превращаясь в хрупкую бабочку, которую слишком сильно опалил огонек. Через десять лет он поймет, что отец специально отвлекал его и очень умело держал хорошую мину при плохой игре. Первый раз, когда мама не садится с ними ужинать, Адриан спрашивает причину у отца, но тот отмалчивается. Сыну девять и он уже не такой простой как раньше, поэтому на следующий день он пробирается в спальню, где обнаруживает женщину, которая лишь отдаленно напоминает ему веселую и добродушную мадам Агрест. Тонкая бледная кожа обтягивает тело, обнажая хрупкие кости. В местах, где они особенно сильно выпирают, темнеют синяки. Все это, ранее скрытое за слоями одежды, пугает мальчика, заставляя его несколько раз тереть глаза, чтобы убедиться — это не сон. Ссохшиеся губы старательно выдавливают жалкое подобие улыбки, а мелко трясущиеся руки тянутся к сыну. — Адриан, — выдыхает она, и ребенок, признавая в этом существе свою мать, бросается к кровати и крепко сжимает легкое тело в объятьях. Мадам Агрест плотно стискивает зубы, боясь застонать от боли, гладит мальчика по волосам и отворачивает лицо, надеясь, что он не заметит слезы. — Мама, — Адриан отпускает женщину и тихо шмыгает носом. — Когда мы пойдем погулять? — Позже, дорогой, — грустно качает головой мать. — Беги к папе, передай ему, чтоб зашел ко мне. Сын кивает и спешит выполнить ответственное поручение. Отец злится, ругается и запрещает ему выходить из комнаты целую неделю. Больше к матери его не подпускают, а пробравшись в спальню, он обнаруживает пустую постель. — Мы отправили ее в пансионат, — выдыхает Габриэль. Адриан морщит носик, зажмуривается и размазывает слезы по щекам. Кто эти таинственные «мы»? Он в этом не участвует! От всех вопросов отец отмахивается и просит Натали увести ребенка. На следующий день в его расписание добавляют еще больше тренировок и занятий, а все свободное время он проводит в собственной комнате за запертой дверью. Первое время он пытается вырваться, кричит, плачет, но позже понимает, что все бессмысленно — отец приходит к нему несколько раз в неделю, отчитывает за недостойное поведение наследника и холодно бросает: «Будь сильнее». Этой фразой он руководствуется еще несколько месяцев, пока постоянное затворничество не ломает его. — Привет, — чужой хриплый голос вырывается из груди, а маленький Адриан смотрит в зеркало расширившимися от ужаса глазами, но мышцы лица не слушаются: безобразную улыбку, больше похожую на оскал, стереть не выходит. Парень хочет что-нибудь ответить, но голосовые связки не издают ни звука, как бы он не пытался. Все, что получается — поднять правую руку и помахать, обозначая приветствие. Через минуту он бежит к двери и, громко крича, тарабанит по ней маленькими кулачками. Сердце сковывает холод, а в голове все еще звучит незнакомый голос. Когда Натали находит его, обессилевшего, он лежит прямо на полу, отключившись от переизбытка чувств. Доктора, больницы, обследования. Все в один голос твердят, что он абсолютно здоров, а произошедшее ему привиделось или приснилось, а может, просто переутомился. Мальчик кивает, не смея спорить с взрослыми дядюшками, годившимися ему в дедушки, и крепко держит Натали за руку. Женщина тепло улыбается и обещает поговорить с отцом. С Габриэлем она действительно разговаривает, и теперь ко всем дополнительным занятиям добавляются еще и профилактические осмотры раз в неделю. Посещение врачей, анализы, датчики, провода — все это превращается в привычную, но нелюбимую рутину. Но нет худа без добра: незнакомый голос больше не тревожит его, контроль над телом не теряется, а Адриан наконец засыпает без кошмаров. Наверное, он действительно все это придумал.

***

В четырнадцать лет он начинает осознавать, что с Хлоей Буржуа определенно что-то не так. Нет, она неплохой собеседник и достаточно умна, чтобы поддерживать разговор на любую тему. Но ее привычка трогать других людей руками раздражает. Других людей? Нет, именно его. К остальным девушка относится равнодушно, если не сказать больше — попросту их игнорирует, считая недостойными своего внимания. И это действительно бесит неимоверно. Адриан пытается завести друзей при любом подходящем случае: в магазине, где он обычно покупает йогурт перед тренировками, в любимом кафе у дома, в кинотеатре. Но стоит ему разок-другой пройтись по привычным местам со своей закадычной подругой — все летит к чертям. И в итоге он опять остается один. Ну, как один — с Хлоей, конечно. Потому что от нее, Сатана бы побрал эту светлую макушку, не отделаешься. Она абсолютно везде, проникает в любые щели, словно вода, а к нему в комнату заявляется, как к себе домой. И болтает-болтает-болтает. Об отце, об очередном ужине с инвесторами, о шмотках и косметике, о школе… Пожалуй, последнее — единственное, что Адриан слушает с интересом. Ему нравятся рассказы девушки о строгих учителях, скучных уроках, о какой-то гнусной однокласснице, которая своим существованием отравляет жизнь Буржуа. Ему в школу путь заказан. Отец дает это понять прямо, как, впрочем, и всегда. Холодное «нет», строгий взор, и юноша плетется в свою комнату, падает на кровать и ненавидит. Ненависть клубится внутри него, поднимается ядовитой змеей, заполняет его тело без остатка. Каждая клеточка проникается этим давящим чувством, наполняется желчью, горит. Сколько можно терпеть. Юноша вспоминает все накипевшее, что столько лет спало где-то внутри него. Показательные выходы в свет — его демонстрировали, словно живую куклу, запертые двери, отсутствие свободного времени, сокрытие состояния матери, ложь о пансионате… Адриан рычит. А затем широко открывает рот и недоуменно хлопает глазами. Паника холодными пальцами сжимает его горло, проникает под кожу и, кажется, пытается разорвать его изнутри. Бумс — и нет больше Агреста. — Злишься? — забытый голос из старых кошмаров звучит весело. Его обладатель явно потешается над Адрианом. — Правильно, злись — злись. — Кто ты? — в этот раз горло поддается, и звуки, пусть и сиплые, вылетают из немеющих губ. — Тот, кто поможет тебе, — рот искривляется в ухмылке. Адриан щупает руками лицо, словно выискивая чужие черты. — Не бойся меня. Я — это ты. — Н-нет, — запнувшись, протестует юноша. Он вскакивает на ноги, бегом пересекает комнату, влетает в ванную и останавливается у зеркала. Все тот же Адриан Агрест. Те же волосы, черты лица, цвет глаз… Вот только взгляд другой. Тяжелый, тягучий, заставляющий кожу покрываться мурашками. От такого взгляда хочется увернуться, но юноша старательно рассматривает зеленые глаза, словно пытается увидеть в них кого-то другого. — Насмотрелся? — руки сами взвиваются в воздух, а затем неуклюже опускаются на голову. Задеревеневшие растопыренные пальцы бороздят пшеничные волосы, рот дергается в слабой улыбке. — А я вот еще нет. Адриан пытается опустить руки, закрыть глаза, закричать, — сделать что угодно, лишь бы это закончилось. Вместо крови в жилах течет концентрированный страх. Если бы сердце ему подчинялось, то он бы уже умер от инфаркта. Сначала бы помучился, а потом определенно бы сдох. Контроль над телом возвращается слишком медленно. По частям. Юноша изнывает от желания отвести взгляд от зеркальной поверхности, но глаза подчиняются ему в последнюю очередь. — Не паникуй ты так. Я буду заботиться о тебе, — губы даже не дрогнули, голос прозвучал прямо в голове, заставляя парня закрыть уши руками и на всякий случай плотно зажмуриться. «Нет-нет-нет», — думает Адриан, оседая на пол и приваливаясь к прохладной тумбочке. Тело горит, сердце вот-вот взорвется, а в голове кто-то чужой тихо выдыхает: — Да.

***

С этого дня его жизнь кардинально меняется. И нет, незнакомец не спешит выходить с ним на контакт. Проблема в другом — Адриан рассказывает отцу. Габриэль Агрест подходит к делу, как обычно, ответственно, но отстраненно — он попросту передает сына в руки врачей. И в этот раз достаточно специфичных. — Мы работаем по узкому профилю, — отвечают люди в белых халатах на вопрос юноши: «Я в психушке?». Адриан недоверчиво смотрит на двух огромных амбалов, стоящих у двери, на шкафчик с медикаментами, на женщину, старательно пытающуюся выглядеть дружелюбно. Конечно, это не государственная клиника. Отец бы никогда не позволил ему приблизиться к тому обшарпанному зданию с плохой репутацией. Не дай бог, репортеры узнают. Это определенно частный санаторий и, вероятно, безумно дорогой. Это видно по неброскому, но аккуратному ремонту, по чистым стеллажам, по мягкому креслу, по вымученной улыбке врача. Окей, в этот раз он действительно заигрался. Адриана поселяют в одиночной палате. В комнате есть все необходимое для жизни: мягкая кровать, небольшой шкаф, унитаз, раковина и стол со стулом. В ящике юноша обнаруживает бумагу и карандаш. Отлично. Он ожидал другого. Его воображение рисовало мягкие стены, забитые окна, ну, или хотя бы ремни на кровати. Нет-нет, все выглядит действительно как в обычном пансионате. Только у пластиковой рамы окна нет ручки. Открутили. За чистым, прозрачным стеклом раскинулся лес. Достаточно непривычный пейзаж для того, кто всю свою жизнь метался между тренировками и домом, чьи окна выходят на пусть красивый, но надоевший до тошноты центр города. Адриан с разбегу плюхается на кровать и закрывает глаза.

***

Домой он возвращается только через несколько месяцев. Уставший, опустошенный и немного злой. От приема лекарств во рту постоянно ощущается сухость, а руки мелко трясутся, но зато спит спокойно. Если это можно назвать сном — отключается он мгновенно, просыпается неожиданно. Ему ничего не снится, и на это жаловаться не приходится — лучше так, чем постоянные кошмары с человеком без лица в главной роли. Тот другой молчит. В клинике с Адрианом разговаривали все: лечащий врач, санитарки, охранники, психолог и психотерапевт, но вот только виновник несчастья словно исчез, а может, просто спрятался в отдаленном уголке сознания, кровожадно выжидая своего часа. Адриану уже не девять. Он не верит в «почудилось», «показалось», «привиделось». Деревянные губы и скованные льдом пальцы он запомнит навсегда, выгравирует осколки воспоминаний прямо на лбу, под кожей — там, куда не дотянутся другие. Отец встречает его довольно дружелюбно и даже рассказывает про несколько новых проектов, приглашает сына на фотосессию — благо, пребывание в клинике никак не отразилось на его внешнем виде. Адриан кивает, натянуто улыбается, стараясь выглядеть максимально искренне, и понимает, что больше никогда не расскажет отцу о своих проблемах. Раковина с громким хлопком закрывается, пряча его настоящие чувства там, куда Габриэль не доплюнет. Его дверь больше никогда не запирается. Да и зачем? Его поведение не вызывает вопросов: он покорен, послушен, вежлив и безумно трудолюбив. Кто-то думает, что он метит на место открывающего показ, кто-то — что это те самые пробивные гены Агреста, которые в свое время позволили его отцу практически с нуля создать огромную и процветающую компанию. Ни те, ни другие ни на шаг не приблизились к правде. Адриан боится. Боится оставаться один, боится поддаваться чувствам, боится проявлять эмоции, боится думать. Страх красной нитью проходит через все его существование, выстраивая вокруг юноши высокие стены. Невидимые для других, но настоящие, осязаемые для него. Отец им доволен, Натали пусть и выглядит обеспокоенной, но молчит, пряча взгляд за толстыми стеклами очков. Адриан каждый вечер возвращается в свою комнату, забивается в угол и подолгу пялится в противоположную стену, стараясь убедить самого себя, что все идет так, как должно. Шаг за шагом он двигается вперед, преодолевает внутренние барьеры, выбирается из домика, который построил отнюдь не Джек. С каждым разом маска довольного жизнью подростка дается ему все легче и легче. И в какой-то момент юноша ловит себя на мысли, что не может нащупать ее границы — зацепиться пальцами, поддеть, снять. Личина прирастает к нему, впивается в кожу сотнями маленьких присосок, и Адриан перестает чувствовать вину за фальшивые улыбки, псевдо дружелюбные разговоры и иногда даже кокетливые взгляды.

***

В шестнадцать лет его мир переворачивается с ног на голову, заставляя юношу заново прощупывать брод в стремительном потоке событий. Он идет в школу. В самую обычную — коллеж «Франсуа Дюпон». Он сидит через проход от Хлои Буржуа, которая все также продолжает вешаться на него и лепетать всякие глупости сладким голоском на ушко. Он буквально спиной чувствует взгляд Маринетт Дюпэн-Чэн (от него бегут колючие мурашки, а в груди подозрительно теплеет). Кто же знал, что та самая «гнусная одноклассница» станет объектом его первой влюбленности? Адриан сходит с ума. Его губы созданы только для того, чтобы каждое утро здороваться с девушкой и «беспечно» спрашивать, как у нее идут дела в пекарне. Уши — чтобы ловить каждое ее слово, каждый звук, вздох, выдох, шепот, всхлип. Кожа — чтобы каждым рецептором чувствовать ее теплое дыхание, случайные дружеские прикосновения. Чтобы светлые волосы на руках могли вставать дыбом от пронзительного взгляда, от легкой улыбки, от практически незаметного движения головой. Но глаза… Глаза хочется закрыть, зажмурить, спрятать под челкой. Красота девушки слишком явная, естественная, соблазнительная. Адриан не может отвести от нее взгляда, следит за каждым ее движением и палится-палится-палится. Но Маринетт, кажется, и не против. Они начинают встречаться, и это раздражает всех. Хлою Буржуа, которая приходит в такую ярость, что швыряет мобильный телефон в друга, а потом долго плачет на его же плече, царапая тонкими пальцами кожу и оставляя мокрые пятна на любимом белом пиджаке. И Адриан успокаивает ее, нежно гладит по спине, шепчет извинения на ухо и понимает: она простит. Натаниэля Куртцберга, который очевидно имел виды на Маринетт. В другом случае, зачем ему рисовать ее на всех пустых страничках учебников, тетрадей, блокнотов (да, и что скрывать, даже на шершавой поверхности парты). Адриан злобно прищуривается и покрепче обнимает любимую, зарываясь носом в ее темные волосы — всем своим видом показывает, что она принадлежит ему, мол, «не тронь — убью». Габриэля Агреста, который выражает свое недовольство холодными взглядами и полным игнором. Адриан доволен: никто не мешает им проводить сколько угодно времени в его комнате. Пусть за окном осень, в сердце юноши — вечная весна. В объятьях девушки тепло, уютно, и Адриан вспоминает о матери (а затем быстро прогоняет посторонние мысли и неумело чмокает подругу в губы, нежно любуясь разлившимся по ее бледным щекам румянцем). Впервые за долгое время ему не страшно. Словно Элли вывела его из дремучего леса на дорожку из желтых кирпичей, а впереди, вместо изумрудного города, долгое счастливое будущее в любви и взаимопонимании. Ему есть ради кого жить, ради кого стараться на работе, учиться, вставать по утрам, заваривать теплый кофе. Маринетт лишь своим существованием придает его судьбе вектор, словно компас, она направляет его, помогая определиться в себе, расставить приоритеты и, в конце концов, обрести желание жить. Первая недосказанность всплывает, когда юноша находит кольцо и знакомится с Плаггом. Странная черная миниатюрная версия кота разговаривает, сжирает запасы сыра и, к удивлению юноши, помогает ему перевоплотиться в супергероя. Адриан смотрел тонны аниме, читал манги, но чтоб вот так просто бежать спасать Париж… Это все не укладывается в голове юноши. Словно реальность потрескалась, с тихим звоном осыпалась острыми осколками на пол, а из образовавшейся дыры вылезли злодеи, акумы и Леди Баг. Леди Баг — это больная тема. Адриану шестнадцать, у него есть любимая девушка, но красный спандекс плотно обтягивает стройное тело напарницы, практически не оставляя простора для воображения. Юноша краснеет, белеет, глупо отшучивается и старается быстрее вернуться домой. Вечером он звонит Маринетт и подолгу разговаривает с ней обо всем и ни о чем: ее ласковый голос успокаивает и, несмотря на вину, камнем лежащую на сердце, юноша чувствует себя практически счастливым. Он появляется ниоткуда. Просто в одно прекрасное (ужасное) утро Адриан просыпается под тихий шепот, напевающий ему какую-то прилипчивую мелодию. Спросонья юноша шарит рукой, пытается выключить музыку на телефоне, но, осознав, что сотовый валяется на столе, да и вообще разрядился, вскакивает. Холод пробегает по его телу вместе со страхом, который вязкой паутиной опутывает его внутренние органы. А голос все не замолкает. Откровенно фальшивя на высоких нотах, он издевательски тянет фривольную песенку о любви, но от чужеродных звуков в голове кровь в жилах стынет. — Скучал по мне? — наконец произносит незнакомец. Губы Адриана вздрагивают и растягиваются в улыбке. Юноша пытается ответить или хотя бы помотать головой, но все его старания тщетны. Да и не особо нужны: его мысли читают, словно открытую книгу. — А я вот скучал, дружище. Наблюдал за тобой, переживал, хотел помочь, но сдерживался. А ты себе и девушку успел завести, и напарница у тебя красивая. И не много ли тебе одному? Адриан, понимая к чему тот клонит, вздрагивает от ужаса. — Н-не-ет, — хрипит юноша, с силой выталкивая звуки из глотки. — Нет. Страх накрывает его с головой. Но теперь он боится не за себя — за человека, ради защиты которого он готов голову на плаху склонить и сердце под пулю подставить. — Знаешь, давай все решим по-честному. Я, так и быть, не трогаю твою Маринетт, а ты оставляешь мне право распоряжаться этим слабым тельцем во время трансформации. Адриан понимает, что задерживает дыхание, только когда горло обжигает огнем, заставляя юношу глубоко вдохнуть и согнуться от приступа кашля. — Нет, — из последних сил хрипит он, вцепляясь ногтями в шею. — Думаешь, у тебя есть выбор? — усмехнулся голос. — Бывай, увидимся. По телу пробегает дрожь, и юноша падает на кровать. Мышцы болят, словно после долгих физических нагрузок, виски горячо пульсируют, а в голове прокручиваются одна за другой страшные картинки. Что, если он навредит Маринетт? Или Леди? Юноша утыкается в подушку и тихо стонет, стараясь не разбудить Плагга. Он еще не готов доверить напарнику свой секрет. Да и стоит ли вообще — неизвестно, к чему это приведет, а рисковать котенком не хочется.

***

Адриан бы рад не трансформироваться, не бежать спасать Париж, а остаться в своей комнате, позвонить любимой и провести вечер за теплым какао и интересным фильмцом. Но паникующий Плагг, отчаянно просящий помочь Леди, попавшей в ловушку, звучит довольно убедительно. Адриан — живой щит: принимает удары на себя, отвлекает злодеев, пока напарница придумывает способ обезвредить несчастных и очистить их души от мерзких лап акумы. И все это необходимо провернуть так, чтобы не нанести непоправимый урон акуманизированным. Юноше нравится сражаться, грациозно перепрыгивать с крыши на крышу, позировать гражданским. Каждый раз, улыбаясь в камеру или эффектным движением занося жезл для удара, он думает о Маринетт, гадает, прочитает ли его любимая о Нуаре, увидит ли снимок, посмотрит ли вертикальное (черт их побери) видео. Сможет ли она узнать его? Как-то он пытался заговорить с Маринетт на эту тему, но девушка отшутилась, а затем и вовсе отвлекла его поцелуем — нечестный ход. Трансформация проходит удачно. Адриан поднимает-отпускает руки, легко ударяет себя по щеке, проверяя, подчиняется ли тело. Практически успокоившись, он уже собирается покинуть комнату через окно, когда внезапно дрожь волной прокатывает по его нутру, мышцы деревенеют, а перед глазами все плывет. В кабинку управления садится другой, с непривычки проверяет все шестеренки и рычаги (тело Адриана неуклюже дергается, поворачивается, наклоняется, руки взмывают вверх, а затем, словно плети, падают по швам) и, убедившись, что механизм готов к работе, расслабляется. Адриан следит за происходящим словно по большому телевизору. Один за другим сменяются кадры: темнеющее небо Парижа, фасад старого здания, случайная бродячая псина, заходившаяся в громком лае, обшарпанные стены подвала, прикованная наручниками к железной трубе Леди, подозрительно смышлёный акуманизированный, направляющий пистолет прямо в камеру… Кусок бренного металла, перепачканного солидолом, не успевает покинуть дуло пистолета, когда «злодея» скручивают, заламывая руки за спину, и утыкают лбом в холодную стену. Раздается выстрел. Черная бабочка, трепеща крылышками, просачивается сквозь стену, улетая в неизвестном направлении. Адриан вздрагивает. Он скребет ногтями изнутри, пытаясь вылезти из уже чужого тела, подчинить мышцы себе, сделать хоть что-нибудь, но мужчина средних лет с продырявленной башкой мешком падает на пол, размазывая густую кровь по холодному камню. Все это напоминает дешевый триллер с картонными декорациями, и Адриан ждет, что вот-вот из-за угла выскочит Надья Шамак под ручку с оператором и объявит, что это все глупый розыгрыш. И на полу окажется варенье или, может, томатный кетчуп. И акуманизированный встанет, отряхнет колени от пыли, улыбнется и пожмет руку Нуару. И наручники, сковывающие запястья Леди, окажутся пластиковой подделкой. Ничего этого не происходит. Нуар подходит к испуганной девушке и, схватив ее за подбородок двумя пальцами, заставляет вздернуть голову и встретиться с ним взглядом. В голубых глазах плещется непонимание, шок, боль; слезы, скопившиеся в уголках глаз, быстрыми ручейками стекают по щекам, а на обкусанных губах проступает кровь. Леди тихо всхлипывает, и Адриан чувствует, как его (его ли?) сердце сжимается. Неизвестно, ощущает ли то же самое Нуар, но он отстраняется от девушки и подходит к трупу. Быстро обшаривая еще теплое тело руками, он достает ключи от наручников и аккуратно обмачивает пальцы в крови. Танцующей походкой Кот приближается к Леди и опускается на колени. Девушка дергается, но крепче сжимает губы и поднимает взгляд на напарника. Ее глаза горят, сосуды лопаются, окрашивая склеру в ярко-красный, а ресницы слипаются от соленых капель. — Куколка, почему грустим? — спокойно выдыхает Нуар. Адриан дрожит от негодования. — Ублюдок, что ты творишь?! — выплевывает Леди сквозь зубы. Слова повисают в воздухе кинжалами, и Адриан практически чувствует, как острые лезвия пронзают его спину чуть пониже лопаток. И он опять ничего не может сделать. Если проводить аналогии, то он бы сравнил свое состояние с коробкой мима: ты не видишь преграду, но раз за разом бьешься об нее лбом, пытаясь сломать тонкое, а может толстое стекло, и все это происходит лишь у тебя в голове. Окружающие смеются, они не понимают, не видят, не чувствуют, а по твоему лицу уже стекают капли крови от переизбытка усердия. Нуар дергает плечами и поудобнее устраивается, приземляясь на пятую точку. Черный ремень змеей ползет к девушке, оборачиваясь вокруг ее талии. Адриан не помнит, чтобы мог так управлять хвостом, но Кот, кажется, совершенно не удивляется, пододвигаясь ближе к напарнице. Девушка затихает, сдерживает всхлипы и закрывает глаза. Нуар, наклоняясь, проводит губами по ее щеке, опускаясь ниже — к шее. Перепачканные в крови пальцы чертят черточки на лбу девушки, разрисовывая его на манер античных масок. Леди гулко выдыхает, ресницы начинают панически дрожать, а зубы сжимают нижнюю губу. Ухмыльнувшись, Нуар резко закусывает тонкую кожу шеи, не спеша отпускать. Язык мягко скользит по впадинкам от зубов, а затем опускается еще ниже, пробираясь под воротник костюма. Леди не сдерживает всхлип и мелко трясет головой. Голубые глаза распахиваются, несмотря на темноту, зрачок сужается. — Что-то случилось? — с издевкой выдыхает Кот. Адриан зажмуривается, но картинки с навязанной услужливостью всплывают в его голове. Нос тревожит запах свежего трупа и сырости. Нуар, так и не дождавшись ответа, достает жезл и резко приставляет его к горлу супергероини. Надавливая на концы, он перекрывает ей доступ к кислороду и с улыбкой наблюдает, как Леди сначала морщится, а потом открывает рот в попытках вдохнуть. Кот пресекает ее старания поцелуем, жадно ловит язык и с силой кусает мягкую плоть, опуская жезл. Леди громко взвизгивает, вдыхает через нос и дергается, корябая наручниками тонкие запястья. Она извивается, выгибает спину, пытается отстраниться, но Нуар крепко хватает ее руками за талию и сильными пальцами скручивает кожу. Девушка стонет в поцелуй, и Нуар, самодовольно хмыкнув, отстраняется. — Не говори, что тебе не нравится, — бросает он, пробегаясь ладонями по спине девушки и останавливая их на бедрах. Пальцы пытаются поцарапать кожу через тонкий спандекс, и Леди морщится. Красные глаза расширяются, когда напарник наклоняется ближе и впивается клыками в плечо девушки. Адриан отключается.

***

Когда сознание возвращается, юноша обнаруживает себя лежащим на кровати в своей комнате. Без костюма. Он быстро вскакивает на ноги, делает несколько пробных шагов, поворачивается, поднимает руки, трясет головой, хрустит костяшками, жмурится, открывает глаза, облизывает губы. Тело безропотно подчиняется, признавая его полноправным хозяином. Серебряное кольцо тускло поблескивает на пальце, ловя первые лучи рассвета, но Плагга нигде не видно. Адриан спешно стаскивает с себя украшение и, держа его двумя пальцами, словно гадюку, кидает на стол. Тихий звон нарушает тишину, отдаваясь в висках тупой болью. Включив компьютер, юноша открывает первый попавшийся новостной сайт. «Вчера в девять вечера на заброшенной фабрике был обнаружен труп мужчины и ученица колледжа „Франсуа Дюпон“ Маринетт Дюпэн-Чэн. Эксперты зафиксировали, что смерть неизвестного произошла по причине повреждения мягких тканей мозга вследствие выстрела из огнестрельного оружия. На теле Дюпэн-Чэн обнаружены множественные повреждения кожных покровов с отпечатками зубов. Было установлено, что отпечатки оставлены не погибшим. Обстоятельства произошедшего уточняются…» «Полиция Парижа обращается к гражданам с просьбой не покидать дома в одиночку после наступления темноты. Всем, кто мог стать свидетелями произошедшего, а также владельцам машин с номерами »%: %: 1« и »№; %«, припаркованными в районе заброшенной фабрики „N“ настоятельно рекомендуется связаться с полицией по телефонам…» «На месте преступления следы присутствия супергероев не обнаружены. Маринетт Дюпэн-Чэн отправлена в госпиталь Святого Хьюго. Состояние девушки стабильно…» Адриан тонет. Мысли тяжелыми волнами затапливают сознание, плещутся, прокатываясь волнами по всему телу, а потом оседают в легких, заставляя юношу отчаянно хватать воздух ртом. Сердце поднимается до глотки, а затем, отчаянно стукнув, падает в пятки. Конечности немеют, и юноша соскальзывает со стула на пол, утыкаясь спиной в столешницу и закапываясь руками в волосы. Он сидит так час, позволяя себе все глубже и глубже погружаться в собственные страхи. Картинки прошлого вечера всплывают в голове яркими вспышками, да только на месте Леди теперь сидит обнаженная Маринетт, чье тело обесчещено фиолетовыми укусами и длинными кровавыми полосами от ногтей. Девушка плачет, дергается, вздрагивает от холодного воздуха и безмолвно, одними лишь губами зовет Адриана. Красные глаза вытекают из глазниц окровавленными слезами. Адриан громко стонет и с силой ударяет себя по щеке. Кое-как поднявшись и накинув пиджак, он выбегает из дома. Телефон все еще разряжен, поэтому действовать приходится по ситуации. Слава Богу, деньги позволяют решить ему проблемы с такси и с несговорчивой медсестрой, наотрез отказывающейся говорить ему номер палаты. Перед двухстворчатой дверью Адриан нерешительно замирает, приглаживая волосы руками. На лбу выступают предательские капельки пота, а сердце бьется в груди, словно вот-вот вырвется из плена костяной клетки и падет к ногам возлюбленной. Глубоко вдохнув, он входит в палату. Маринетт сидит на кровати, лениво елозя ложкой по цыплячье-желтому пюре. Поднос с едой лежит на ее коленях, а сама девушка устало опирается на спинку кровати. В комнате пахнет дезинфицирующими средствами и приглушенным химией ароматом цветов, сиротливо приютившихся на тумбочке. Девушка поднимает глаза на вошедшего и вздрагивает. — Адриан, — шепчет она, отодвигая поднос на тумбочку и протягивая руки. Ее щеки краснеют, когда несколько прозрачных капель срываются с нижних ресниц, стекая по белоснежной коже. Лицо чистое, нетронутое, а ниже юноша старается и не смотреть, хотя пижама госпиталя и так скрывает большинство повреждений. Он подходит ближе. Сначала осторожно, словно крадется, но заметив, что в глазах девушки нет ни вчерашнего ужаса, ни ненависти, он быстро преодолевает расстояние, крепко обхватывая хрупкую фигурку. Маринетт дергается и стонет от боли. Тихий всхлип вливается в уши юноши раскаленным железом, растекается огненными потоками по телу, заменяя кровь в сосудах лавой. Он сразу же отпускает девушку и плюхается на колени рядом с кроватью. Осторожно сжав худенькую ладошку возлюбленной, он подносит ее к губам и мягко проводит ими по костяшкам. — Прости, — шепчет он. Слезы застилают глаза, тошнота поднимается к горлу, не давая продолжить. Мари качает головой, растягивая губы в слабой улыбке. — За что? Ты ни в чем не виноват. Это я… — она замолкает, прикрывая веки. — Это я просто оказалась не в том месте, не в то время. — Прости, что не смог сберечь тебя, что не был рядом, — парень осекается и проводит пальцами по выступающей венке на запястье. — Я должен был… должен был… — Все хорошо, — выдыхает девушка, переводя взгляд на маленькое окошко в двери. По коридору проходят медсестры, нарушая больничный покой громким смехом. — Я… Мари замолкает, выдергивая руку и прикрывая ладонями лицо. — Я должна попросить тебя кое о чем, — наконец заканчивает она. — Все что угодно, — шепчет Адриан, утыкаясь лбом в матрас. — Я сделаю все что угодно. Девушка тянется, открывает тумбочку, достает что-то маленькое и прячет его в плотно сжатом кулачке. С тихим вздохом она прижимает кулак к груди, но, собравшись, осторожно вкладывает две маленькие сережки в ладонь Адриана. — Избавься от этого, — тихо произносит она. — Пожалуйста, я больше не могу, избавься от этого прямо сейчас. Горячие слезы капают на одеяло, и девушка вытирает лицо рукавом пижамы. Адриан кивает, чувствуя, как сердце замирает в груди, а серебристое кольцо в кармане холодом прожигает кожу. Он ничего не спрашивает, Леди ничего не говорит, сверля его спину взглядом, когда он выходит из палаты.

***

Адриан не замечает, как оказывается на берегу Сены — ноги несут его сами, умело лавируя в толпе людей, наслаждающихся теплыми лучами солнца. В воздухе пахнет уличной едой, отголосками сотни смешавшихся парфюмов и зноем, но все эти запахи перебиваются стойким ароматом крови. Вязкий, сладкий, он стальным привкусом оседает на языке, заставляя юношу сглатывать и судорожно чесать ногтями горло. Голова кружится, а в ушах все еще стоят крики Леди. Адриан достает сережки, кольцо и, не медля, кидает их в воду. Никаких долгих прощаний, тоскливой ностальгии, высокопарных слов — от супергеройского прошлого хочется избавиться, отмыться, покаяться в грехах и очистить душу, если понадобится, даже молитвами. Он никогда не сможет загладить вину перед Маринетт, перед тем несчастным и его семьей, перед обществом, которое он поклялся защищать. Но сейчас, стремительно сбегая вглубь шумных улиц, он закрывает глаза и пытается раствориться в атмосфере суетливого города. Он скитается по дворам, пока кеды с непривычки не стирают пальцы в кровь (возможно, нужно было почаще давать Горилле выходной). Возвращаться домой не хочется от слова «совсем», поэтому Адриан, сам того не замечая, добредает до госпиталя и мышкой проскальзывает внутрь. До палаты он добирается незамеченным — вечерний обход никто не отменял, а медсестра с регистратуры устало проверяет отметки в альбомах посещений, совершенно не обращая внимания на темную тень, мелькнувшую в коридоре и сразу же скрывшуюся за углом. Маринетт не спит. Она все так же сидит, не сводя глаз со стены напротив, и напряженно покусывает губу. Из маленьких трещинок выступают капельки крови, но девушка, кажется, не замечая этого, хмурится и вздыхает. Адриан тихо заходит, придерживая дверь, и сразу же садится на стул около кровати. Мари улыбается той самой доброй и нежной улыбкой, в которую он когда-то давно влюбился. У глаз появляются маленькие морщинки-паучки, и юноша позволяет себе забыться во взгляде любимой. Они не разговаривают о произошедшем: Адриан ничего не спрашивает, а Маринетт не спешит делиться, но в какой-то момент она снимает пижаму, оставаясь лишь в белье, и демонстрирует бледную кожу, покрытую россыпью красно-фиолетовых синяков. Они молчат, и тишина прерывается лишь тихими звуками поцелуев. Адриан целомудренно прижимается губами к каждой чертовой отметине, к каждому напоминанию о вчерашнем кошмаре, девушка покрывается мурашками и закрывает глаза. Хрупкое, исхудавшее тело дрожит под невесомыми прикосновениями, и Адриан не чувствует привычной тесноты в штанах. Он не хочет ее. Не хочет разложить ее прямо на этой кровати, сменить ласки на более откровенные. В его голове набатом стучит только желание защитить, спрятать, обезопасить, спасти. В первую очередь от самого себя. Маринетт засыпает первой, и Адриан осторожно поправляет пижаму, повыше натягивает одеяло и откидывает иссиня-черные пряди волос с лица. Сам он садится на стул и, облокотившись лбом о матрас, прислушивается к тихим обрывистым всхлипам и постанываниям. Девушка спит неспокойно. Она вздрагивает, сминает маленькими ладошками простынь, зажимая ее меж пальцев, и хмурится. Адриан успокаивающе поглаживает ее по запястью, не решаясь разбудить, пока сам не проваливается в царство Морфея. Утром их находят чета Дюпэн-Чэн и Габриэль Агрест.

***

Все возвращается в привычное русло. Все, кроме Адриана Агреста. За прошедший месяц он не отходит от девушки дольше, чем на шесть часов, полностью забрасывая тренировки (к негодованию отца) и подстраивая свое расписание под Маринетт. Они вместе ездят в школу и из школы, делают домашние задания, а закончив, разваливаются на диване и смотрят какую-нибудь американскую комедию. Девушка погружается в шитье, и Адриан со смехом соглашается побыть ее моделью. Ему не привыкать примерять женские платья, но такую очаровательную улыбку на лице дизайнера он видит впервые. Он не расслабляется ни на секунду, не позволяя страху выплеснуться наружу. Зеленые глаза сияют радостью, губы всегда растянуты в ласковой улыбке, а трясущиеся пальцы либо замком сжимаются на любимой талии, либо прячутся в карман. Адриан знает, ради кого держится, ради кого заставляет себя жить так, словно ничего не произошло. Иногда ему кажется, что он видит понимание в глазах Маринетт, но юноша сразу же старается подавить надежду, побольнее закусывая внутреннюю часть щеки. Он должен сказать. Ему нужно сказать. Но что, если Маринетт испугается, откажется от него, сбежит? Адриан согласен понести любое наказание, сесть за совершенное преступление, но одна мысль, что возлюбленная запомнит его грязным, падшим убийцей, приводит в ужас, заставляя светлые волоски на руках вставать дыбом. Он не может отделаться от ощущения, что за все счастливые деньки, проведенные в объятьях любимой, в окружении ее запаха и ее ласковых слов, придется заплатить. И очень, очень дорого. Как объяснить, что это сделал не ты? Или не совсем ты? Или ты, но тот «ты», который, кажется, не собирается возвращаться? Страх потери, болезненная вина наваливаются на него двойным грузом, стоит ему оказаться в стенах своей комнаты. Словно отыгрываясь за его сдержанность, за попытки продолжать жить, они ударяют под дых, выбивая оставшийся кислород, впиваются в кожу раскаленными иглами и вливают расплавленный свинец в горло. Адриан не может спать, не видя во сне, как собственными руками он убивает Мари, растерзывая ее тело на тысячу кусочков. Не может есть без привкуса человеческого мяса на языке. Его нос постоянно морщится от сладкого трупного запаха и аромата свежей крови, а руки то и дело пытаются схватить его за горло, прекратив эту пытку. Перед днем Х он на сэкономленные деньги покупает очаровательную подвеску в виде четырехлистного клевера. Удача им пригодится. Они проводят выходной, гуляя по городу, заглядывая в соблазнительные витрины магазинов и перекусывая в уютных кофейнях. Боль, свернувшаяся ужом в желудке, утихает, позволяя юноше наслаждаться последним спокойным деньком. Адриан крепко сжимает теплую ладошку и безмолвно молится, чтобы это мгновение не заканчивалось. Синие глаза напротив, переплетающиеся пальцы, тонкий запах корицы и звонкий смех. Не сломалась, не погрязла в тине самобичевания и депрессии. А синяки… от синяков остались лишь шероховатости на нежной коже. Да и те пройдут.

***

Ночь перед днем Х Адриан проводит в горячке, ерзая и перекатываясь на постели. Капли пота стекают по лбу, теряясь в светлых бровях, и юноша обхватывает себя руками, стараясь успокоиться. Если она сообщит в полицию, он будет рад. Если она будет кричать, бить его, угрожать — он будет рад. Но он сломается, если она запомнит его таким, как он был в тот вечер. Если она промолчит, сдержит все в себе, а затем выгонит его, запретив даже мысленно возвращаться к ней. Если она, проглотив обиду, сделает вид, что все хорошо, что ей не больно от его поступка, от его лжи, от его страха. От того, что он — трусливая тряпка, побоявшаяся нести ответственность за то, что он мог избежать. Был в силах предотвратить. Утром он отказывается от предложения Гориллы подвезти и пешком спешит в пекарню Дюпэн-Чэнов. Маринетт уже ждет его на крыльце и радостно машет при виде возлюбленного. Адриан заставляет себя улыбнуться в ответ, подхватывает легкий рюкзак девушки и обнимает ее за талию, стараясь не думать, что, возможно, это их последнее объятье, как и последний разговор. Он предлагает ей пройтись через парк и усаживает на лавку, совершенно не заботясь о том, что они катастрофически опаздывают на первый урок. Адриан прячет дрожащие руки и молча смотрит на девушку, которая с явным беспокойством в глазах теребит рукава длинной рубашки. — Что-то не так? — выдыхает она, и Адриан вздрагивает, отводя взгляд. — Я… — он судорожно вздыхает. — Я должен тебе кое-что сказать. Девушка открывает коробочку с булочками, приготовленными Сабин, и выпускает в осенний воздух приятный аромат корицы. — Будешь? — спрашивает она, на пробу откусывая кусочек лакомства. — Маринетт, я серьезно! — восклицает Адриан, утыкаясь лицом в ладони. Щеки стремительно бледнеют, а язык разбухает, отказываясь шевелиться. — Ладно, — девушка прячет булку обратно в коробочку. — Я слушаю. — Тот вечер… когда… — Адриан расплывчато взмахивает рукой, и девушка закусывает губы. — Ну, ты понимаешь. Я должен сказать, что… что я там… — Я знаю, — спокойно перебивает его Маринетт. В голосе появляются доселе неведомые стальные нотки. — Я знаю, что ты ни в чем не виноват. — Нет, я не о том, что не смог уберечь тебя, — Адриан глухо стонет, отнимая руки от лица. Ему хочется схватить девушку, обнять, укрыть собой от всего внешнего мира, но все, что он может себе позволить — лишь заглядывать ей в глаза, нервно постукивая ногой по асфальту. — Я был… — Я знаю, — со вздохом повторяет Маринетт. — Я знаю, что ты был Котом Нуаром. Адриан вздрагивает, удивленно распахивая глаза. Все подготовленные слова, все извинения так и не срываются с губ, подавленные искренним удивлением. — Но откуда? — выдыхает он, оглядываясь. — Он сам сказал мне, — отвечает Маринетт, переводя взгляд на пальцы юноши. — Сказал, что ты Нуар, что ты действительно любишь меня, что его одолела глупая ревность, что он поставил свои метки на мне, желая показать, что я — его собственность. А еще он больше не вернется. Адриан не находит слов, не может сформулировать мысли, бешеным роем крутящиеся в его голове, и девушка продолжает: — Ты выкинул кольцо, — констатирует она. Юноша кивает, обхватывая себя руками и начиная еле заметно раскачиваться из стороны в сторону. — Хорошо. А теперь давай перекусим и поспешим, я не хочу опоздать ко второму уроку. — Но ты… — Ты действительно хочешь об этом поговорить? — вкрадчиво спрашивает девушка. — Нет, я не злюсь, ведь это был не ты. Я люблю тебя, но, пожалуйста, давай не будем вспоминать больше об этом ни-ког-да. С этим покончено. С ним покончено, с супергероями покончено, с прошлыми нами покончено. Будешь? Адриан берет протянутую булочку и кусает, стараясь достать до начинки. Маринетт улыбается и обхватывает его худенькими руками за плечи. Они больше не вспоминают об этом ни через день, ни через неделю, ни через месяц. И даже спустя год, когда в городе появляются новые Леди Баг и Кот Нуар, они лишь переключают канал на телевизоре и крепче обнимают друг друга. Холодный тихий ужас постепенно отпускает Адриана. Маринетт начинает спать спокойно.